Учебник риторики. Тренировка речи с упражнениями

Предисловие к первому изданию (1962)
В музыкальной среде ходит по кругу веселая шутка; играть на рояле совсем не трудно: нажимайте только нуж­ным пальцем в нужное время на нужную клавишу.

Эта шутка применима и к риторике; речь произнести совсем не трудно: говорите только нужные слова в нуж­ное время по нужному адресу. Но легче сказать, чем сде­лать. Пианистом или оратором не станешь за один день. Пианист бесконечно тренирует пальцы, пока не овладе­ет беглой игрой на клавиатуре; овладеть ораторским ис­кусством позволит только длительная и упорная трени­ровка речи и мышления.

Возможно, вы слышали о ком-либо из знакомых: он знает, но плохо выражает свои мысли.

Многие люди искренне убеждены, что не могут про­износить речи. «Мне это не дано. Это дар, которого я ли­шен». И при этом произнесут небольшую речь о том, что не могут произносить речи. Какой парадокс! Кто может говорить, тот сможет овладеть искусством речи: важно знать основные правила и, конечно, потренироваться. Каждый вопрос, каждое предложение и каждая беседа -это речь в миниатюре. Почему же нельзя произнести бо­лее длинную речь, а также в присутствии слушателей? Предлагаемый учебник задуман как систематическое вве­дение в современную риторику. Его назначение — помочь формированию навыков речи и ведению дискуссии; крат­ко, связно и в доступной форме раскрыть «железные» правила, доказавшие свою действенность в ораторской практике. Речь идет о наставлении не по художественно­му чтению, а по речевой практике, безразлично в какой жизненной сфере. Эта книга — в основном результат опы­та и размышлений из педагогической, а также полити­ческой и повседневной жизни. Я также опрашивал все­возможные малые, средние и большие «умы» и был удив­лен, что все они знали, что говорить на такую тему, как риторика.

Задача обучающегося ораторскому искусству — не в том, чтобы бегло пролистать эту книгу и ухватить не­сколько забавных примеров, а в ежедневных (!) по не­скольку минут речевых упражнениях. Кто не готов тща­тельно и не торопясь прорабатывать важнейшие положе­ния, предложенные в учебнике, не стоит и начинать. Жаждущим обучения новичкам эту нелегкую пищу ре­комендую принимать в гомеопатических дозах, чтобы не страдать от духовного «нарушения пищеварения». Выпол­нять упражнения лучше всего вместе с друзьями. Тогда каждый контролирует другого и, кроме того, представ­ляет публику.

Всегда что-нибудь получится, если добавить настой­чивость и терпение.

Я благодарен за критические замечания и дополнения.

Однако подумаем о следующем: умение говорить не предполагает говорить без умолку.

Именно сегодня, благодаря газетам и радио, а также эпидемии различных мероприятий в современной индус­трии всевозможных контактов, мы переживаем инфляцию слова. Со словом надо обращаться осторожно и с чувст­вом ответственности. Хороший оратор говорит меньше, зато лучше.

Слово не является ни добром, ни злом; оно может по­мочь, но может навредить или уничтожить.

«Слово должно быть мостом. Но может быть и сте­ной» — говорил Альбрехт Геэс.

При работе над этой книгой я соблюдал три принци­па, на которые обращали внимание еще античные знато­ки риторики: «docere, delectare, movere» — учить, радо­вать, побуждать.

Не каждый, кто проработает эту книгу, станет хоро­шим оратором, но надеюсь, будет в риторике сильнее, чем прежде.

Лилиенталь-Трупе близ Бремена

май 1962 Хайнц Леммерман

Предисловие к переработанному изданию (1986)
Этот учебник написан для школьников, для обучаю­щихся самостоятельно и просто для заинтересованных лиц, то есть для представителей различных профессий и заня­тий, желающих освоить риторику. Предложенный учебник не научный трактат, не книга рецептов на все случаи рито­рики, — а своего рода полезный справочник, обеспечиваю­щий «страховку» в практической риторике.

Эта книга хорошо принимается читателем уже около 24 лет и выдержала много изданий. Меня радует, что некото­рые ее идеи и новые понятия вошли в специальную лите­ратуру.

Структура книги в значительной мере сохранена. В со­держание внесены изменения и дополнения, продиктован­ные временем. При этом учтены итоги опыта, выводов на­уки и размышлений последних лет.

Сегодня важная сторона любой деятельности — дискус­сии, дебаты и переговоры. Этот круг тем охвачен мной в книге «Школа дебатов. Статьи по диалогической ритори­ке». Книга вышла в 1986 г. в издательстве «Олцог», задума­на как дополнение к настоящей, как» Учебник, часть 2″.

Что относится к речи, справедливо и для написанного: ни одна книга не является настолько хорошей, чтобы ее не­льзя было улучшить. Поэтому я надеюсь и в дальнейшем на конструктивную критику.

От всего сердца благодарю мою жену Руфь, которая от­печатала текст и критически его просмотрела.

Лилиенталь-Трупе близ Бремена май 1986 г.

Хайнц Леммерман

1. ВВОДНЫЕ УПРАЖНЕНИЯ — ВВОДНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ

1.1 Вводные упражнения
Если Вы полистали эту книгу или прочли ее по диа­гонали, сразу же начинайте упражнения в речи, всевоз­можные указания по которым даны в разделе 3 этой гла­вы. Например, можно прочитать вслух короткие газет­ные статьи (перед воображаемыми слушателями) и сразу же пересказать их содержание собственными словами.

Разделы «Дыхание» и «Речь» можно освоить постепен­но, в процессе изучения книги, потому что хорошее уп­равление дыханием, четкое произношение и эффектив­ное речевое мышление — фундамент свободной речи. Постоянная тренировка памяти также представляет ог­ромную ценность для каждого оратора.

1.1.1 Дыхание
«Дыхание правит всем» (индийская пословица). Мы дышим от рождения до смерти. И это стоит того, чтобы делать правильно. Для поддержания жизни достаточно просто вдыхать и выдыхать. При вдохе мы набираем кис­лород и с его помощью создаем энергию. При выдохе мы выделяем вещества, вредные для организма. Гете так вы­разил чередование вдохов и выдохов:

В дыхании есть два блага, без сомненья:

То воздух полнит грудь, то выдох дарит облегченье;

Что там — стесненное, здесь — свежесть и свободу обретает,

Да, жизнь чудесное смешенье представляет.

Будь благодарен Богу, если он тебя теснит,

И благодарен будь, коль вновь освободит.

Вдохнутый воздух совершенно необходим для речи, пения, стонов и других жизненных проявлений. Легкие дышат не сами; скорее, они вентилируются благодаря движению дыхательный мышц.

Бесчисленные легочные альвеолы не могут быть ак­тивными, напротив, они зависят от мускулов, располо­женных вокруг легких.

Наша задача не хватать воздух, а набирать его в лег­кие, и по возможности, именно через нос: тогда воздух нагревается и фильтруется. При дыхании только через рот быстро пересыхает гортань — в результате осипший голос и воспаления дыхательных путей. Многие люди при вдо­хе размещают под своими ключицами лишь немного воз­духа. Но мы используем нашу «воздуходувку» полностью, то есть мы предпочитаем «глубокое дыхание» (диафраг-менное или брюшное дыхание) и боковое дыхание. И не довольствуемся верхним дыханием, последствием кото­рого могут быть спазмы, особенно при поднятом положе­нии плеч. Вы дышите правильно, если брюшная стенка округляется, а бока растягиваются.

Используйте глубокое дыхание, по возможности дыши­те свежим воздухом (20 вдохов). Прежде всего выдыхай­те и оставляйте внутри воздух в спокойном, тихом состо­янии до очищения отдаленнейших уголков легких. По­лезно представление о вдыхании аромата цветов.

Мы займемся дыхательными упражнениями при про­изнесении звуков «с», «ш» и «ф»; а позднее — при произ-

несении гласных и слогов. Произнося эти звуки, воздух выдыхают медленно или толчками.

Обходимся с дыханием экономно, большего достига­ем при меньших затратах воздуха. (Не допускаем ника­кого «дикого воздуха», как это бывает у плохого флей­тиста ). Мы тренируем «поддержку дыхания»:

Выговариваем каждое слово в предложении пре­дельно медленно и протяжно.

Говорим в нормальном темпе как можно дольше на одном дыхании.

Не радуйтесь, пока не произнесете предыдущую ци­тату из Гете на одном дыхании без труда.

Основное правило речевой практики: вдыхай воздух только тогда, когда по смыслу допускается пауза. При быстрой манере речи у нас время только для недолгой пе­редышки, не допускающей полного дыхания.

Овладение навыками правильного дыхания — пред­посылка хорошей, богатой оттенками речи. Мы часто слу­шаем ораторов, которые через 10 минут выступления за­дыхаются, будто поднялись на вершину Цугшпитце (в Альпах, примеч. перев.).

Управление дыханием еще больше, чем все другие проблемы речи, нуждается во внешнем контроле. Книга дает только общие рекомендации. С техникой дыхания и, соответственно, дыхательной гимнастикой советуем познакомиться, например, в народных университетах и принять участие в занятиях.

1.1.2 Речь
В последующих рассуждениях о речи вы встретите лишь необходимый арсенал средств оратора: указания по произношению и по особым источникам опасностей. Если у Вас относительно произношения трудности осо­бого рода, то хорошо сделаете, если разберетесь во всем множестве упражнений по технике речи в книгах, приве­денных в списке литературы.

Учебник типа настоящего хорошо дополняет, но ни­коим образом не заменяет курс техники речи и оратор­ского мастерства.

Оратор не актер и не декламатор. Поэтому от него не требуют художественного чтения. Но говорить отчетли­во и осмысленно он обязан. Хорошим должно быть зву­чание голоса. Силу голоса, ударение, темп, тембр, резо­нирование настраивают в соответствии с имеющейся си­туацией, но прежде всего добиваются плавности речи. История знает ораторов, которые благодаря своей лич­ности и дикции имели большой успех, хотя их речь зву­чала плохо. Например, у Бисмарка голос был писклив и полон астматических шумов. Казалось, что звуки, про­износимые им, исходят из отверстия запонки для воро­тничка. Но это звучание не имело никакого значения. Побеждало отчетливое, звучное произношение.

При артикуляции основную работу выполняют язык и губы, поэтому движения их мускулов должны быть осо­бенно четкими.

Речь облегчается тем, что по привычке губы всегда не­сколько выпячены. Челюсть же постоянно остается по возможности свободной, чтобы разгрузить шейные мус­кулы. Не подражайте жевательным движениям многих «говорящих щелкунчиков», вызывающим спазмы и утом­ление (помогает гимнастика языка — произносите зву­косочетания «лалелилолу», «татетитоту» и др. ). Упраж­няйтесь в произнесении всех речевых звуков от А до Я и контролируйте отчетливое произношение всех звуков. Гласные образуются при различных округлых положени­ях губ: и-е-а-о-у; в такой последовательности возрастает округление губ. При произнесении и и е часто формиру­ют более плоское и широкое положение губ и затем из­дают звук вроде плачущего или сдавленного. При резком

вступлении гласных звуков голосовые связки под действи­ем потока воздуха внезапно размыкаются: так возникают гортанные звуки. Но мы обращаем внимание на мягкое вступление голоса, которое лучше достигается, если пред­ставим перед гласной звук х.

Согласные звуки должны быть четко отделены друг от друга. Слушатель должен воспринимать каждый слог, понимать каждое слово ясно и точно. Небрежное смеше­ние звуков (например, п-б, д-т) нередко ведет к непони­манию. Особо следует сказать о необходимости разделе­ния конечных и начальных согласных, если они одина­ково звучат в словах, непосредственно следующих друг за другом (например, говорящий подразумевает «… und denkbar ware das» (и это было бы благодарностью), одна­ко слушатель понимает: «… undenkbar ware das»(n это было бы неблагодарностью).

Следующие упражнения научат произносить согласные:

Шепот необыкновенно увеличивает силу артикуля­ции. (Ученики нередко используют это упражнение для оказания помощи соседу по парте, попавшему в затруднительное положение.)

Намеренно быстрая речь повышает беглость произ­ношения при большом числе согласных. Для этой цели подходят скороговорки: «Тот, кто ничего не знает и знает, что он ничего не знает, знает больше, чем тот, кто ничего не знает, и не знает, что он ни­чего не знает» и др.).

Если различные согласные следуют непосредствен­но друг за другом, то язык и губы изменяют поло­жение почти сразу. Если же этого не происходит или происходит слишком медленно, то возникает пол­ный беспорядок, мы слышим так называемый «ви­негрет из согласных».

Чтобы голос был сильным, с хорошим резонирую­щим звучанием, произносим медленно предложения со многими подходящими носовыми согласны­ми (м, н, нг), например: «Von dem Dome schwer und bang tbnt der Glocke Grabgesang»*.

Хорошее упражнение для улучшения резонирующе­го звучания — напев вполголоса. Мелодию напевают отдельными звуками и в медленном темпе. Губы не сжимают, напротив, оставляют свободными. Даны указания по правильному произношению, которые легко выполнимы.

Основное правило ударения гласит**: корень легко подпадает под ударение; аффиксы обычно безударны, но не «проглатываются».

Мелодия предложения (изменение силы звучания) не остается неизменной, напротив, она ступенчато изменя­ется, как правило, повышаясь в начале и падая в конце предложения. Ударение — важнейший компонент пред­ложения. Каждое предложение имеет только один пик ударения. Под пиком ударения не всегда подразумевает-

* Предлагаем стихотворение Марины Цветаевой «Мореплаватель». Ее стихи со звуковым многообразием и богатством интонаций подходят для учебных целей.

Закачай меня, звездный челн! Голова устала от воли! Слишком долго причалить тщусь, — Голова устала от чувств: Гимнов—лавров—героев—гидр, — Голова устала от игр! Положите меж трав и хвои, — Голова устала от войн…

«Правильно ставить ударение — это правильно говорить; ударение име­ет большое значение в русском языке. В отличие от других языков, на­пример, французского, польского, в русском языке ударение не фик­сировано, т. е. не прикреплено к определенной части слова, а может падать на любую часть, на любой слог (доктор, кирпич, забросать, вы­вернуть); ударение подвижное: одно и то же слово в разных граммати­ческих формах имеет разное ударение (отломить—отломлю—отломит; занять-займу—занял; люди—людей—людьми). С акустической точки зрения ударный слог произносится с особой силой, ясно, отчетливо, а безударные — ослабление, редуцированно. Об особенностях ударения см.: Словарь ударений для работников радио и телевидения. — М.: 1970).

ся одно слово. В случаях, требующих особого выделения, подчеркиваются целые смысловые отрывки.

Ударение имеет в речи особое значение: изменение ударного слова изменяет смысл всего предложения. Два примера: мы восклицаем: «Да это было бы еще лучше!» , Зло-иронично звучат эти слова, если мы сделаем другое ударение: «Да это было бы еще лучше!» Или «Я еду сегод­ня в Берлин». Это предложение может получать различ­ное смысловое значение в зависимости от того, какое слово я выделю.

Например:

Я еду сегодня в Берлин (а не мой сын);

Я еду сегодня в Берлин (а не лечу);

Я еду сегодня в Берлин (а не завтра);

Я еду сегодня в Берлин (а не в Гамбург). Многие ораторы имеют обыкновение вновь и вновь делать ударение в конце предложения. Они выделяют последнее слово, повышая тон или растягивая слово по слогам, даже если это слово несущественно. Это непра­вильное ударение в большинстве случаев вызвано затруднением, возникающим из-за следующего предложения, которое еще не «вертится на языке».

Есть три способа обозначить ударение: 1. Повышение тона. 2. Усиление звучания голоса. 3. Замедление речи (мед­ленный темп речи). Как правило, эти средства сочетают: если я говорю громче, то замедляю речь и повышаю зву­чание голоса.

Остерегаются отрывистой манеры речи (в экстремаль­ных ситуациях агрессивного тона). Говорите всегда плавно, связно, не спеша, так, чтобы на слушателя воздействовали смысловые блоки слов. Если не встречаются особые пики ударения, то следуем естественному ритму речи. «Внутри предложения мы стремимся к упорядочен­ным изменениям, потому что структура нашего языка требует тяжелых и легких слогов … организованных под­ходящим образом, непринужденно, легко» (фон Эссен).

Без логической основы (иногда даже против всякой ло­гики!), из чисто ритмической потребности.

Я уже говорил о том, что оратор обязан владеть яс­ной, выразительной речью, произносить предложения плавно, в спокойной манере. Предупреждаю, что не сле­дует для упражнений брать за основу разновидность ка­кой-нибудь парадной речи с выражениями, подлежащи­ми удалению, подобно пустой породе.

Укажу пороки речи, которые, несомненно, мешают слушателю или вредят оратору:

Слишком высока тональность речи! Утомление и повреждение голосовых связок не заставят себя ждать. Мы намеренно говорим более низким тоном, мы бережем наш голос.

Сдавленный голос воспринимается как неестес­твенный, из-за поспешного дыхания и сокращения шейных мускулов.

Проглатывание конечных слогов.*

«Звуки размышления»: мы могли бы их назвать «атавистическими звуками»: о-о-э и э-э и т. д. Из­вестно, что даже выдающиеся ораторы не могли из­бавиться от атавистических звуков в течение, по­жалуй, всей своей жизни.

Причина? У оратора «на языке» нет готового следующего предложения, но он полагает, чувствуя вину перед слушателями, что лучше «выдать» хоть

Несколько слов об особенностях произношения в русском языке. В основу русского произношения лег «акающий» московский говор. М. В. Ломоносов находил эту его черту привлекательной. В современ­ном произношении на месте букв в и о в первом предударном слоге после твердых согласных произносится о: вала, сасна. В начале слова предударные в и о произносятся как а: атец, ахрана и т. д. Если наруша­ются правила произношения, то речь плохо воспринимается. О нормах русского литературного произношения см.: Ожегов СИ. Сло­варь русского языка (любые издания, предпочтительно последние); Со­временный русский язык: Учебник для институтов. Ч. 1. /Под ред. Д. Э. Розенталя. — М.: 1976.

что-нибудь, а это всего-навсего переходный мос­тик атавистического звука. Чаще всего замечают, что оратор «не на уровне», что у него множество атавистических «звуков размышления». В этом слу­чае проблему может снять контроль с помощью маг­нитофона.

Носовое или картавое звучание. (Знаменитый торговец предметами искусства Вол-лард встретил в обществе незнакомую даму. Она очень заметно «говорила в нос». Воллард спросил у своего соседа: «Не находите ли, что эта дама много выиграет, если ее труба будет звучать реже?» «Со­вершенно с Вами согласен, — отвечал сосед. — Я в течение 30 лет не могу к этому привыкнуть. Со­бственно, я ее муж») Мы слишком редко выясня­ем, какое впечатление производят на других наш голос и манера нашей речи. «То, что оскорбляет уши, не может проникнуть в душу человека», — сказал учитель римлян в риторике Квинтилиан. Остерегайтесь также брызг изо рта во время речи; как писал Вильгельм Буш: «Брызги с губ, глаза свер­кают: «речь ему в охотку». Мокрой стала от слюны «шпионская» бородка».

Для голоса вредны всякие чрезмерные восклица­ния, хмыкание и кашель.
Рычание более подходит иным зверям, нежели нам, людям. У некоторых ораторов из-за чрезмерного форсирования звука хриплый голос и звучит как шум при встряхивании коробки с канцелярскими кнопками, а у других слова звучат прерывисто, а между ними длинные паузы. Обращаем Ваше внимание, как важна для оратора плавная речь, ведь мы произносим взаимосвязанные слова, а не только слова в отдельности. Медики, специалисты по голосу и речи квалифицируют в на­учных трудах заикание как «спазматический невроз выражения». Установлено, что среди заикающихся гораздо больше мужчин, чем женщин, и процент­ная доля заикающихся возрастает к Западу: в Анг­лии, например, эта доля больше, чем в Германии, в США больше, чем в Англии. Согласно оценке, чис- ло заикающихся в Северной Америке превышает 2 миллиона человек. Случайное заикание людей с не­поврежденной речью объясняется мгновенным ис­пугом и чувством незащищенности, заикание мо- жет быть преодолено с помощью частых речевых упражнений. Большинство названных пороков речи может быть устранено только терпеливой работой, лучше всего под руководством педагога по речи (ло­гопеда) или учителя пения. Если существенный порок не удается устранить таким образом, значит он обусловлен органическими причинами. В этом случае целесообразен визит к врачу-специалисту. «Сегодня ни один человек не откладывает визит к зубному врачу до тех пор, пока разрушатся зубы. Но с голосом обращаются в той или иной степени по-варварски» (Шмидт).

Диалект *

В «Занимательном справочнике по немецкому язы­ку» Ганс Райман собрал вместе и расположил в алфавит­ном порядке разнообразные причины, определяющие тип речи.

«Речь зависит от географической широты, губ, домаш­него воспитания, друзей детства, ландшафта, неба, носа, окружения, питания, степени пространности изложения, школы, языка.» И далее: «Речь всегда окрашена, несте­рильна, пронизана особенностями… У нас есть учебни­ки для актеров и тех, кто хочет ими стать. Проповедуе­мый этими учебниками язык откосится к живому языку,

* Диалект — это говор, наречие, на котором общаются жители, прожива­ющие в каком-либо регионе.

как муляж к живому прототипу». Под этим мы можем под­аться целиком и полностью. Мы не хотим, чтобы речь была «дистиллированным продуктом стерильной сцени- ческой манеры выражения» (Килиан). Но понимаемый с трудом диалект должен быть отклонен так же, как и обез­личенный, бесцветно-гладкий официальный язык. Упот­ребление диалекта должно и может иметь право на жизнь, но ограничено правильным использованием и уместно, если хорошо понимается слушателями.

Если мы говорим на понимаемом с трудом диалекте, то остается только одно: с помощью упорных занятий ус­транить те особенности, которые мешают речевому кон­такту с людьми из других областей. Хороший оратор из Южного Бадена в большей степени использует диалект на своей родине, но может говорить и так, что его пони­мают немцы в области Нордшлезвиг. Некогда в Бонне северогерманский политик в высшей степени раздражен­но прервал словесный поток одного значительного това­рища по партии из Швабии: «Если Вы не прекратите вы­ражаться на швабский манер и не начнете говорить на разумном литературном немецком языке». — И тут он взлелеял мысль о мщении — «denn so fangt wi an, platt to snacken, un denn schast du sehn: Du versteihst keen Wo-ort!»(dann fangen wir an, plattdeutsch zu reden, und dann wirst du sehen: Du verstehst kein Wort! — тогда мы начнем говорить на нижненемецком диалекте и увидишь: не пой­мешь ни единого слова!).

Ораторам желательно добиваться понимания. Буш описал в «Повествователе Клякселе» это следующим образом:

Как весело из шлюза рта, бывает,

Парусники мыслей выплывают,

При попутном ветре добром

Правят вдаль по гулким волнам

К головам людей, к гаваням ушей,

(Хоть порою, сидя в ряд, эти люди … крепко спят).

1.1.3 Упражнение в речи
«Легкая и трудная победа: один добивается шутя, дру­гой — напряженным трудом, нажимая так, что у него го­лова раскалывается», — повторим мы вслед за Вильгель­мом Бушем. Так же обстоит дело и с речью: то, что одно­му дается тяжело, другому легко. Старое изречение гла­сит: «Poeta nascitur, orator fit(Поэтом рождаются, ора­тором становятся»). До известной степени ораторское ис­кусство можно постичь самостоятельно. Лучше всего, если упражнения в речи проводят в кругу друзей или слу­шателей одного курса; в этом случае возможны взаимо­контроль и взаимопомощь. Уже Квинтилиан (примерно 30—96 г. н. э.) заметил, что ораторское искусство требу­ет напряженной работы, необыкновенного усердия, раз­нообразных упражнений, богатого опыта, высокого ума и современного мышления.

Систематические упражнения по формированию речи должны выполняться достаточно долго, например — каж­дую неделю в течение полугода.

Ниже я обобщил десять основных положений, кото­рые, как показал опыт, приводят к свободному выраже­нию мысли. Дело в разумном поэтапном продвижении к заданной цели, начиная с простых упражнений и посте­пенно расширяя сферу речевых навыков. Каждое из этих обязательных упражнений нужно выполнять минимум двадцать или тридцать раз.

1. Чтение текста.

Громко читайте вслух (например, газетную статью) , бросая время от времени взгляды на воображаемых слу­шателей. Добивайтесь с помощью контакта глаз с вооб­ражаемой публикой ощущения свободной речи. При этом Вы систематически мгновенно читаете, забегая вперед, небольшие отрывки и сохраняете их в памяти. Это луч­шее упражнение для подготовки речевого мышления, при котором мысли немного опережают слова.

2. Передача смысла.

Прочтите отрывок, содержащий примерно от двух до пяти предложений и затем перескажите его, а именно:

по возможности дословно (старайтесь запомнить детали!) или собственными словами (самостоятельно формируй­те речь).

3. Речевое мышление.

К свободной речи приводит ни чтение статей, ни за­учивание их наизусть, а лишь постоянное упражнение по формированию речи на основе конспекта ключевых слов и речевого мышления.

Термином «речевое мышление» мы обозначаем тес­ную связь мышления и речи: мышление во время речи и речь во время мышления. Практически это означает, что существенная часть замысла (его мысленная опора) пред­ставлена с помощью ключевого слова или ряда ключе­вых слов (ключевое предложение).

Ключевое слово дает мне мыслительный импульс, и это побуждает меня раскрыть мысль формируя речь.

Поясним это на примере: Демосфен — величайший оратор древности,требовал от греческих племен, чтобы они были едины в борьбе против царя Филиппа.

Это предложение с помощью ключевых слов можно было бы представить так: Демосфен — величайший ора­тор древности — требовал от греческих племен единства против царя Филиппа. Эти ключевые слова являются кар­касом, вокруг которого группируются остальные слова.

Упражнения для ораторов в речевом мышлении заклю­чаются в том, чтобы вновь и вновь выявлять ключевые слова.

Швайнсберг говорит « о свободной подвижности вокруг неподвижных точек».

Перефразирование слов, сопряженных с ключевыми, можно выполнить, например, так: Демосфен, как известно, был величайшим оратором Древней Греции. Вновь и вновь призывал он греческие племена быть едиными, потому что только так они могли выстоять в борьбе про­тив царя Филиппа. Или: Величайший оратор древности Демосфен вновь и вновь требовал от греческих племен: «Будьте едины, если вы начинаете великую борьбу про­тив могущественного царя Филлиппа».

Вообще много возможностей для оформления этого небольшого каркаса, если пользоваться концепцией клю­чевых слов. Оратор не цепляется намертво за имеющую­ся фразу, напротив, он ту же самую мысль формулирует опять и опять, но по-новому. Оратор, пока говорит, уже успевает пробежать глазами следующее ближайшее клю­чевое слово и за короткое время запомнить его. «Следу­ющее предложение может быть для предшествующего «милее брата». Следующее предложение всегда является проблемой текущей минуты» (Науман).

Описанное третье основное положение создает пред­посылку для дальнейшей работы. Эту работу можно про­водить не очень часто. Эффективно дополнительное упражнение — оно состоит в следующем: начало предложения записывают, а затем заканчивают в свободной сло­весной форме.

Здесь я хочу заметить, что громкая речь имеет боль­шое значение для уяснения наших представлений. Всем ораторам рекомендуем читать сочинение немецкого писателя Генриха фон Клейста (1777 — 1811) «О посте­пенной подготовке мыслей во время речи». Клейст пре­образует французскую поговорку «l’appetit vient en man-geant» (Аппетит приходит во время еды) в «l’idee vient en parlant» (Мысли приходят во время речи). (Сочинение Клейста является ключевым для главы о подготовке до­кумента к записи, см. 2. 2. 2).

Мы усиливаем наши языковые возможности также с помощью определения (дефиниции) понятий.

Дефиниция определяет понятия, вырабатывает стиль

ражения, сочетающий широкий охват с выразитель- у стью. (Что такое: дом — государство — демократия и т. например, что такое глобус? Глобус — это вращающий- полый шар, раскрашенный в разные цвета; с помощью градусов широты и долготы дает наглядное представле­ние о земной поверхности).

Определение дефиниции дает Генрих Лансберг, когда пишет: «Дефиниция есть перифраза (описание) значения слова с целью отграничения объема значения этого сло­ва от возможных синонимов (похожих слов).» Упражне- ние в разработке определений очень важно для оратора. Он должен уметь быстро и точно постигать суть явления, предмета, если в дискуссии ему будет предложено дать разъяснение какого-нибудь предмета или слова (напри­мер: что, собственно, Вы понимаете под конъюнктурой?) Это совсем не так легко, как полагают. Тот, например, кто определит человека как «бесперое двуногое», уловит только часть сущности, но не суть человека. Этим опре­делением он уподобит человека ощипанной курице, кен­гуру и мыши, прыгающей в горшке.

Умение определить и выразить суть явления — цель обучения риторике.

4. Рассказ

Попытайтесь образно, увлекательно рассказать о все­возможных случаях, анекдоты, короткие истории, путе­вые заметки и т. д.

Возьмите, например, рассказы Германа Гесса (в сборни­ке «Авторский вечер») и другие произведения малых форм. Превосходно подходят сюжеты Лессинга. Не успокаивай­тесь, пока действительно не воспроизведете фабулу.

Хорошее упражнение на концентрацию внимания: сделайте обзор дня. Расскажите в течение пяти минут о наиболее существенных итогах Вашего дня. При этом об­ратите внимание на спокойную, плавную манеру речи.

Для рассказа о прошедших событиях Эдгар Нейс дает несколько обобщающих указаний, которые заслуживают нашего внимания:

В рассказах о прошлом рассказчик исходит из пе­режитого им самим.

Рассказывать следует свежо, непринужденно и ес­тественно.

При этом рассказчик использует разговорную лек­сику.

Чаще всего рассказ ведется в прошедшем времени, лишь в острых ситуациях рассказчик выбирает на­стоящее время.

Рассказчик обращается непосредственно к своим слушателям.

Если рассказ длинный, рассказчик мысленно разра­ботает каркас плана, благодаря которому упорядо­чит свои мысли, придаст повествованию направле­ние и цель. При этом рассказчик обращает внима­ние на начало, которое должно возбудить в слуша­теле напряжение, на кульминационный пункт, в котором напряжение достигает наивысшей точки, и на окончание, позволяющее слушателю ослабить напряжение.

Естественно, рассказчику необходимо хорошо знать содержание рассказа. Но в момент выступле­ния у него наготове собственные устные формули­ровки этого содержания. Если же во время выступ­ления оратору придут новые мысли, они тут же во­площаются в слова. Но эта размышляющая речь, конечно, предполагает определенную зрелость ора­тора и технический опыт.

На небольшие перерывы и помехи речи, возника­ющие во время выступления, лучше всего не обра­щать внимания; выступающий делает вид, будто это естественные паузы; слушатели, заметив их, в боль­шинстве случаев не различают, пауза это или неожиданная заминка. Позднее позаботьтесь об устра­нении этих помех. В век изобилия образов и слов на радио и телевидении почти исчезло искусство рас­сказа. Однако намечается определенный «ренессанс» в этой области, многие люди стали с очевидной сим­патией относиться к этой личной, а зачастую интим­ной форме общения.

5. Деловое сообщение

Готовим извлечение из газетной статьи в виде ключе­вых слов и воспроизводим собственными словами с по­мощью конспекта ключевых слов содержание статьи (пе­рефразирование), лучше всего многократно с различным словесным оформлением.

Заключительные упражнения:

Сокращаем статью (сжато вплоть до одного пред­ложения!).

Расширяем статью, добавляя собственное мнение.

Следует стремиться к плавной речи, но что называет­ся не «чересчур отшлифованной». Случайные (!) останов­ки, случайные (!) повороты вовсе не искажают правиль­ного выражения, но речь приобретает определенную вы­разительность и жизненность. Английский министр Антони Идеи во время речи никогда не допускал остано­вок. Его речи всегда были бесподобно аккуратными, но также и бесподобно холодными, как сообщает граф Пюклер (газета Deutsche Allgemeine Zeitung, 24 июля 1938).

Но речи Черчилля или Болдуина, произнесенные да­леко не так гладко, волновали и увлекали слушателей.

Если Вам удается с помощью конспекта ключевых слов произнести десяток предложений в «полусвободной» речи при ее спокойном, равномерном течении, у Вас оп­ределенно прогресс. Обращаем внимание, чтобы пред­ложения произносились до самого конца без их пере­стройки, без растягивания частей предложения и без пауз Для размышления. Многие ораторы не обеспечивают правильного течения речи. Они сжимают отдельные части предложения в блоках слов (произносимых быстро) и делают между ними неоправданные паузы.

Вновь и вновь упражняйтесь в произнесении речей эк­спромтом.

Рассмотрите картину, опишите событие, изображен­ное на ней. Внимательно разглядите детали и их взаимос­вязи. Выразительно расскажите о представленных в кар­тине образах, дайте меткие сравнения.

Рекомендуем проработать раздел о подготовке, пос­троении и произнесении речи. Много указаний дает под­раздел о стиле речи, средствах выражения, о вступлении, заключении и помехах речи. Указания быть могут учте­ны уже в настоящий момент.

6. Речь, выражающая точку зрения

Сделайте сообщение длительностью от трех до пяти минут на строго определенную тему: профессиональная цель, хобби и т. д.; вначале используйте ключевые слова, а заключение совершенно свободное. Если нет слушате­лей, Вы их себе представьте. Повторите эту миниатюр­ную речь в различных вариантах: один раз вслух, один раз про себя. Определите Вашу точку зрения на содержа­ние передовой статьи в газете: соответствует ли она ис­тине? Или Вы придерживаетесь другого мнения? Допол­ните приведенные факты, свяжите с другими фактами, сформулируйте Ваш взгляд на проблему и обоснуйте его. Если тема содержит трудные вопросы, поговорите об этом с друзьями; это очень часто приводит к пониманию и углублению прочитанного. Остерегайтесь желать, что­бы это первое упражнение в речи прошло блестяще. Наша цель — не красивые обороты речи. Мы обращаем внимание на спокойное, плавное течение речи. Однажды на­чатое предложение доводите до конца, даже если вкра­лась грамматическая ошибка. Пробуйте Вашу речь снова и снова, подвергая ее как самоконтролю, так и контролю со стороны. Контроль с помощью магнитофона убережет Вас от возможных насмешек.

Постоянно расширяйте свой словарный запас. Поэто­му собирайте (в картотеке) подходящие слова и выраже­ния, которые услышали или прочли (найденные по не­обходимости в словаре). Мы берем на заметку выраже­ния, близкие по смыслу. (Не все из найденного обяза­тельно должно быть «первосортно».)

Словарный запас помогает в работе: разнообразит речь, с его помощью мы преодолеваем принятый сегод­ня шаблонный язык и стандартные выражения.

Прусский фельдмаршал Шверин (1648 — 1757) имел обыкновение предлагать своим офицерам следующее уп­ражнение в речи, которому можно последовать и сегод­ня: каждый записывал тему короткой речи, записки бро­сали в каску. Через минуту каждый импровизировал на тему, которую вытянул. Шверин говорил, что офицер дол­жен быстро действовать, быстро и точно говорить, объяс­нять и отдавать приказы. Это упражнение совершенствует живость ума, находчивость, способность к выразительной речи и концентрации внимания.

7. Изучение речей ораторов

Постоянно изучайте характерные особенности речи ораторов : во время докладов, произнесения проповедей, проведения дискуссий, радиопередач и т. д.

Каждую речь мы обсуждаем с двух точек зрения:

Что сказано: содержание, план, логика, образность, стиль и др; см. последующие пункты.

Как сказано: главные характеристики речи (сила го­лоса, высота тембра, ударение, темп, плавность, ар­тикуляция, жестикуляция и др.).

8. Анализ речи

Напечатанная речь соотносится с произнесенной так же, как консервы со свежим продуктом, и все-таки текст может многому научить (структуре, композиции, стилю и т. д.). Для изучения рекомендуются произносимые пов­седневно, а также научные доклады и речи парламента­риев с выражением их мнений. Анализируйте эти речи с помощью средств риторики, которые приведены в главе «Структура речи». Многие из этих средств Вы можете со временем включить в Ваш индивидуальный стиль.

9. Дискуссии

После некоторой подготовки наступает время рече­вой практики, прежде всего в кругу друзей и знакомых, а позднее и перед общественностью. Кто учится плавать, не обойдется без упражнений на земле; в конце концов, овладев основными приемами, он войдет в воду. Кто хо­чет овладеть ораторским искусством, тоже не обойдется теоретическими разъяснениями: придется учиться гово­рить и дискутировать. Надо, подобно плаванию, посте­пенно овладевать свободной речью: сначала в дружеском кругу или в клубе по интересам, а затем и на заседаниях. В первое время можно ограничиться короткими вопро­сами, но позже следует принимать участие в дискуссии. Если однажды и не получится, спокойно все взвесьте, обязательно участвуйте вновь, не волнуйтесь. У многих при первом общественном выступлении «душа уходила в пят­ки» (см. гл. 4, 3, 6 «Помехи произнесению речи»).

10. Речь

Теперь можно перейти к докладу. Вы хорошо сделае­те, выбрав для начала именно ту область, которой доста­точно овладели. Если проработаете следующий раздел этой книги, Вы получите в свое распоряжение арсенал средств, необходимых для такой большой речи.

В качестве упражнения для деловых сообщений выбра­на тема, для которой основным материалом служат ста­тистические данные. Мы заимствовали эти сведения из ежегодника ООН, по данным которого годовой прирост населения в период 1958—1963 гг. в различных регионах мира составлял:

Центральная Америка 2, 9%

Южная Америка 2, 8%

Азия 2, 3%

Океания 2,2%

Африка 2,0%

США 1,7%

СССР 1,7%

Европа 0,9%

ФРГ 1,3%

Задание. Подготовьте на основе этих данных деловое сообщение на тему: «Мировой демографический взрыв в 60-е годы.» (Рекомендуется сначала эту задачу выполнить со­вершенно самостоятельно, без проработки приведенных ниже предложений и рекомендаций.) Разработайте по данной теме конспект ключевых слов и изложите Ваше сообщение. После этого прочтите, пожалуйста, последу­ющие строки и проверьте, есть ли в них рекомендации, способные привести к улучшению сообщения. Надо убе­дительно показать слушателям значение и различные ас­пекты увеличения народонаселения. Некоторые выводы из приведенных цифровых данных:

Маленькое открытие: наибольший процент приро­ста населения не в Азии и Африке, а в Централь­ной и Южной Америке.

Правда, последствия прироста наиболее сказыва­ются в многонаселенной Азии.

Латинская Америка, Азия, Африка далеко оторва­лись от Европы, там приросте 3 раза больше.

Сверхдержавы США и СССР находятся на одном уровне.

В настоящее время прирост в Европе, в ФРГ превышает средний уровень.

Общий вывод: преобладающий рост цветного населе­ния.

Европа вскоре окажется «на грани». Проблемы: регу­лирование рождаемости, дефицит продуктов питания, индустриализация, новые могущественные факторы вли­яния на прирост населения. (Здесь я показал лишь неко­торые. Теперь попытаемся извлечь информацию, проана­лизировав структуру населения, причины различного прироста и т. д., чтобы основательнее развить комплекс проблем темы «Прирост населения». Но удовлетворимся представленным материалом, ведь мы ни в коей мере не стремимся отразить сегодняшнюю ситуацию, наша за­дача — дать полезный материал для упражнений.).

Сообщение, конечно, не будет настолько впечатляю­щим, чтобы приводимые в нем данные остались в памя­ти слушателя и побудили к размышлениям, если пред­ставленные цифры просто облечь в слова. Мы спраши­ваем себя, какие риторические средства можно предложить, чтобы совокупность сведений предстала наглядно и пластично. (Сравни с главой 2. «Техника подготовки»). Возможно, достаточно соблюдать принцип: надо что-то показать, и мы дополняем выступление картой мира. Пользуясь этим методом, можно наглядно показать:

Каково увеличение численности населения в на­званных регионах.

Что разница в приросте существует не только в на­правлении Восток — Запад, но что этот демографи­ческий фактор в постоянно возрастающей мере действует в направлении Север — Юг (на юге прирост населения больше).

Если нет под рукой карты мира, может помочь график (глава 4. 3. 10 «Наглядные вспомогательные средства»).

1.7 0,9 1,7

США Европа СССР

2.8 2,0 2,3

Лат. Америка Африка Азия

Всегда есть возможность небольшого сообщения к до­кладу (глава 3.3.1 «Вступление»).

«Прямая» техника. Сразу вводит в суть дела, напри­мер: Ежегодник ООН за 1963 г. дает нам интересные данные о приросте населения во всех регионах мира. Исследования относятся к 1958-1963 гг., т. е. ко времени примерно на четверть века назад. Такое начало возможно, однако.слишком сухо и ма­лопривлекательно. При таком способе воздействия у слушателя нет особой причины вслушиваться; он не переведен в состояние напряженного внимания. Техника действий начинающих по подготовке вступ­ления. Я размышляю, как уже во вступлении сухие цифры процентов облечь «в плоть и кровь». Я став­лю себя на место слушателя. Цифры процентов ему говорят еще очень немного. Но можно повысить действенность с помощью наглядного примера, свя­занного с представлениями и жизнью слушателя. Что означает годовой прирост населения, состав­ляющий 1,3%, для Федеративной Республики? Ок­ругляя, получаем по меньшей мере более 600 000 жителей в год! Напрашивается сравнение: в Феде­ративной Республике это означает прибавление го­рода такой величины, как Ганновер или Бремен. Это, кажется, много. Однако в Китае ежегодный прирост числа жителей примерно равен населению ГДР*! За 20 лет Китай, по осторожной оценке, вы­растет на величину, равную 20-кратному увеличе­нию ГДР! Эти или подобные сравнения использует начинающий, чтобы дать слушателю наглядное представление о порядке величин и одновременно раскрыть идею проблемы, которая связана с демог­рафическим взрывом.

Техника побуждения к размышлению. Можно начать с неожиданного вопроса или утверждения. Напри­мер, «Дамы и господа, я думаю, Вы будете пораже­ны, когда я Вам предложу статистические данные ООН прироста населения по регионам мира. Как

1989 г. рухнула стена, разделявшая Берлин на два сектора, и произо­шло объединение ГДР и ФРГ в единое государство.

Вы полагаете, где прирост населения больше все­го? Вероятно, Вы полагаете, как и я: в Азии или в Африке. Большая ошибка: это Центральная Аме­рика…» и т. д.

Я бы в этом случае решился на сочетание побуж­дающих к размышлению мотивов. Рекомендуется на ос­нове приводимых фактов идти к решению обсуждаемой проблемы (дефицит питания, регулирование рождаемос­ти и т. д.). По мере надобности можно также привлекать новейшие данные ООН и делать соответствующие срав­нения. Если личное мнение добавляется к деловому со­общению или фигурирует в докладе, то мы констатируем переход от делового сообщения к речи с выражением мне­ния. Принято тщательно подчеркивать, что является со­общением и что мнением или личной интерпретацией.

Конспект из ключевых слов для сжатого представле­ния темы (с помощью карты мира или графика) мог бы выглядеть следующим образом:

(введение):

ФРГ в то время — ежегодно Ганновер или Бремен (1,3%).

Китай — ежегодно — прирастает одна ГДР.

(главная часть):

Ежегодник ООН — 1958-1963 гг.

Неожиданность:

Центральная Америка 2,9% — Южная Америка 2,8%.

Следует: Азия 2,3%, Океания 2,2%, Африка 2,0%.

Последствия — Китай, Индия.

Сравнение: Бразилия — Китай, примерно одинако­вые по размеру регионы. Китай — население в 10 раз больше (см. Советский энциклопедический словарь). Показ и сравнение: южная ось Латинская Америка — Африка — Азия.

Северная ось: США 1,7% — Европа 0,9% — СССР 1,7%.

Сверхдержавы на одном уровне.

О Европе:

Проблема: перевес цветного населения.

Напряжение не только по оси Восток — Запад.

Напряжение по оси Север — Юг

(заключение):

Круг проблем.

Регулирование рождаемости.

Обеспечение питанием.

Помощь в развитии.

Индустриализация.

(Возможно: сравнение с сегодняшними данными учета). (Чтобы «обезопасить себя», формулируем заключительное предложение, чаще всего букваль­но перед выступлением): решить многообразные проблемы демографического взрыва мирным и справедливым путями — вот что будет в предстоя­щие десятилетия важнейшей задачей для всех на­родов.

Хотелось бы, чтобы в дальнейшем материалом для упражнений послужило задание из ключевых слов: Расчеты немецкого Совета городов (1986 г.): число жителей ФРГ до 2000 г. примерно на одном уров­не, затем быстро сокращается; в 2030 г. оно соста­вит всего лишь около 45,7 млн. человек. Растущее число престарелых — падение рождаемости. Динамика изменения: 1950 — 1973 гг. с 50,8 до 62,1 млн.

1985 г.-61,1 млн.

2000 г.— предположительно 59 млн.

Миграция жителей из городов. В больших городах 10 лет назад цифра составляла 35,5%, сегодня — 32,8%. В будущем увеличится число занятых домашним хо­зяйством: сегодня это 25 млн., через 15 лет — около 27 млн. человек. г

Растет потребность в небольших квартирах:

1985 г.-24% для лиц до 20 лет

2030 г. — 17% для лиц до 20 лет

1985 г. — 20% для лиц старше 60 лет

2030 г. — 33% для лиц старше 60 лет. С помощью этого скупого перечня данных, образующий каркас выступления, можно, используя средства ритори­ки, сформулировать впечатляющее деловое сообщение.

1.1.4 Тренировка памяти
«Память — сокровищница красноречия», — писал Квинтилиан, обобщивший в двенадцати книгах своего труда «Institutio oratoria» (Формирование красноречия) все лучшее, что создано античной риторикой.

Поэтому совет: каждый, желающий стать оратором, должен тренировать свою память. Возьмите за прави­ло ежедневно выполнять определенное задание: заучи­вать стихотворение или газетную статью, и т. д.

Не требуется походить на Цезаря, который знал каждого солдата по имени, а также Фокса, английского государственного секретаря, который сказал, что сможет на память воспроизвести Библию, если вдруг утратятся все ее экземпляры. Вольфрам фон Эшенбах знал наизусть 80000 стихов своего Парсифаля. Современному оратору не нужно заучивать книги или быть ходячей энциклопе­дией, но очень полезно, если у него будет хорошая па­мять и с ее помощью в его распоряжении нужные зна­ния. Прежде всего он должен обладать памятью, кото­рую наука называет направленной. Факты, цитаты, со-бственные мысли и т. д. можно, не откладывая, записы­вать, разгружая при этом свою память. Но вопросы типа следующих относятся к способности направленной па­мяти: Где я найду специальную литературу? Где я слы­шал такое же утверждение? Какого мнения был Майер три года назад? и т. д. Для дискуссии и переговоров хо­рошо функционирующая память еще более необходима,

чем для выступления. В этой ситуации нужно уметь мгно­венно черпать из запасника. Знание современного сос­тояния дел, деталей и взаимосвязей часто решают вопрос в Вашу пользу. Уинстнон Черчилль подал в отставку, ког­да не смог вспомнить повестки дня последнего заседа­ния кабинета министров. Он полагал, что правительство Великобритании не может возглавлять человек с нару­шенной памятью. Благодаря средствам массовой инфор­мации мы прямо-таки захлебываемся этой информацией. Это приводит к торможению процесса ее переработки разумом. Сплошь и рядом мы замечаем лишь лежащее на поверхности. Кто в состоянии в конце «дневного обоз­рения» хотя бы назвать все важнейшие сообщения? Ем­кость нашей памяти ограничена, но мы также очень ред­ко используем память систематически. «Все жалуются на свою память, однако, никто не жалуется на свой разум», — ехидно заметил Ларошфуко. Сегодня мы слишком пре­небрегаем укреплением памяти, даже в школе.

Иные педагоги высокомерно относятся к так называ­емому «тупому заучиванию наизусть.» Настоящая трени­ровка памяти ни в коей мере не является механической зубрежкой, осуждаемой с полным правом. «В высшей сте­пени примечательно, — сказал исследователь памяти Мюллер-Фрайенфельс, — большинство людей так неохот­но соглашается с тем, что у них слаб разум, и так уверен­но говорят о своей плохой памяти.» Да, они оправдыва­ют даже недостаточный интеллект и многое другое своей плохой памятью.

С памятью обращаются так, будто она не принадле­жит ему самому. Память — особый дар, обладание кото­рым желательно, однако сам человек не отвечает за его недостаток.

Говорят, механическое заучивание наизусть — не про­думанное освоение материала и слабо закрепляется на по­верхности памяти.

Как же подчинить себе память? Опыт показывает, что укрепление памяти достигается прежде всего комплекс­ным воздействием трех составляющих:

концентрации (повышения способности к воспри­ятию);

создания ассоциаций (мостиков памяти);

повторения.

Концентрация обусловлена тремя факторами:

степенью интереса и способностью к концентрации; побочными соображениями;

способностью отключаться от окружающих собы­тий.

«Хорошую память имеет тот, кто способен сконцен­трироваться и дать время впечатлениям, которые он пол­агает драгоценными, пустить корни в душу» (Мюллер— Фрайенфельс).

Степень симпатии к оратору — предмет обоюдного ре­шения. Тот, кто занимается делом с радостью, запоми­нает легче. Разве не наблюдают у людей с мнимо плохой памятью проявление необычайно крепкой памяти, ког­да речь идет о слабостях ближних? Промахи других они помнят спустя десятилетия, как будто все случилось толь­ко сегодня. Отсюда вывод: что действительно интерес­но, легко запоминается. При недостаточном интересе прилагается больше усилий, чтобы сконцентрироваться.

Но для оратора важна короткая память. Термином кратковременная оперативная память в кибернетике на­зывают способность человеческого мозга сохранять ин­формацию в течение короткого времени. Эта кратковре­менная память важна, например, чтобы оратор во время речи, пробежав глазами ближайшие ключевые слова, су­мел их запомнить и затем при «контакте глаз» со слуша­телями развить в формулировки. Каждому нужно устано­вить, какой вид упражнений подходит ему лучше всего.

Один обладает моторной памятью, как Наполеон, че­ловек, возможно, с наилучшей в свое время памятью на имена: он трижды записывал каждое новое имя, выбрасывал записку и помнил это имя. Человеку, настроенно­му на акустическую память, рекомендуется заучивать вслух: ему нужно слышать то, что он учит. Опорой памя­ти для людей, настроенных на визуальное восприятие, служит, например, обдуманное расположение ключевых слов (подчеркивание, раскрашивание, а также рисунки, усиление памяти с помощью схем).

Прежде всего решите, к какому типу Вы можете от­нести себя; настойчиво и не жалея времени рассмотрите и обдумайте, что хотите выучить. У «плохой памяти» часто лишь одна причина: поверхностное, небрежное знаком­ство с материалом для заучивания. Лучше по мере надо­бности выучить меньше, но это малое выучить основа­тельно.

«Наш разум есть ничто иное, как ассоциативная ма­шина», — сказал однажды американский психолог Джеймс. Вывод для оратора: создавайте себе «мостики памяти». Установив ход своих мыслей, запомните ассо­циативно ключевые слова и ключевые предложения с помощью образных связей (психологический закон ло­кальной ассоциации): соедините, например, каждое клю­чевое слово с какой-либо яркой приметой отрезка пути (отель, почта, вокзал, мост, школа, памятник и т. д.). Это простейшая форма «мостика памяти». Всегда решающее значение имеет присоединение заучиваемого материала к глубоко закрепленному в памяти. Память действует луч­ше всего, если новые факты удается соединить с личны­ми чувствами, т. е. каким-либо образом способствовать развитию ощущения (Барток умер в США). Год смерти композитора (1945) запоминается легче, если заметить, что это год окончания войны (это твердое знание!). Бар-ток эмигрировал как противник фашизма и из-за тягот военного времени в Европе (инициация ощущения).

Вряд ли что-нибудь забывается целиком! «Следы» ос­таются от всего выученного. Собственно, следует гово­рить не как мне запомнить, а как мне не забыть.

«Die Wiederholung» — повторение (так называется то, что, пропав однажды, «wieder» — снова «holen» — прино­сится — на свое место).

Повторение необходимо как средство, обеспечиваю­щее запоминание, но оно не должно применяться меха­нически. Три практических совета.

Чтение вслух способствует лучшему усвоению мате- риала (т. к. соединяет зрение и слух). Для повторе­ния возьмите по мере надобности лишь небольшую часть материала, но такую, которую Вам нужно ос­новательно запомнить.

При повторении делайте перерывы (созидательные перерывы). Намного эффективнее заучивать мате­риал в течение двух дней по часу в день, чем в тече­ние двух часов в один день, потому что во время пе­рерыва между занятиями подсознание продолжает закрепление материала в памяти. Эксперименталь­ная психология (по Эббингхаузу и др.) показала, что часть заучиваемого материала забывается очень быстро, но затем забывание идет медленнее. Вывод: повторение начинайте раньше. И подумайте еще об одном: «Многие люди имеют плохую память только от того, что загружают свою память информа- цией в неподходящее время, когда утомлены» (Мюллер— Фрайенфельс).

Наряду с простым повторением важно повторение комбинированное. Совокупность деталей плохо за­поминается, гораздо лучше помнятся знания, ко­торые объединяются новыми и новыми связями. Мы связываем различные предметные области меж­ду собой всюду, где они соприкасаются.

Что нужно оратору в отношении памяти? Конечно, не дословно заучивать всю речь (самое большее — начало и конец), но хорошо помнить основу, составленную из ключевых слов, и подробнейшим образом — причинные связи и контуры замысла. Если речь тупо заучена наизусть, то постоянно грозит опасность, что даже неболь­шое волнение оборвет нить рассказа. Кроме того, глад­кую речь не прорвут острые мысли, благодаря которым речь — событие дня.

Тайна человеческой памяти еще не раскрыта. Многое неясно относительно центра памяти, ее сохранения и фе­номена забывания. Софист Горгий обещал Периклу, что научит его искусству запоминания. Но тот ответил, что больше желал бы овладеть другим искусством: забывать то, что не хочешь помнить». И об этом (часто таком необ­ходимом!) искусстве Горгий знал так же мало, как и мы сегодня.

1.2 Предварительные положения
1.2.1 Главное о речи
Речь является выражением наших мыслей, чувств и желаний. С помощью речи человек контактирует с дру­гими людьми, выбираясь из глухого одиночества. Каж­дая речь обращена к разуму, чувству и желанию слуша­телей.

«Речь — воплощенное в слове действие воли. Разум < дает мышлению ясность и остроту, чувство увлекает во- одушевлением и в сочетании с волей вызывает действие, i подобное вызванному внушением» (Веллер). «Речь есть творческое выражение, зависимое от реаль­ной личности и надличностного содержания» (Дессуар). «Речь, с точки зрения содержания, является подготов­ленной и разделенной на части, но перед слушателями предстает свободно сформированным устным сообщени­ем» (Веллер). Безусловной предпосылкой публичного выступления является полное овладение речевым материалом. Уметь хорошо говорить — это достигать речевыми средствами поставленной цели. Основная проблема риторики: как эффективнее высказать мысли? Каждая речь в своей основе имеет лишь выбор фактов и мыслей, которые приве­дут к определенному итогу. Талейран, как обычно, попал в точку, сказав, что хо­рошо говорить — это сказать то, что необходимо; сказать только то, что необходимо; сказать это безошибочно и вовремя. «Невозможно слишком много размышлять о речи. Она, как ничто другое, доказала, что в жизни человека является могучей силой» (Дессуар). К примеру, полагают, что не только великие революции, но и многие религиоз­ные движения начинались с речи. В государствах с парла­ментской формой правления речи и дискуссии имеют особенно большое значение. «Парламентское государ­ственное правление представляет тот вид правления, при котором речь является двигателем и важнейшей формой управляющей деятельности. «Парламентское правление есть Government by talking (управление с помощью обсуж­дения): так кратко и внятно выразил это один английский политик» (Йозеф Редлих). В парламенте, если проблемы не подвергаются серьезному обсуждению, партии опуска­ются до механического кивания головами по фракциям. Демократический парламент в этом случае рискует стать машиной для принятия решений, определенных волей одного человека или небольшой группы людей. Воздействие речи важно не только в высоких поли­тических сферах, но и в жизни каждого человека. Кто может говорить предметно, энергично и убедительно, у. того ключ к плодотворному человеческому общению, а также к профессиональному успеху. Часто достаточно-самостоятельно рассмотреть простые основы риторики, чтобы понять и исправить недостатки своей речи. Наша речь, например, не имеет хорошей структуры, произно­сится монотонно, неубедительна, суха и скучна. Только речь выделяет человека среди других живых существ, определил еще Лютер: «Животные превосходят человека иными способностями, некоторые зрением, не- которые слухом, некоторые обонянием, но ни одно из них не обладает способностью говорить». 1.2.2 Ответственность оратора — опасности риторики Искусство речи может служить добру, злу; истине, и лжи. Дар речи — опасное оружие, которым, к сожалению, злоупотребляют. По сути есть лишь три способа добить­ся чего-либо от другого человека: принудить, уговорить и убедить. Как правило, законен лишь последний спо­соб. При всем техническом совершенстве любая настоящая речь требует этической предпосылки, — сознательной от­ветственности говорящего. Суть любой речи—в ее функци­ональном назначении: служить людям. Никому не позволе­но думать, что его речь всегда и полностью удовлетворяет этому условию. И тот, кто пренебрегает таким условием, становится демагогом, и никогда не будет оратором в под­линном смысле. В античные времена, а также в позднее время в рито­рической традиции существовал идеал vir-bonus (добро­детельного мужа), который требовал От оратора таких качеств, как порядочность, высокая нравственность, правдивость и добродетель. Предпосылкой хорошей, убе­дительной речи является выступление добропорядочно­го, высоконравственного человека, — считают Герт Уединг и Бернд Штейнбринк в своей книге «Основы ри­торики», 1986. с. 184)*, разработанной на основе дан­ных науки и в значительной степени базирующейся на по­ложениях античной риторики. Не является ли это пред­ставление идеальным, не всегда согласованным с тео­рией, тем более с реальностью в риторике? Слова «до­бропорядочный, поступающий нравственно человек» по­нимаются в разные времена, разными людьми совершен- Ueding G., Steinbrink В., Grundrissder Rhetorik. Geschichte. Technik, Met-hode. Stuttgart, 1986. но по-разному, и иные ученые античных времен, ни в коем случае не являются, безусловно, порядочными с на­шей точки зрения. Даже в античные времена ораторское искусство не считалось бесспорно порядочным. В «Горгии» Платона риторика ставится на одну ступень с искусством укра­шения или кулинарией, поскольку и то, и другое ловко используется для лести. Резкое осуждение риторики, осо­бенно позднеантичной, находим у Гигона: «Триумф ри­торики заключается в том, чтобы плохие дела предста­вить добрыми и явного преступника искусно задрапиро­вать под невинного. Юридические соображения остают­ся при этом на заднем плане. Все иногда направлено с привлекающей циничностью на психологическое воздей­ствие на слушателя. XIX век пережил шок, когда обнару­жил до какой степени прав был Платон, утверждая, что ораторы заботятся не об истине, а главным образом толь­ко о воздействии на публику. Это справедливо даже для величайшего из них, например Демосфена, который сво­бодно манипулировал фактами по своему усмотрению. Многие критикуют искусство речи, но они видят только одну его сторону - негативную и потому не правы. Не­доверие глубоко укоренилось у Канта: «Речь - коварное искусство, которым люди в важных делах пользуются как стенобитной машиной, умело придвигая к мнению и ко­торое — если подумать о нем спокойно и предметно — до­лжно потерять всю свою важность…» Еще резче судит Томас Карлейль: «Искусство речи будоражит воображение. Бедняки, слушающие народно­го витию, думают, что это голос Космоса. Но это всего лишь мундштук Хаоса». В одном из своих страстных пам­флетов Карлейль даже восклицает: Искусство речи «явля­ется для нас древнейшей фабрикой зла - так сказать мас­терской, где все дьявольские изделия, пребывающие в обращении под солнцем, получают последнюю шлифов­ку и последнюю полировку». Подобно Карлейлю, проводит сравнение его соотечественник Редьярд Киплинг: «Слова действитель­но являются сильнейшим из наркотиков, применяемых человечеством». Метафора «Шея» применена Верленом, когда тот в поэтическом ригоризме* требует: «Prends l'elo-quence et tords lui le col» — «Возьми красноречие и сверни ему шею»! Подобные высказывания станут понятны и нам, если рассмотрим в недавнем прошлом, например, фашистский национал-социализм, идеология которого распространя­лась в народе демагогическим способом, прежде всего Гитлером и Геббельсом. Подкрепляя своеобразным наци­онал-фашистским воодушевлением свою манеру говорить нараспев, Геббельс воздействовал еще более изощренно и рафинированно, чем сам Гитлер. Г. Гейбер, например, вы­разил это следующим образом: «Геббельс технически на­иболее совершенный оратор из употреблявших немецкий язык. Едва ли можно представить… более сильное воздей­ствие. Ему удавалось, например, в кругу друзей убедитель­но защитить четыре различных мнения об одном и том же деле. При этом он оперировал странной смесью холодно­го интеллекта, полуправды, фантазии, софистических фальсификаций и эмоциональных обращений. Стиль его речи, при всей резкости и выразительности,был понятен любому. Во время выступления Геббельс постоянно осу­ществлял холодный контроль и зорко наблюдал за слу­шателями, точно выражая их неясные ощущения. Его эф­фекты и остроты были тщательно спланированы, заранее зафиксированы за письменным столом в ходе работы, на­поминающей масштабы генерального штаба». (Так это было, например, с его пресловуто знаменитой речью во Дворце спорта в феврале 1943г.). Нужно видеть опасности риторики. Нельзя отказать­ся от тренировки своих мускулов только потому, что мож- * Ригоризм - строгое соблюдение каких-либо принципов, правил в во­просах нравственности. но ударить ближнего. Так же нельзя отказываться от улуч­шения речи только потому, что возможны злоупотребле­ния. Как видите, мы вновь и вновь самокритично переосмысляем поря­дочность наших взглядов и основательность нашего знания и восприятия. Скверная вещь — болтливость идеологических вирту­озов: она ведет к лживым бредням. Оратор остерегается лжи, полуправды, введения в заблуждение, преувеличе­ния и смещения акцентов. Он остерегается и оберегает своих слушателей от болтовни, демагогических уловок и уверток, от звонких фраз. Мы не делаем необоснован­ных высказываний, напротив, мы подтверждаем то, что говорим — по возможности недвусмысленно и с помощью убедительных доказательств. Подумайте: любая истина должна быть к месту. Бенджамин Франклин заметил: «Если подвернется нога, ты быстро оправишься, если подвернется слово, ты не оправдаешься никогда». Конфуций сказал однажды: «Кто много стреляет, еще не стрелок, кто много говорит, еще не оратор». Один болтливый юноша попросил Сократа дать ему наставление в риторике. Тот потребовал с него двойную плату. На удивленный вопрос юноши учитель ответил: «Ведь я могу научить тебя двум вещам: искусству речи и искусству молчания». Сократ спокойно мог требовать тройной платы, потому что мог научить еще одному ис­кусству — умению слушать. (По этому поводу диагноз В. Буша гласит: «Оратор делает людям хорошее, если те де­лают это сами».) В Вартбурге* есть изречение: «Умно говорить зачас­тую трудно, однако умно молчать намного труднее». По­литический писатель Лец в 1957 г. написал: «В начале было слово — в конце фраза». К сожалению, слишком час­то это оказывается верным. * Вартбург (Wartburg) - замок XII в. близ г. Эйзенах в ФРГ. Адольф Дамашке* пишет: «Слушатели намного чаще, чем думают иные, точно чувствуют, на самом ли деле мель­ница речи перемалывает зерно, или она трещит так гром­ко лишь оттого, что внутри пусто». Ораторы выступают в роли посредника между предме­том речи и слушателями. К обеим сторонам они должны относиться правильно, поэтому настраиваются одновре­менно и на предмет речи, и на слушателей. Одна француз­ская поговорка гласит: «Хороший оратор должен иметь го­лову, а не только глотку!» Уединг и Штейнбринк в 1986 г. осудили современную «популярную риторику». По их мне­нию, концепция, лежащая в основе популярной ритори­ки, упрощает содержание риторического образования и снижает этические требования. Они приводят примеры умышленной дезинформации и введения слушателей в заблуждение, однако такой взгляд на популярную риторику недопустим и встречает только возражение. Проблема порядочности в риторике, конечно, должна стоять перед каждым оратором. 1.2.3 Цели речи — формы речи Что вы хотите сказать своим слушателям: разъяснить им положение вещей (в научном докладе, сообщении, рас­сказе о деловой поездке и т. д.), побудить к действию (в по­литической речи, например) или то и другое вместе? В дру­гих обстоятельствах произнести праздничную речь, привет­ствие и т. д. Вы хотите в вашей речи уловить и усилить об­щее чувство, выражающее настроение всех собравшихся. В другой раз Вы хотите рассказать о пережитом лично Вами. Рассказывая об этом, Вы позволяете слушателям стать уча­стниками происшедших с Вами событий. В соответствии с этим мы различаем четыре основ­ных типа речи: * Damaschke A. Geschicte der Redekunst. Jena, 1921. Предметный доклад (разъяснение положения дел с выражением преимущества в понимании). Речь с выражением мнения или убеждающая речь. У Вас есть цель действий; она не позволяет Вам ос­таться в строгих границах логики, но обращается к чувству и знанию слушателей. Ваша речь насыще­на придаточными предложениями цели типа «сле­довательно, нужно сделать то-то и то-то». Особыми формами речей с выражением мнения яв­ляются дискуссии и дебаты, которые подробно рас­смотрены в книге «Школа дебатов»*. Речь по поводу, с учетом ситуации перед реально собравшимися (приветственная речь, праздничная речь, благодарственная речь и т. д.). Рассказ (например, сообщение о пережитом). В рас­сказе различные формы речи переплетаются друг с другом. ' Lemmermann H. Schule der Debatte. Munchen, 1986 2. ТЕХНИКА ПОДГОТОВКИ 2.1 Общие сведения Клаус Хармс был известным проповедником. На воп­рос — сколько времени ему потребовалось для подготов­ки знаменитой проповеди — он ответил: «Ровно сорок лет». Возможно, это преувеличение, однако несомнен­но, что очень многие речи и доклады готовятся слишком поспешно. Вновь и вновь мы убеждаемся, что способные ораторы недостаточно готовятся к выступлению. Они компетентны, «подкованы» и опытны в обращении как со словами, так и со слушателями, но не дают себе труда тщательно подготовиться, предполагая, что хорошую речь творит только чудо. Такие ораторы редко совершают прыжок, позволяю­щий стать выдающимся оратором. Они не развиваются, а остаются рутинной посредственностью. В 1985 г. бывший премьер-министр земли Северный Рейн-Вестфалия Хейнц Кюн свой ораторский опыт и свои размышления в занимательной форме изложил в книге «Искусство политической речи»* (см. 1). Часть 2 * Kiihn H. Die Kunst der politischen Rede. Dusseldorf/Wien, 1985. названа так: «Советы того, кто полстолетия работал, ис­пытывая себя в политической речи, письме и торговле» Кюн пишет: «Кто думает, что овладев более или менее искусством слова, может без подготовки выходить на три­буну (так как в любом случае умнее, чем его аудитория), глубоко заблуждается». Его речь не внесет значительный вклад в решение про­блем; это будет не более чем проявление заносчивости. Правило номер один для подготовки речи: Выдели время. Хотя в истории были случаи, когда речи, произнесен­ные экспромтом, или подготовленные за очень короткое время получались удачными и достигали цели, однако это не общее правило. Всего лишь две минуты длилась речь, американского президента Авраама Линкольна, произне­сенная 19 ноября 1863 г. в день освящения кладбища павших в гражданской войне, однако американцы пом­нят ее до сих пор. (Эта нация, подчиняясь богу, возро­дится к новой свободе. Цель: «Власть народа, с помощью народа и для народа). Линкольн поспешно записал несколько фраз на двух листках бумаги и был совершенно недоволен, так как не имел времени на обработку формулировок. Хейнц Кюн: «Авраам Линкольн подолгу готовился к каждой речи, при этом он в течение «инкубационного пе­риода» писал на клочках бумаги или на конвертах, фраг­менты предложений, а потом эти обрывки бумаги с за­писями, помещал в свой знаменитый цилиндр и посто­янно носил с собой. Затем за письменным столом состав­лял из них свои речи. Правило номер два для подготовки речи: Работай систематически. Впустую теряется бесконечно много времени, если ра­бота не ведется систематически. Гете в мае 1798 г. писал Шиллеру: «Чрезвычайное оби­лие материалов, которыми я располагаю, привело бы меня в отчаяние, если бы не большой порядок, в котором я содержу бумаги, это мне позволяет ежечасно повсюду принимать решительные меры, каждый час использовать соответственно обстоятельствам и двигать вперед одно за другим». В письмах Платона есть любопытное высказыва­ние: «лишь долго двигая перед собой светильник, освеща-юший предмет с разных сторон, можно осветить знание предмета». Выдающиеся ораторы, как мы знаем, интенсивно ра­ботали над каждой речью. Рузвельт долго работал над знаменитой речью о пре­одолении экономического кризиса. Окончательный ва­риант он прочитал вслух одному маляру из Белого дома с просьбой его прервать, если что-то будет непонятно. Этот человек прервал Рузвельта в трех местах. Президент быс­тро исправил формулировки. Свои большие парламентские речи Черчилль разра­батывал тщательно, вплоть до каждого отдельного сло­ва, а важнейшие части речей заучивал наизусть. Лорд Биркенхед ехидно заметил, что Черчилль лучшие годы своей жизни потратил на подготовку «импровизирован­ных» речей. Ллойд Джордж в свое лучшее время был, несомнен­но, гениальным оратором. Его биограф Хуго Фишер ос­ветил закулисную сторону жизни премьер-министра, ког­да заметил: «Во всех фазах жизни у него был талант целе­направленной и прилежной работы над собой по даль­нейшему совершенствованию. Тщательная проработка ма­териала, внимание к мелочам, постоянное упражнение памяти также обусловили успех динамического искусства его речи. Речи Ллойда Джорджа в известном смысле явля­ются «выученными»: знаменитые passages of eloquence (пас­сажи красноречия) и purple patches (красные места) рито­рических вершин — результат заботливой проработки и тренировки памяти». Конечно, не все политики готовят речи самостоятельно. Будучи риторически одаренным, президент Кеннеди по­ручал составлять большие речи своему советнику (Т. Соренсену). Английская королева готовит свои речи также с помощью секретаря, в то время как ее супруг герцог Эдин­бургский речи, которые он произносит, составляет сам. Министру экономики и финансов Карлу Шиллеру проекты речей должен представлять референт. Но гля­нец, как правило, министр наводит сам, иногда добав­ляя кое-что в порядке импровизации. Многим политикам потребовалось бы слишком мно­го времени (если бы они захотели) сочинять свои речи самостоятельно. Подумайте только о некоем задерганном обербургомистре*, который, допустим, сделает доклад в парламенте по политическим вопросам, одновременно заканчивает статью о вывозе мусора, после этого ищет подходящие слова уходящему в отставку старшему ин­спектору и уже в следующее мгновение открывает миро­вой конгресс любителей декоративных рыб. Подготовка речи является творческой работой, кото­рая доставляет и радость, и творческие муки. Кстати о муках: Эдисон считал, что изобретение состоит из 1 про-V цента вдохновения и 99 процентов пота. Аналогично обстоит дело и при подготовке речи. К систематической работе относится прежде всего об­думанная последовательность всех этапов работы. Гамильтон думал лаконично и связно, оставив нам пять заповедей искусства речи: • Понять, что следует сказать. • Упорядочить: что по делу, а что шутки ради. Облечь в слова и украсить слогом. Запечатлеть в памяти. Приятно и достойно изложить. Тщательная подготовка речи включает, по моему опы­ту, следующие десять рабочих шагов (этапов). * Обербургомистр - глава администрации города в ФРГ. 50 Сбор материала. Отбор материала и его организация. Обдумывание материала (медитация, связка дета­лей, комментирование материала). Первая редакция ключевых слов (предварительная редакция). Стилистическое оформление главной части (уп­ражнение в словесном оформлении). Формулирование вступления и заключения. Общий контроль. Вторая редакция ключевых слов (окончательная редакция). Мысленное освоение& Риторическое освоение (проба речи). Рабочие этапы 1—6, а также 9 и 10 частично пересека­ются по времени. В последующем Вы найдете некоторые указания по подготовительной работе. 2.2 Специальные положения 2.2.1 Ступени подготовки Материал собирайте на перспективу. Многие орато­ры и докладчики грешат тем, что выделяют слишком мало времени для подготовки к выступлению. Одного государ­ственного деятеля спросили, сколько времени ему пот­ребуется для подготовки следующей речи. Он ответил: «Если для произнесения речи мне отведено 10 минут, то нужна неделя. Если в моем распоряжении один час, то потребуется два дня. Если же я располагаю неограничен­ным временем, то могу говорить сейчас же». Чтобы иметь представление о предмете, нужно не только собирать материал для конкретной речи, но и постоянно расширять свои знания с помощью все­сторонне разветвляющегося сбора данных. «Нет такой специальной или из ряда вон выходящей темы, чтобы не нашлось книги, способной предоставить материал по этой теме, — пишет англичанин Гамильтон, и продолжает: Читайте Сенеку, он по большинству тем дал блестящие и счастливо выраженные мысли». Согласно Вильгельму Бушу, даже самый обыкновен­нейший предмет, рассмотренный в свете и контрсвете, ценен для наблюдения.

Для каждой области знания издаются универсальные справочники, специальные книги и журналы. Каталоги библиотек информируют об имеющихся в книгах сведе­ниях. Работа облегчается, если у нас под рукой специа­лизированные словари по философии, экономике, поли­тике; энциклопедические словари, толковые словари и сло-вари иностранных слов и т. д.

Имеется бесконечное множество источников матери­ала. Например, газетные статьи по требуемой тематике. Очень жаль, что газетные высококачественные статьи не переживают день своего появления в печати. Хорошие газеты — настоящие сокровищницы актуальных специ­альных и аналитических материалов. Их нужно исполь­зовать в гораздо большей мере, чем обычно. При сборе «сырых» материалов строго разграничиваем чужие и соб­ственные. Опыт показал, что собственные мысли удобно помечать особым образом, например, в угловых скобках. Иначе теряется контроль над тем, что исходит из других источников. Цитаты мы берем в кавычки и не забываем указать источник (автор, заглавие, место и год издания, страница: например: «… «(цитата), затем в скобках: Мель­хиор Шульце: Об истории развития лиственной тли, Го­нолулу, 1956, стр. 789). Оказываем предпочтение первич­ным источникам перед вторичными (в последних первичные источники более или менее переработаны).

Собранный материал лучше всего фиксировать в ка­таложных карточках. Возможно, следующие советы об­легчат вам работу.

Удобны и вполне достаточны каталожные карточ­ки размером 7,5×12,5 см или двойной величины.

Мы выражаем содержание с помощью ключевых слов.

Разборчиво пишем и нумеруем карточки.

Мы пишем на карточке только с одной стороны: позднее это облегчает их обзор. Точно так же мы поступаем при окончательном составлении кон­спекта ключевых слов предстоящей речи; отпадает надоедливое перелистывание при произнесении речи: в этом случае листки с ключевыми словами незаметно откладывают в сторону один за другим. «Почему, — спросили Детлева фон Лилиенкрона не- кие любопытствующие — на страницах рукописи разрешено писать всегда только с одной стороны?» «Вероятно, — ответил Лилиенкрон, — чтобы не це­ликом портить хорошую бумагу».

Мы оставляем место для добавлений и изменений.

Мы подчеркиваем важные места — сбоку или сни­зу, применяя, смотря по обстоятельствам, цветные карандаши или буквы различной величины.

Чарльз Фергюсон писал в «Советах оратору»: «Запи­си, которые делают для себя, спустя некоторое время скапливаются кучами. Однако, как ни странно, кучи со временем становятся более упорядоченными, чем, со­бственно, этого можно было бы ожидать».

О сборе собственных материалов

«Неожиданное случается там, где этого не ждут. Так и с мыслями. Идеи и фантазии не зависят от нашего же­лания, а приходят, когда им вздумается» — так пишет Буш в своих письмах. Мысли не являются в «назначенное время», которое им вежливо предоставили, а они прихо­дят, когда хотят: в трамвае, кино, во время еды. Важно отметить, что они запоминаются, возможно, только в виде ключевых слов. (В спальне Герхарта Гауптманна очень часто обновлялись обои у кровати, потому что на них он записывал идеи, которые приходили ему ночью в голову.) Поэтому всегда держите при себе ма­ленький блокнот и карандаш. Использовать обои в тече­ние непродолжительного времени слишком убыточно. Бесчисленное множество интересных мыслей наверняка пропало у нас безвозвратно только потому, что мы их во­время не записали.

«Для оратора блокнот то же самое, что для рыбака сеть». (Кассой). Карло Шмид сообщает об умершем в 1952 г. Курте Шумахере: «Он неустанно делал записи -при чтении, разговаривая с другими и даже с самим собой (!); эти записи как сырье он перерабатывал для своих речей и из этого сырого материала формировал рукопись».

Настоятельно рекомендую применять карточки, на которых записывают собранные идеи, выразительные формулировки, цитаты, афоризмы и другие «находки чте­ния», даже если для них нет сиюминутного применения.

Впрочем, опять и опять мы приходим к заключению: усилия, направленные на формулировку идеи, делают мысли более ясными.

Тот, кто часто записывает свои мысли, тот возбужда­ет свою фантазию, а «душа без фантазии — как обсерва­тория без телескопа» (Генри Вард Беехер).

Об отборе материала и его организации

Отбор материала и его организация тесно связаны между собой. Когда из накопленного материала я отби­раю важнейший для речи, уже тогда я продумываю спо­соб наилучшей организации материала. Мы должны про­сматривать свои заметки вновь и вновь. Делать это сле­дует, во-первых, с радостью охотника за бабочками, влюбленного в красоту своей коллекции, во-вторых, что­бы выбрать нужное, в третьих, чтобы удалить устаревшее (освободиться от балласта). Уже упоминалось, что самое трудное в собирательстве — это выбрасывание). Каждый просмотр материала ведет к дальнейшему его уяснению и соединению деталей. Ум берется за дело. Конечно, «ора­тору нужно гораздо больше строительного материала, чем впоследствии он употребит»(Киллиан). Но при строгом отборе мы берем лучшее, отделяя существенное от мало существенного. Слишком большое количество материа­ла не пойдет впрок любой речи. «С духовной пищей по­лучается так же, как с едой: мы питаемся не тем, что съедаем, а тем, что усваиваем»(Вальтер Винклер).

Вопрос звучит так: В чем моя главная цель? Что я хочу достичь; к чему я направляю?

Теперь строгий отбор должен быть ориентирован точ­но на тему речи. «Мастер проявляется прежде всего в от­сечении всего лишнего. Наш взгляд направлен лишь на существенное. «Не количество материала приносит ус­пех, но его проработка»(Науманн).

Обдумывание материала

За сбором и отбором следуют обдумывание материа­ла, установление связей, комментирование. В целом это можно назвать «инкубационным периодом». К нему от­носятся проверка фактов и уточнение мыслей, их упоря­дочивание (монтаж, архитектура), их варьирование. «Это входит в состав двух различных видов мыслительной де­ятельности: постижения отдельных явлений и соедине­ния познаний» (Науманн). Этот процесс — основа важ­нейшей стадии— медитации.

Согласно Шрайнеру, в христианской проповеди раз­личают пять стадий: экзегезу (толкование текстов), ме­дитацию, рассуждение, усвоение, исполнение.

Несколько указаний для нашей, часто профанируе­мой области:

Мы концентрируемся в данный момент, по возмож­ности, только на одной мысли; мы отключаемся от посторонних мыслей. (Вильям Джеймс установил, что человек в среднем раскрывает только 1/10 сво­их мыслительных способностей, что в значительной мере обусловлено недостаточной концентра­цией и несовершенной техникой работы.)

Мы снова и снова представляем себе наших слушателей. Что мы хотим им сказать? К чему мы направляем? Не спеша проясняем главную мысль, позволяем ей «покрутиться» в головах слушателей. Медитация содействует осознанию. Мы достигаем ее лишь тогда, когда освобождаемся от суеты окружающего нас мира. Каждая речь должна медленно «прорастать» внутри нас. Нужно определенное время «жить этой речью». Когда мы интенсивно занимаемся единственным делом, то не забываем о творческих паузах. Закон чере­дования напряжения и разгрузки действителен и для ум­ственной работы.

По теме медитации и умственной работы выясним еще кое-что. Ведь мы хотим не только накопить знания и впечатления, но и составить обоснованное мнение. По­стоянно ошибаясь, мы вновь и вновь взвешиваем и про-веряем. Оратор действует как владелец дома: он все вре-мя что-то ремонтирует. То, о чем я упомяну ниже, может кое-кому показаться не имеющим значения, мне же это представляется существенным.

Предпосылкой плодотворной подготовки является выделение наилучшего времени для работы, которое у нас зачастую совершенно различно.

Умственной работой нужно заниматься по возмож­ности регулярно.

Очень часто успех зависит от мелочей, например, от климатических условий во время работы. Нельзя недо­оценивать влияния окружающей среды. Шиллеру, напри­мер, работалось лучше всего, если он ощущал запах гни­лых яблок (!). Не каждый разделит с Шиллером выбор стимулирующего запаха и с помощью гнилых яблок по­лучит вдохновляющий импульс к возвышенным мыслям. К одним мысли приходят со стаканом вина, к другим во время прогулки. Так глупо это звучит: «амбулаторное» стимулирование мышления эффективно для предраспо­ложенных к движению. Перипатетики (круговые прогул­ки) Уже у древних греков были средством поиска идеи на просторах мысли. Подумайте, например, о значении средневековых крестных ходов вокруг монастырей. Как полагал Гете, движение на свежем воздухе придает «про­дуктивно действующие силы».

В книге Хорста Бинекса «Беседы о мастерской писа­теля» (1962) лирик Вильгельм Леман подтверждает: «Сти­хотворения возникают у меня чаще всего с движением, особенно во время прогулок. Я тип шагающий». Хейнц Кюн: «Хотя я не согласен с Монтенем, который полагал, что его мысли спят, когда он сидит, и ум неподвижен, если его не толкают ноги, но я ценю прогулки в одиноч- ку, когда продумываю основную концепцию речи, кото- . рую намерен произнести. Затем за письменным столом готовлю конспект ключевых слов и потом начинаю , уяс­нив слова, брать с боем проблему «как сделать», модели­руя до некоторой степени пластический образ речи. При этом я также путешествую вдоль книжных полок и ар­хивных ящиков…»

Внутренними предпосылками плодотворной подго­товительной работы являются:

Самоопрос. (В чем причина, каково действие фак­та? Какова суть, главная мысль, которую я должен сообщить? И так далее). Постановка вопросов са­мому себе является средством активизации мысли. Если есть вопрос, значит, возможен ответ. «Подумай над детским вопросом: Что делает ветер, когда он не дует?»(Эрих Кестнер).

Чередование состояний — размышление вслух и про­слушивание «внутреннего голоса». Выбрав время, мы молча медитируем, сосредоточившись «в себе», за­тем снова высказываем наши мысли уже вслух или вполголоса. Эта смена состояний потрясающе часто ведет к уяснению мысли. Философ Иоганн Гот-тлиб Фихте указывал на важность размышления вслух. Он пишет: «Размышление вслух дает новую степень ясности и определенности. Оно объединя­ет чувство и разум; абстрактнейшие идеи послед­него обостряет, а образы первого упрощает и упо­рядочивает».

Терпеливая, систематическая работа над текстом — соединение частей, рациональная организация ма­териала и эффективная разработка формулировок. Плиний пишет о художнике Апеллесе, который не позволял себе ни дня без хотя бы одного мазка кистью: nulla dies sine linea (ни дня без линии). Ре­гулярная работа ведет к большему успеху. Гамильтон также рекомендовал: «Не довольствуйся ни мыслью, ни выражением в той форме, в которой они предстают тебе впервые, но стремись к улучшению их более и более».

Я уже сказал, что речь должна медленно прорастать в нас. Мышление — не объект поточного производства. Хотя в отношении самого себя зачастую требуется много терпения.

Известна американская brain-storming (мозговая атака), которая с помощью активизации мышления груп­пы дилетантов и специалистов мгновенно решает про­блему, но, увы, не всегда успешно. Хорошие идеи требу­ют времени.

Бывает, что мысли подолгу вызревают в нас. И когда мысли окончательно уясняются, не всегда сразу находят­ся нужные слова. Так, Лютер зачастую в течение недели подыскивал подходящее выражение.

Шиллер пишет: «Может пройти час, пока я отыщу на­илучшее завершение фразы». Ныне умерший депутат Христианско-социального союза барон фон Гуттенберг описал в своей «Сноске» подготовку большой речи для произнесения в бундестаге: «В моей рукописи содержит-

работа нескольких недель. Некоторые предложения я отшлифовывал часами, пока они стали соответствовать ритму языка.

Полезно упражняться вновь и вновь, чтобы главные мысли и основные положения речи сформулировать в кратких выражениях («концентрация сути»). Мы не забываем о слушателе, который должен кое-что понять или определенным образом поступить.

Во время медитации мы четко уясняем основные поло­жения речи и выражаем их в законченных фразах. Тер­пеливое обдумывание деталей и связок можно реко­мендовать, но не со всей настойчивостью.

В беспокойстве и спешке, с которыми мы «выполня­ем» нашу умственную работу, в неспособности современного европейца к медитативному поведению жители Азии видят ужасающий признак упадка культуры.

И последнее: заранее обратите внимание на время, от­веденное для произнесения речи, (не более 90 минут). Многие ораторы не распределяют заранее свое время, в спешке заканчивают речь и лишаются положительного эффекта.

Первая редакция ключевых слов

Мы установили результат предшествующей работы в виде ключевых слов. Ключевые слова располагаются оп­ределенным образом, ясно читаются; образуют каркас понятий, на котором держится речь. Первая редакция клю­чевых слов, как правило, еще не очень тщательная. Отме­чают все важные смысловые элементы. Хорошо удавши­еся формулировки по мере необходимости фиксируют в полном словесном объеме. Мы отделяем первостепенное от второстепенного: подчеркиванием, выделением цве­том или изменением размера букв. Теперь, используя конспект ключевых слов, начинают упражнение в сти­листическом оформлении главной части, вступления и за­ключения. Вступление и заключение в большинстве случаев могут быть сформулированы после главной части, так как и во вступлении и в заключении, как правило, имеются ссылки на главную часть.

Поэтому начинать при подготовке речи с введения не­желательно, ведь главная часть и выводы могут быть рассмотрены еще не полностью. Так иногда введение, ко­торое было составлено заранее, вдруг теряет необходимую связь с главной частью и заключением.

Мы снова и снова перерабатываем разделы речи, со­храняя в качестве мысленного ориентира ключевые слова, но подыскиваем все новые формулировки. При этом вполголоса произносим текст самим себе.

Так легче всего преодолеть трафареты письменного языка. Это перелопачивание материала, эти все новые словесные формулировки гарантируют развитие речево­го мышления.

Выдающимся оратором был (умерший в 1960 г.) пи­сатель Вольф фон Нибельшутц. «Нибельшутц прогова­ривал весь текст, когда писал, произносил его снова и снова, проверяя предложения на ясность и эффектив­ность, шлифовал и упрощал, пока все в целом в словес­ном отношении не зазвучит почти свободно» (Ильза фон Нибельшутц).

Общий контроль
«Еще раз прокрути свою речь от начала до конца и проверь, нельзя ли ее улучшить, расположив материал в иной последовательности». Так рекомендует Гамильтон. Вот история XVI столетия : один меценат, наблюдая за Микельанджело, когда тот тщательно обрабатывал дета­ли своего произведения, удивленно воскликнул: «Все, что ты изменяешь, в сущности мелочи»! На что художник от­ветил: «Конечно, мелочи. Но к совершенству ведут ме­лочи, а совершенство то, в чем мелочей нет». Последнее высказывание с большой точностью относится к речи.

Речь можно назвать совершенной, если улучшились все, даже ее заведомо мелкие детали.

Далее общий контроль осуществляет последнюю шлифовку, последнюю риторическую подготовку. Тут и там выполняется полировка до глянца или «наводится блеск». Мы обращаем особое внимание на уравновешенность про­порций отдельных разделов речи. Не придаем ли мы «в пы­лу боя» некоторым фактам слишком большой вес? Напро­тив, не подверглось ли нечто иное недооценке? Пытаемся отойти на некоторое расстояние и представить себя в роли слушателя, но особенно в роли оппонента. Мы проверяем аргументацию, связки, главные положения.

«Три четверти моей литературной деятельности за­ключается, в сущности, в правке и шлифовке. И, возмож­но, три четверти — сказано слишком мало» (Фонтане). При общем контроле прежде всего устанавливают вто­ростепенное и лишнее в речи.

Окончательная редакция ключевых слов
Писатель Ганс Магнус Энценсбергер однажды ска­зал: «Интенсивная работа всегда ведет к сокращению. Все книги, кроме словарей, слишком длинны». Многие речи также слишком длинны и многословны. Эрих Кестнер требовал точности, когда писал:

«Желающий что-либо сказать не спешит.

Он выделит себе время и выскажется в одной строке».

Возникает вопрос, не достаточно ли одной редакции ключевых слов. Опыт показывает, что тщательная под­готовительная работа одновременно с подчеркиванием и внесением дополнений делает первую редакцию зачас­тую трудно читаемой. Иной оратор на трибуне подобен близорукому аптекарю, с трудом разбирающему рецепт врача. Речь остановилась, потому что докладчик заблу­дился в лабиринте своих записей.

Второй конспект ключевых слов должен быть тщательно отредактирован, упорядочен и легко читаем (даже при плохом освещении). Чем больший опыт оратора, тем ла­коничнее в конце концов конспект ключевых слов. В не­которых случаях требуется лишь еще подкрепление па­мяти, например, с помощью выделения основных частей отдельных разделов речи.

Поучительно еще раз заглянуть в мастерские выдаю­щихся ораторов.

Ильза фон Нибельшутц пишет о творчестве Вольфа фон Нибельшутца: «В последние годы к речам готови­лись лишь ключевые слова в маленьких блокнотах, иной раз основные выражения, которые особенно подходили, про­чее он свободно формулировал во время речи. Он владел язы­ком с совершенной легкостью и точностью, и во время речи, настраивался на способность публики к воспри­ятию; но по этим ключевым словам невозможно рекон­струировать языковую стихию доклада — образную, яр­кую, живую. Ключевые слова, имеющиеся в распоряже­нии, в любом случае придают уверенность, даже если предполагается вовсе не пользоваться конспектом. Мо­жет случиться, что во время доклада мы лишь раз загля­нем в записи. Если так, тем лучше.

Усвоение речи (доклада) на память — в большей степени процесс внутреннего обучения, чем поверхностное за­учивание наизусть.

Хорошо зарекомендовала себя следующая техника:

Мы запоминаем основные мысли (и целевые вы­сказывания).

Мы усваиваем план речи (ее структуру).

Мы запоминаем часть за частью конспект ключе­вых слов (тщательно записанный). (Многократное чтение; упражнения в словесном формулировании).

Используйте свое время. Есть много «мертвых» часов и минут, когда мы ждем, когда едем по железной дороге и так далее. Лучшее упражнение в концентрации состо­ит в том, чтобы про себя спокойно проговаривать речь, медленно следуя по плану, подобно движению кадров при замедленной съемке.

Последним рабочим шагом при подготовке является пробное произнесение речи. Как правило, определенное игровое пространство отводится импровизации («Перепод­готовка» приводит к чрезмерной сухости речи!).

Речь не должна застыть в окончательно отлитом виде. Она остается, так сказать, в подвижном аг­регатном состоянии.

Мы настойчиво представляем себе место выступле­ния и своих слушателей.

В риторике не страхуют, как, например, на случай транспортной аварии. Но можно назвать еще две меры безопасности по профилактике риторической неудачи.

Один раз мысленно «прокрутите» речь в обратном направлении. (При этом вновь и вновь рассмотри­те зависимость следствий или результатов своих вы­сказываний от предпосылок. Связи проявляются сильнее).

Один раз произнесите речь «молча», «в голове», не шевеля губами!

Если эти упражнения в концентрации также удается выполнить, то повышается ваша» страховка» подъема на трибуну.

Сказанное выше о «Технике подготовки» может быть полезно не только применительно к речи, но и к подго­товке любого текста. (Сравните ниже раздел «Стиль речи ~ стиль письма»). «Хорошая подготовка — половина Дела», — полагает Карнеги. Впрочем, в конце подготовки еще раз просмотрим картотечный ящик; зачастую мы обнаружим в нем достаточное количество деталей, кото­рые пригодятся в речи.

Теперь, возможно, некоторые читатели спросят: Не слишком ли много требуется для подготовки? Разве я, будучи оратором, всегда располагаю временем, чтобы выполнить рассмотренные этапы? Я хочу ответить: как пра­вило, нужно, особенно если речь большая, и рекомен­дую поступать именно так, как я здесь описал, или же подобным образом. Если же нужно готовить, как это час­то бывает, в короткие сроки много небольших деловых сообщений из разряда ежедневных, то систему подготов­ки можно естественным образом упростить:

сбор материала — ключевые слова — введение — заклю­чение — краткий просмотр целого и затем речь.

Но принципиальным является следующее: мы ответ­ственны перед слушателями за тщательное проведение подготовки. Слушатели хотят услышать нас; они дарят нам свое время; мы не можем их разочаровать. Конечно, слушателям не показывают, какой трудной была подго­товка. Так прима-балерина тоже не считает, какого на­пряженного труда стоил ей танец без видимых усилий.

Высочайшая ступень ораторского искусства — речь-импровизация.

Но такая речь дается не каждому. Зачастую импрови­зация неупорядочена и безудержна, она представляет «не­направленное словоизвержение» (Гератеволь).

Даже сам Цицерон говорил только подготовившись. Он шлифовал свои речи до такой степени, что при вне­запном изменении ситуации не мог произнести ни сло­ва. Этим объясняется, что мы обладаем определенным числом его речей, которые никогда не были произнесе­ны. Профессор Карло Шмид однажды произнес импро­визированную речь. Это была очень хорошая речь. «Ред­ко доводилось мне слышать столь эффектную речь», -сказал ему один его оппонент, — я думаю, ни один чело­век в зале не догадался, что Вы хотели сказать». «Совер­шенно верно — ни один человек, — ответил Шмид, — в том числе и я сам».

Однажды пастор Хармс не подготовился к пропове­ди, но положился во всем на внушение святого духа. Но оно не явилось, и Клаус Хармс стал заикаться. После проповеди он думал, ужасаясь: «Я ждал внушения, а ус­лышал лишь внутренний голос: Клаус, ты обленился! Никогда больше не выступай без подготовки!». Еще не­большое указание к докладу на съезде или конгрессе: за­частую оратор оказывается в мучительной ситуации: ему необходимо сократить доклад из-за общего недостатка времени. В этом случае лучше всего обдумать две редак­ции сообщения, длинную и короткую. В большинстве случаев трудно сократить речь, стоя на трибуне. Тогда мы слышим заикание и стоны докладчика, который из-за де­фицита времени, к сожалению, не может изложить весь текст. Собравшихся охватывает неловкость, и куцая речь оратора не оказывает нужного действия. Если на съезде выступают ораторы один за другим, то хорошо делают те, кто сокращает свое выступление с учетом содержания и длительности других сообщений.

В этой связи отметим, что благодарные слушатели приветствуют, если Вы вывесите напечатанный на ма­шинке сокращенный вариант доклада, чтобы ознакомить слушателей с существенными пунктами речи. Зачастую рекомендуется разработать в виде ключевых слов тези­сы, содержащие главные мысли, которые предлагаются слушателям и образуют основу следующей за докладом дискуссии. Эта очень плодотворная техника работы прак­тикуется сегодня со все возрастающей степенью не толь­ко на съездах и конференциях, но также при произнесе­нии обычных докладов и речей.

2.2.2 Документ
Генрих фон Клейст: О постепенной мысленной про-Работке материала при подготовке речей.

Рюле фон Лилиенштерну.

Если ты хочешь что-то познать и не можешь достичь этого, даже постоянно размышляя об этом предмете, то я советую тебе, мой дорогой, поговорить об этом пред- мете с первым же знакомым, которого ты встретишь. От него не требуется умная голова, также я не считаю, что ты должен расспрашивать его, чтобы познать. Напротив, ты должен первым рассказать ему все сам. Я вижу, на­стало время тебе удивиться и сказать, что в прежние вре­мена тебе советовали говорить только о том, что знаешь. Но ты говоришь знакомому, возможно, не очень скром­но, но другое. Я хочу, чтобы ты говорил, исходя из разум­ного намерения, — познать. Французы говорят: l’appetit vient en mangeant (аппетит приходит во время еды), и это известное положение справедливо и в том случае, если, его пародируя, говорят: l’idee vient en parlant (идеи при­ходят во время обсуждения). Часто, разбирая деловые бу­маги с запутанными спорными делами, я пытался найти точку зрения, с которой все хорошенько обсудить. Обыч­но я старался рассмотреть как бы в самой освещенной точке, желая все себе объяснить. Или я пытался, как если бы мне встретилась алгебраическая задача, дать основ­ную формулу, уравнение, которое выражало бы заданные отношения, и после вычислений легко находилось реше­ние. И объяснение становилось очевидным, если об этом деле я говорил с моей сестрой, которая сидела позади меня и работала; так для себя я уяснил то, что не мог пос­тичь часовым высиживанием. Узнавал не от нее, не она сказала мне, поделившись собственными мыслями, ведь она не знала кодекса и не изучала Эйлера или Кестнера. И не она искусными вопросами подводила к точке зре­ния, с которой это объяснение казалось приемлемым. Это мое смутное представление в соответствии с направле­нием поиска, когда я начинал говорить, приводило меня к полной ясности и со временем созревало в знание. Ког­да я говорю, я добавляю нечленораздельные звуки, рас­тягиваю союзы, часто использую дополнение в тех мес­тах, где оно совсем не нужно, и пользуюсь другими улов­ками, удлиняющими речь, чтобы выкроить время, нужное для формирования моей идеи в мастерской разума. При этом мне мешает движение сестры, которым она как бы хочет прервать меня: мое напряжение из-за этой пос­торонней попытки прервать речь растет, и повышаются мыслительные способности, как у великого полководца, который под давлением обстоятельств напрягает все свои силы. Я думаю, что великие ораторы, раскрывая рот, еще не знают, что скажут. Но убеждение оратора в том, что он необходимые мысли черпает из обстоятельств и из воз­никшего возбуждения своей души, делает его достаточ­но смелым, чтобы говорить, надеясь на удачу. Мне при­шли на ум «молнии» Мирабо, обрушенные на церемоний­мейстера, после заседания королевского правительства, распустившего Генеральные Штаты. Церемониймейстер вернулся в зал заседаний, где еще находились депутаты Штатов, и спросил, слышали ли они приказ короля?

«Да, — ответил Мирабо, — мы слышали приказ ко­роля. Я уверен, что его миролюбивое начало не предпол­агает штыки, которыми закончит. Да, милостивый госу­дарь, — повторяет еще раз Мирабо, — мы его слышали.»

По темпу речи, повторению слов видно, что Мирабо совсем еще не знает, что сказать и продолжает:

— Однако, кто дает Вам право, — теперь у него в голо­ве возникает источник неслыханных представлений, — нам передавать приказы? Мы — представители нации.

Этой фразой он как бы замахнулся:

— А этим я заявляю совершенно четко, — ему подвер­нулась фраза, выразившая весь отпор, к которому готова его душа, — Так скажите Вашему королю: ничего, кроме штыков, не изгонит нас отсюда.

После чего Мирабо самодовольно опустился на стул. Что касается церемониймейстера, то он в этой ситуации выглядел довольно жалко, если иметь в виду закон подо­бия, согласно которому в электрически нейтральном теле, введенном в поле наэлектризованного тела, мгно­венно возбуждается противоположный электрический заряд. И как при электризации усиливает степень наэлектризованности, так и мужество оратора, проявленное при уничтожении своего оппонента, переходит в бесстраш­ное воодушевление.

Возможно, так это и было в конце концов из-за дро­жи верхней губы оппонента или из-за неясного испуга перед грядущими событиями. Можно прочитать, что Мирабо, как только церемониймейстер удалился, встал и предложил:

1. Тотчас объявить себя национальным со­бранием.

2. Конституировать неприкосновенность депу­татов. Теперь, разрядившись, оратор стал электрически нейтральным и, забыв отвагу, почувствовал страх перед тюремной крепостью и проявил осторожность.

Это примечательное соответствие между психикой и моралью, которое, если исследовать, проявится и в дру­гих обстоятельствах. Однако я оставляю мое сравнение и возвращаюсь к начатому.

Лафонтен описывает в одной своей басне замечатель­ный пример постепенного развития мысли в вынужден­ной ситуации.

Животные болеют чумой, а лис вынужден произнес­ти хвалебную речь льву, но не знает, что сказать. Эта бас­ня известна. Чума овладела царством зверей, лев собрал самых именитых из них и поведал: чтобы смягчить небо, нужна жертва. В народе много грешников, смерть наи­большего из них принесет остальным спасение. Все до­лжны откровенно признаться в своих проступках. Наста­ла очередь льва. Да, у него бывали приступы такого го­лода, что он поедал овец и даже собак, если они к нему приближались. «Если я виноват больше других, то готов умереть». «Сир, — сказал лис, который хотел отвести грозу от себя, — вы так великодушны. Ваше благородство заво­дит Вас слишком далеко. Что из того, что задушена овца? Или собака, эта подлая тварь? А что касается пастуха, -продолжил он, — так это главная проблема. Говорят, — хотя лис еще не знает, что именно говорят, — заслуживает всяческого наказания, — произносит он наудачу, и тут запу­тывается. Относящийся, — плохая фраза, которая тем не менее дает ему время, — к тем людям. — И тут он впервые находит мысль, вызволяющую его из беды: которые над животными добиваются безграничной власти». И теперь лис доказывает, что самой целесообразной жертвой явля­ется кровожадный (объедает всю траву!) осел. После чего на осла набрасываются и пожирают. Такая речь в действи­тельности — это размышление вслух. Чередой одно за дру­гим проходят представления и их характеристики, а дви­жения души согласуют то и другое.

Далее, язык — не оковы, не тормоз на колесе духа , но второе колесо на его оси, совершающее непрерывное па­раллельное движение. Совсем другое дело, если нагото­ве мысли для произнесения речи. В этом случае нужно лишь выразить их, а это мышление не возбуждает, а, ско­рее, ослабляет. Если мысли выражаются сбивчиво, отсю­да еще не следует, что они были плохо продуманы, на­против, может быть, что путано выражается именно то, что продумано очень четко. В обществе во время ожив­ленного разговора идет непрерывный обмен идеями, и можно наблюдать, что люди, которые не чувствуют себя в разговоре сильными и, как правило, внутренне скова­ны, внезапно воспламеняются в судорожном порыве пе­рехватить инициативу разговора и одаряют собравшихся чем-то невнятным. Если им и удается привлечь к себе внимание, то по меняющейся мимике видно, что они сами толком не знают, что именно хотят сказать. Воз­можно, эти люди продумали что-то действительно точно и очень четко. Но внезапное изменение обстоятельств, переход от размышления к выражению мыслей подавля­ет то общее возбуждение, которое нужно как для фикса­ции мысли, так и для высказывания. Это возбуждение необходимо: мы легко управляем разговором, если наши мысли и наша речь следуют одно за другим по меньшей мере со всей возможной быстротой. И верх одержит тот, кто при равной четкости мышления говорит быстрее, чем противник, обладая в сравнении с ним преимуществом, потому что он, если так сказать, выводит на поле сраже­ния больше войск. Известное возбуждение души необ­ходимо: оно обогащает наши мысли, наше представле­ние. Зачастую это можно наблюдать, на открытых экза­менах, когда задают экзаменуемым вопросы типа: что такое государство? или : что такое собственность? или другие в том же духе. Если молодые люди находятся в обществе, где вопросами государства или собственности занимаются долгое время, то, возможно, они легко на­йдут определение с помощью сравнения, обособления и обобщения понятий. Но там, где подготовка души совер­шенно отсутствует и виден умственный застой, только непонятливый экзаменатор заключит, что экзаменуемый не знает. Потому что не мы знаем, а изначально сущес­твует наше определенное состояние, которое знает.

Только совершенно вульгарные люди, которые, выу­чив вчера, что такое государство, а завтра забыв, — ока­жутся с ответом в руках. Может быть, вообще нет более плохой возможности показать себя с благоприятной сто­i;роны, чем публичный экзамен. Это противно само по себе, оскорбляет нравственное чувство и всегда побужда­ет раскрывать себя. Какой-то ученый-зазнайка оценивает наши знания, чтобы, в зависимости от оценки купить нас или отказать; это так тяжело, когда играют на душевных струнах, исторгая свойственные им звуки, и расстраива­ют неумелыми руками; даже самый искуснейший психо­лог, превосходно знакомый с акушерским искусством рождения мысли, по терминологии Канта, может оши­биться из-за неопределенности. Причина, по которой невежественные молодые люди в большинстве случаев получают хорошие аттестаты, в том, что сами экзаменато­ры на их экзаменах слишком захвачены возможностью вынести свободное суждение. Поэтому часто они не чув­ствуют непристойность всего этого действа, постыдного уже тем, что к любому, кто потрясет своим кошельком, требования намного ниже; душа экзаменатора (а наш со­бственный разум должен пройти опаснейшую проверку) и она часто желает возблагодарить бога, если сумеет после экзамена не обнаружить свои слабости, быть может, еще более постыдные, чем у того, вышедшего из университе­та юноши, которого экзаменует.*

‘ Kleists H. v. Samtliche Weifce. 2Bd, Stuttgart u Berlin, o. J., S. 285-291.

3. СТРУКТУРА РЕЧИ

3.1 Общие указания
3.1.1 Исторические сведения
Понятие «риторика» происходит от греческого rheto-rike techne (ораторское искусство) и охватывает область знаний: теория речи — искусство речи — ораторское мас­терство». «В этом значении под риторикой подразумева­ют — сознательно или бессознательно — технику речи, проявленную в различных формах говорящим индиви­дуумом».

Искусство речи является древнейшим из отраслей знания. В античные времена искусство речи играло вид­ную роль: Демосфен произносил гневные речи против Филиппа Македонского. (С тех времен до наших дней дошло выражение «филиппики».) Когда впоследствии Филипп прочитал эти речи, то под сильным впечатлени­ем воскликнул: «Думаю, что если бы я услышал эту речь вместе со всеми, то голосовал бы против самого себя».

Уже тогда практика демонстрировала широкий диа­пазон ораторских возможностей: от речи на благо ближним до самодовольно-артистической, неискренней бол­товни софистов.* Даже Цицерон при всем блеске его ора­торского искусства вряд ли может служить образцом. Во все времена ораторы следовали за меняющимся общес­твенным мнением. Убедить всех не в состоянии были луч­шие ораторы. Приходит на ум одно: ни Демосфен, ни Цицерон не умерли естественной смертью.

Кровавые времена греческой риторики длились при­мерно в течение жизни пяти поколений, но только в Афи­нах** искусство речи приобрело историческое значение.

Школы времен античности и Ренессанса учили мно­жеству правил построения и произнесения речей. Марк Фабий Квинтилиан (приблизительно 35—100 гг. н. э.) был самым знаменитым учителем риторики в Риме. Уровень его требований к ораторам был очень высок. Основные требования — тщательное воспитание и обширное образо­вание. Насть многочисленных искусных приемов (ора­торских уловок), которым обучали учеников, достойна внимания и сегодня (см. главу «Риторические средства выражения»). Сегодня мы скептически относимся к ре­чам, имеющим эстетическую самоцель (например, Про-тагора), или демагогический пафос (например, Гитлера и Геббельса). Чисто выточенные фразы, украшение рито-рическими фигурами, вычурный стиль, блестящая вирту­озность — все эти элементы мы должны решительно от­клонить, поскольку они способствуют необъективности.

Средневековье опять привело искусство речи к рас­цвету. Путь проложили нищенствующие монахи от Са­вонаролы к Лютеру. В новое время ораторская речь за­звучала в английском парламенте XVIII века и в Конвен­те после Французской революции. (Надо отметить, что в

* Софист — тот, кто использует словесные ухищрения, чтобы ввести в заблуждение.

** 5—4 в. до н. э. — период наивысшего расцвета культуры в Афинах — го­роде-государстве Древней Греции. В середине 4-го в. до н. э. царь Фи­липп Македонский завоевал Грецию, покорив Афины, Спарту и др.

парижском Конвенте* некоторые ораторы заготавлива­ли конспекты как правого, так и левого, противополож­ного направления. Держали нос по ветру).

На протяжении многих столетий риторика оказыва­ла значительное влияние на поэтическое искусство. Мы знаем, что Расин, знаменитый французский драматург XVII века, проштудировал все «Формирование красно­речия» Квинтилиана и составил тетради конспектов.

Но ни в одном парламенте речь не имела и не имеет столь большого значения, как в английском, именно со времен Ренессанса. Ряд великих ораторов — Питт, Фокс, Шеридан, Гладстон, Ллойд Джордж, Черчилль и Бевин проходит с тех пор до XX века. И сегодня Англия в еще большей степени, чем, например, Германия — страна ре­чей и дискуссионных клубов.

Однажды английский историк лорд Актон полуехид­но, полухвалебно высказался следующим образом: «не­которые нации платят чародею красноречия, однако Гер­мания — «очарованию хорошего управления»».

И все же немецкая парламентская история насчитыва­ет значительное число видных ораторов. Наиболее блестя­щим оратором XIX века является Ойген Рихтер Бисмарк. В бундестаге видными ораторами и полемистами были, на­пример, Шумахер, Арндт, Хейнеман, Эрлер и Шмидт от Социал-демократической партии; Аденауер, Киссингер, Герстенмайер, фон Гуттенберг и Штраус от Христианско-демократического союза Христианско-социального союза и Делер от Свободной демократической партии.

Поучительно сравнить между собой, например, речи Бисмарка, Ллойд Джорджа, Бриана, Черчилля, Хеусса. Каждый обладал собственным стилем и тем не менее все они использовали такие средства, как образность, логи­ка, повышение интереса к речи и так далее, которые ниже будут описаны подробно.

Конвент — высший законодательный и исполнительный орган Пер­вой французской революции. Действовал с 21.09.1792 по 26.10.1795 гг.

В этой книге история риторики лишь бегло очерчена. Подробное описание см. в разделе «Историческая часть» книги Уэдинга/Стейнбринка «Основы риторики»*, вы­шедшей в 1986 г.

Хотя в сегодняшние дни риторика чаще всего изучает­ся на курсах с практическим уклоном (в объединениях по экономическому образованию, в народных универси­тетах, на партийных семинарах и т. д.), однако в качестве специальной научной дисциплины высшей школы она преподается только в Тюбингенском университете*. Йозеф Коппершмидт жалуется в своей достойной внимания, но изложенной в тяжелом научном стиле книге «Общая ри­торика» (1976), что в основе «современной риторики» ле­жит «лишь ограниченное понимание риторики». Он име­ет в виду сужение области изучения, отказ от обширных образовательных и теоретических притязаний античной риторики в пользу чисто прагматического подхода, ори­ентированного на практику обучения речи. Коппершмидт предложил идеалистический проект, который лишь в малой степени учитывает сегодняшнюю речевую практи­ку, но, правда, пытается выработать «нормативную систе­му правил», «грамматику разумной речи».

История риторики учит, что при разработке структу­ры речи следует обеспечивать соответствие содержания и формы.

Комбинация «хорошая форма — плохое содержание» (как пример софистики) не достигает результата, как и дру­гая комбинация: «хорошее содержание — плохая форма» (например, глубокая книга Фихте «Речи и немецкая на­ция» так тяжеловесна по форме и стилю, что Якоб Гримм однажды пытался «перевести» ее на доступный немецкий язык. Сегодня некоторым научным трудам по риторике, несомненно, необходим Якоб Гримм…)

* Курс риторики читается на филологическом факультете МГУ.

3.1.2 Тема
Разработать речь на общую тему зачастую труднее, чем на специальную, так как в первом случае возникают опасности многословия, пошлости, поверхностности и неоп­равданного обобщения. Часто задача ставится слишком широко. Речь идет о том, чтобы тему речи обозначить как можно точнее: она не должна быть слишком широкой, но и не быть слишком узкой или иметь неправильно рас­ставленные акценты.

Правило 1. Каждое слово темы мы подвергаем про­верке на точность смысла.

Правило 2. После разработки первой редакции клю­чевых слов мы анализируем, не слишком ли мно­гое записано, не нарушены ли рамки поставлен­ной задачи.

Формулировку темы лучше поискать попривлекатель­ней, но не навязчивой. Главную часть можно допол­нить подзаголовком. Эффективное средство привле­чения внимания — постановка вопроса. Правда, на поставленные вопросы нужно также недвусмыслен­но ответить.

Эффективнее заглавия «Захват власти национал-со­циалистами»* действует, например, постановка вопроса: «Как Гитлер пришел к власти?»

В любом случае важно, чтобы заголовок соответство­вал содержанию речи. Слушатель должен знать, что его ожидает. Поэтому объявление о докладе нельзя делать двусмысленным или слишком общим. Так, однажды объявление, слишком общего характера, «Вечер с Германном Гессе» послужило причиной неудачи поэта. (Он очень забавно рассказывает об этом в новелле «Авторс-

Национал-социалистская партия (национал-социалистская рабочая партия Германии) возникла в 1919-1945 гг. Фашистская партия, воз­главлявшаяся Гитлером. После разгрома фашизма партия была лик­видирована.

кий вечер».). Жители маленького городка, непритязатель­ные в литературном отношении, настроились на «смех до упаду» или полагали, что по крайней мере Германн Гессе споет им частушки под незатейливый аккомпане­мент. Но он выдал «на потеху» новеллы и стихи. Спустя короткое время зал опустел. Профессор атомной физи­ки также был в высшей степени удивлен, когда на его сугубо научный по содержанию доклад «Космические лучи» собрались только женщины. На рекламном плака­те значилось: «Косметические лучи».

3.1.3 Основное в содержании речи
Вообще говоря, мы, как правило, различаем следую­щие десять основных элементов, которые характеризуют хорошую речь: объективность, ясность, образность, целенаправленность, повышение внимания, повторение, неожиданность, смысловая насыщенность (различная), лаконизм (краткость) и , не в последнюю очередь, юмор ( и его разновидности, такие, как острота и ирония).

Объективность

Объективность означает прежде всего максимально воз­можную степень правдивости и непредвзятости. Каждому оратору рекомендуется прочитать серьезное и тем не менее всем понятное высказывание Карла Ясперса* о софистике и сущности сообщения в его книге «Об истине».

Объективность означает глубоко согласованное, обус­ловленное существом дела, соединение содержания и фор­мулировок речи, что не исключает элегантной отделки.

Сегодня мы предпочитаем в противоположность ан­тичной риторике «объективность , которая не нуждается ни в золотом шаблоне, ни в вычурности» (Науманн). Па­фос чаще всего лишь фальшивая монета чувства. Упор на чувства что-то скажет слушателю лишь в том случае,

» Jaspers К. Von der Wahrheit. Philosophische Logik, Bd. 1, Munchen, 1947.

если есть желание выразить или возбудить личное и ис­креннее сочувствие. С пафосом не говорят о цене сыра или выращивании кактусов.

Ни один оратор не позволит себе вообразить, что он абсолютно объективен и правдив. Мы все ошибаемся; мы намерены прикладывать много усилий, чтобы избежать ошибок. Наше знание, даже самое основательное, оста­ется несовершенным. Кроме того, объективность харак­теризует сведения, которые я доношу до слушателей: что именно является констатацией фактов и взаимосвязей, а что — личным мнением и оценкой (например, объектив­ное утверждение: Гамбург лежит на Эльбе. Оценка: Гам­бург является самым красивым немецким городом).

Ясность
Старое правило утверждает: оратор должен говорить так, чтобы его не только можно было понять, но и не­возможно было не понять. В ясной и четкой речи нет места какому бы то ни было недоразумению. (Мольтке в 1870 г. своим офицерам сказал: «Приказ, который может быть неправильно понят, всегда и понимается неправиль­но». Это справедливо также и для утверждений, выска­зываемых в речи.)

Теодор Хеусс стремился лишний раз просмотреть на­броски речей, чтобы упростить формулировки, если они казались ему высокопарными. Этот процесс он называл «избавлением от Хеусса», как об этом сообщает его пле­мянница Нанна Фрейлингхаус в рассказах о Хеуссе. Правда, нередко неясность даже входит в «систему» ора­тора. К сожалению. Иногда умалчивают или говорят не­ясно, потому что хотят скрыть свое истинное мнение. Фридрих Науманн сказал о «сбросе балласта»: «Сбрасы­вать нужно все, что не соответствует ясному мышлению, хотя подлежащее сбрасыванию может быть очень привле- кательным. Отсекайте все, что трудно понять слушате- лям. При этом не слишком дорожите своими собственными пристрастиями. Ведь оратор говорит не для себя, a для других».

«Непонятное» не означает исполненное глубокого смысла. Пауль Хейсе иронически рекомендует: «Учитесь упражняться в тех уловках, которые вам обеспечат успех; в мелких местах нужно мутить, чтобы думали: вода глубока».

Многие недоразумения возникают из-за путаницы в понятиях. Некоторые слова и понятия многозначны* их мы уточняем с помощью определений.

Пример многозначности слов: понятие «демократия» по-разному понимается в Западной и Восточной (народ­ная демократия) Германиях. Если в дискуссии каждый участник не представит свое определение, то дальнейшее обсуждение вопросов неплодотворно, так как неясны ос­новные положения.

В основе некоторых недоразумений — многозначность употребляемых слов. Поразительный пример приведем из событий последней мировой войны: английский министр Антони Идеи во время выступления по радио сердито от­бивался от обступивших его фотографов со словами: «Don’t shoot, please!», что, означало: «Не фотографируй­те именно теперь, когда я должен сосредоточиться»(shооt — стрелять, фотографировать, прим. перев.). На следующее утро немецкое радио, торжествуя, сообщило, что на Иде-на, английского военного министра, было совершено

Многозначность, или полисемия -наличие у слова нескольких значе­ний. Основное значение слова называется прямым, другие значения — переносными.

На п р и м е р: окно 1. Отверстие в стене здания, и также рама со стек­лом; 2. (перен.) Просвет, отверстие в ч.-л. Окно между тучами; 3. (пе-рен.) Время между занятиями, ничем не занятое в расписании. Окно между лекциями. Многозначность как средство выразительности ши­роко используется в поэтической, публицистической и художествен­ной литературе: см. Современный русский язык.: Учебник/ А. Б. Ани­кина, Ю. Б. Бельчиков, В. Н. Винокуров и др.; Под. ред. Д. Э. Розен-таля. Ч. 1. Изд. 2-е. — М.: «Высшая школа», 1976.

покушение. Мы опять и опять констатируем: при многоз­начности слов мы невольно выбираем те значения, кото­рые соответствуют нашим субъективным желаниям. Само собой разумеется, что для ясности речи существенна ло­гика. Мы обращаем внимание на логическое соединение деталей и основных положений, равно как и на кристаль­ную ясность выражения.

Что касается ясности и понятности, то риторические возможности многих преподавателей высшей школы ос­тавляют желать лучшего.

Лекции одного преподавателя химии из Риги студен­ты плохо понимали. Он говорил невнятно, путано, растя­гивая слова так, что слушатели приходили в отчаяние. Его преемником, напротив, был блестящий оратор и педагог. После первой же лекции один польский студент заметил: «Надо отдать должное новому профессору: химия сама лезет в голову!»

В письме студента Й. Б. Германна к приятелю Жану Паулю так рассказано о знаменитом профессоре мате­матики Геттингенского университета Абрахаме Готтхельфе Кэстнере (1719 — 1800). «Доброжелательность своих слушателей он поддерживал своеобразным образом. Кэстнер — человек старого закала. Его лекции никто не хва­лит, потому что для тех, кто математику понимает, они слишком пространны, а для начинающих — слишком тя­желы, он использует строгие методы доказательства, что­бы сделать понятными арифметические или геометричес­кие определения, и, разумеется, продолжает это до тех пор, пока сам не устанет. Поскольку сам он понимает, но пре­поднести математический метод в занимательной форме не может, то усердно заботится о том, чтобы на столах ле­жало определенное количество книг (ведь не все слушате­ли могут (!) разогнать скуку во время его лекций). Это, например, могут быть книги басен с гравюрами на меди, описания путешествий, Вергилий с гравюрами на дереве и многое тому подобное…»

Образность
«Образное представление — фундамент всех позна-ций» — так написано в 9 письме Песталоцци «Как Гер­труда учит своих детей». Это справедливо не только в от­ношении детей, но и взрослых.

Точным, но малонаглядным образом философ Кант определяет значение образного представления: «Мыш­ление без содержания пусто, образное представление без понятия слепо. Следовательно, необходимо создавать свое понятие, сообразуясь с чувственным ощущением, то есть в наглядном представлении соотносить поня­тие предмету, а это означает — приблизить образное пред­ставление к понятию». Англичане, например, склонны к образной манере речи, они приводят сравнения, опи­сания и т. д.

Следующее средство представиться слушателям и вну­шить им доверие — дать беглые сведения о себе самом, которые оратор скупо роняет в речи тут и там. Короткие истории, связанные с лично пережитым — излюбленные приемы в речах британских государственных деятелей. В известной мере подход основан на чрезвычайном инте­ресе британской общественности к личной жизни дей­ствующего лица (Хуго Фишер).

Французы больше любят кристальную ясность раци­онализма. Мы, немцы, в нашей манере речи тяжеловес­ны и абстрактны в большей степени, чем наши западные соседи. (Специалист по эстетике Вишер в забавной ма­нере наглядно показывает суть различных языков. По его мнению, французский язык напоминает ликер и биск­вит, итальянский — красное вино и апельсины, голлан­дский — «настоящую селедку», а немецкий — хороший ржаной хлеб и пиво.)

Старания многих немецких ораторов в этом отноше­нии совершенно очевидны: «Как я мог сказать так — на­спех, предельно непонятно, отстраненно, высокомерно и тяжеловесно»? (Веллер).

В хорошей и действенной речи отвлеченные и образ­ные мысли соединены друг с другом. Речь, состоящая из сухих слов и бесцветных выраже­ний, скучна и пресна, как несоленый суп. Как правило, речь развивают от наглядного представления (образ, сравнение, рассказ и так далее) к понятию. Абстрактные понятия без фундамента образов редко остаются в памя­ти. (Польский политик Циранкевич в 1956 г. выступил против сталинистов, которые не выясняли причины нару­шений, а искали виновных. Он сказал: «Если кто-то боит­ся малярии, то должен не комаров ловить поодиночке, а осушить болото».

Наглядны характерные детали; абстрактны в сравне­нии с ними суммирующие обобщения. Прежде всего нуж­но запастись цифрами. Никто не может удержать в па­мяти дюжину чисел, но это удается, если представить их ,- наглядными. «Хотя нет нужды удерживать в памяти ма­лейшие детали, как при утомительном счете, однако речь без определенных деталей недейственна и тускла», — кон­статирует Гамильтон. С помощью выразительных средств динамичным и жизненным предстает самый сухой и скуч­ный материал. Для оратора также справедлив рецепт Во­льтера: «Умелый повар даже из самой жесткой подошвы приготовить вкуснейшее блюдо».

Целеустремленность
Оратор постоянно думает о том, что нужно достичь главного пункта. Каждая речь, а особенно речь с выра­жением мнения, достигает кульминации в «целевом пред­ложении» или в небольшом числе выражений, содержа­щих основные мысли.

Целевое предложение и эти выражения должны мно­гократно повторяться в одной и той же, а также в различных формулировках. Формулировки целевых и ключевых предложений должны легко запоминаться.

«Нельзя слишком многого желать от одной речи! Мысль, которая запечатлена в памяти, лучше пятидеся­ти, которые в одно ухо вошли, а в другое вышли. Лучше крепко вбить один хороший гвоздь, чем слабо воткнуть дюжину канцелярских кнопок, которые выскочат в те­чение часа» (Спэрджен).

Диалог после доклада:

— Как долго говорил оратор?

— Два часа.

— И о чем он говорил?

— Этого он не сказал…

Каждая речь содержит несколько «красных мест», которые остаются в памяти слушателя. Действие хорошей речи не исчерпывается одним мгновением: порой она волнует людей долгое время. Мы концентрируем внима­ние на важнейшем, характерном и опускаем все несущес­твенное. Вычеркиваем все, что мешает главному. Ничего нет хуже, чем обременительный груз мыслей, которые слушатель не в состоянии переработать. Non multa, sed mul-tum dicere — немногим, но многое сказать.

Повышение напряжения
Оратор не просто сообщает факт за фактом, одну фра-‘ зу сменяет другой, но настраивает речь на повышение на­пряжения. Мы заботимся о напряжении и кульминации; при разработке речи мы посвящаем им особое внимание: кульминационный пункт должен быть хорошо сформу­лирован заранее. Повышение напряжения в речи внутренне обусловлено и органично, а не внешний и «рас­считанный на успех прием».

Повышение напряжения является первым формати-, рующим параметром речи. Стремятся к более кру­тому подъему напряжения — от вступления до заклю­чения.

Лидер французских социалистов Жан Жорес говорил настолько увлекательно, что однажды даже стенографи­стки забыли записать его речь.

Но что сделать, если слушателям скучно? Что посо­ветовать? Вот как поступил Хрущев. В 1964 г. в Дании на официальном приеме он прикрепил крохотный радио­приемник на отворот пиджака датского премьер-минис­тра Крага, а в уши воткнул ему миниатюрные устройства для воспроизведения звука. Краг услышал музыку. Хру­щев: «Это хорошо, если на официальных торжествах во время речей скучно». Краг остроумно ответил: «Все же я не хотел бы им воспользоваться сегодня вечером, когда Вы будете говорить».

Повторение
Повторение оратором основных мыслей имеет боль­шое значение, так как содержание речи слушатель запоминает.

Речь должна быть, как алмаз, который рассматрива­ют, медленно поворачивая в руках. При этом суть сохра­няется, изменяется только внешность (варианты основ­ных мыслей). Подумаем о том, что оратор затратил мно­го трудов и усилий, чтобы содержание речи ясными де­талями и связями дошло до сознания слушателей. Слушателей же мы считаем способными на непосильный труд справиться со всем этим за один час. Выступая, мы долж­ны помочь им, используя не только выразительные сред­ства, но и многократное повторение существенного. Ис­кусное повторение способствует более глубокому внед­рению высказываемых мыслей в сознание слушателя.

Неожиданность
Признаком искусного в психологическом отношении стиля речи является оправданная по смыслу, но неожи­данная и нетрадиционная связь деталей. Например, мы связываем факты самым неожиданным образом.

Неожиданность является фактором, повышающим напряжение.

Но мы не смешиваем эффект неожиданности с фабри­кацией сенсаций. Серия чрезмерно обостряющих внима­ние «шоков» действует на большинство слушателей отталкивающе.

Смысловая насыщенность
Оратор обращает внимание на смысловую насыщен ность речи: в разных частях речи она различна. Матери­ал, постоянно концентрируемый в тесном временном отрезке, да к тому же, возможно, еще и нелегкий для пони­мания, не будет воспринят слушателем. (Особенно сле­дует предостеречь от избытка цифровой информации «из лучших побуждений»!) Вниманию слушателей дается передышка. Поэтому мы меняем манеру речи: она то насы­щена информацией, то разрежена. Ни в коем случае нельзя каждое предложение нагружать «тяжелой для слу-шателя пищей»; в этом случае речь легко становится со бранием головоломок.

Нельзя сложные понятия давать концентрированно. На то, что мне ясно может быть после длительного обдумывания, слушателю требуется время.

Лаконизм (краткость речи)
Это очень важная глава. «Тайна скучного состоит в том, чтобы сказать все»(Вольтер). В одном докладе мы никогда не исчерпаем нашу тему, а только исчерпаем тер­пение наших слушателей. Совет Лютера молодому про­поведнику: «Коль поднимаются, да рот пошире откры-вают, то люди уши затыкают. За четверть часа напропо- ведуют гораздо больше, чем сделают за 10 лет. Если по­чувствовал, что люди слушают прилежнее, тут же закан­чивай свою проповедь. Вот тогда у тебя будут слушате­ли». Лютер отвергал риторику, как стремящуюся искус-

но приукрашивать дела словами. Он выступал против многословного краснобайства и в одной застольной речи сказал: «Если занимаются риторикой и употребляют мно­го слов, не имея фундамента, значит, за этим ничего нет, это только разукрашенная вещь, вырезанный и размале­ванный идол».

Различие между скупой на слово диалектикой и мно­гословной риторикой Лютер показал на следующем при­мере: «Диалектика говорит: дай мне есть; риторика гово­рит: я весь день шла трудной дорогой, я устала, больна, голодна и так далее, мне нечего есть; дай мне хоть кусочек мяса, хорошо прожаренного, дай мне выпить кружку пива».

Марк Твен рассказал: однажды ему так понравился миссионер-проповедник, что он решил пожертвовать ему доллар. Проповедь длилась уже час, и Марк Твен пони­зил свое подаяние на половину доллара. Проповедь про­длилась еще полчаса, и он решил, что не даст ничего. Когда священник спустя два часа наконец закончил, Марк Твен взял доллар с тарелки для подаяний, чтобы компенсировать свою потерю времени.

Древние спартанцы были врагами многословия. Од­нажды в голодное время посланец другого города долго просил мешок зерна. Спартанец отказал ему: «Мы забы­ли начало твоей речи, а потому не поняли ее конца».

Второй посланник показал пустой мешок и только сказал: «Вы видите: он пуст; пожалуйста, положите в него хоть что-нибудь». Спартанец исполнил желание, но не без поучения: «В следующий раз говори короче. Что ме­шок пуст, мы видим. О том, чтобы его наполнить, мо­жешь не упоминать».

«Берегись многословия!» Это последнее высказыва­ние справедливо и сегодня. «Чтобы быть скупым на сло­ва, нужно овладеть полнотой понимания. Но эта полно­та достигается долгим упорным размышлением, которое предки называли медитацией»(Науманн).

♦ «Истинное красноречие состоит в том, чтобы ска­зать все, что необходимо; но сказать только то, что необходимо» (Ларошфуко в своих «Максимах»).

Многословие равнозначно скуке. Самая сокруши­тельная критика речи, какую я знаю, заключена в одном предложении: «Доклад начался в восемь, когда в один­надцать я взглянул на часы, была половина девятого» Скучного оратора не ценили никогда и нигде. «Дорогой друг, — ехидно сказал политический противник чрезмер­но молчаливому Шефтсбери (1671—1713). — Вы не рас­крыли рта ни на одном заседании парламента!» «Вы оши­баетесь, дорогой друг, — парировал Шефтсбери невозму­тимо. — Пока вы говорили, меня одолевала зевота».

Из Аргентины сообщали (1962) , что политик Луис Мигель вызвал одного врача на дуэль — драться на саб­лях. Причина: Мигель узнал, что медик прописывал сво­им пациентам его речи в качестве снотворного.

У одного британского премьер-министра во время скучной речи закрылись глаза. Оратор: «Мне кажется, до­сточтимый премьер-министр заснул». Тот медленно от­крыл глаза и тяжело вздохнул: «Как бы я хотел, чтобы так и было».

И сегодня в некоторых странах практикуются усып­ляющие длинные речи. На партийном съезде христианс­ких демократов в январе 1962 г. в Неаполе секретарь партии Моро говорил в течение шести часов. Рекордсме­ном «долгих речей» в Германии стал депутат Антрику: в 1911 г. в рейхстаге он держал восьмичасовой ораторс­кий день. Но потом этот рекорд побил его австрийский коллега Лехер, который «без точек и запятых» в рейх­стаге на земле прекрасной Вены говорил в течение 14 часов. Чтобы избежать дальнейших рекордов, ограничи­ли время выступления.

Говорят, скорее всего шутливо: оратору позволено го­ворить обо всем на свете, но только не больше часа. И евангелист Матфей предупреждает, цитируя речь

Христа к фарисеям: «Говорю же вам, что за всякое праз­дное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день страшного суда» (Матф. 12, стих 36).

Можно говорить гораздо короче и выразительнее, чем мы думаем. Речь не должна подменять книгу. Мы легко вкладываем в речь слишком многое. Длинная речь не всегда результат многословия оратора, но очень часто — результат недостаточной подготовки.

«Это письмо длиннее обычного, потому что у меня не было времени сделать его короче», — признался однажды другу Паскаль. Вместо «письмо» зачастую можно сказать «речь».

И подумайте при составлении речи о старой театраль­ной мудрости: то, что вычеркнуто, провалиться не может.

«Говори кратко!» — так написано в кабинках для теле­фонов. Это напоминание следует не только вывешивать в залах заседаний, но и принимать во внимание самым се­рьезным образом.

Юмор, остроты, ирония
Священник-доминиканец Рохус Шпикер пишет, что некоторые люди используют серьезность как фальшивую бороду, для маскировки, и продолжает: «В красном слов­це, которое проскользнет в разговоре, заключено боль­ше ума и сердца, чем в иной вычурной фразе, сакрамен­тальная ценность которой — лишь декорация.

♦ Острота освещает глубже, чем трагическая серьез­ность.

Фраза, брошенная со смехом, может беззвучно пла­кать. Конечно, нам, немцам, постичь это трудно. Итак, пожалуй мы и дальше будем искать мудрость за фальши­вой бородой»,

Шпикер совершенно прав: часто мы стараемся решить проблему слишком односторонне — с помощью намор­щенного лба и напряженной серьезности. Во время речи

(разумеется, не надгробной) прямо-таки необходимо, чтобы слушатели могли улыбнуться или как следует пос­меяться. Юмор и остроты будоражат и оживляют, если они не слишком натянуты.

♦ Юмор и шутки особенно необходимы, когда трудные места речи уже позади.

После тяжелых пассажей слушателям нужно перевес­ти дух, лучше всего с веселой шуткой, «причем при смехе важны и внутреннее веселье и внешнее освежающее дей- ствие благодаря дополнительному кислородному обме­ну» (Эндрес). «Смех — выражение некоторой приятнос­ти ощущений» (Буш). Имеется, например, протокол речи Бисмарка, в котором не раз отмечено «оживление в ауди­тории».

Юмор, в основе которого сердечность, несомнен­но эффективнее, чем острота, основанная на интеллек­те. «Острота доказывает не более, чем остроту ума, в юморе проявляется избыток душевности» (Вильгельм Пиндер). Людвик Райнерс описывает различие меж­ду остротой и юмором следующим образом: «Острота высмеивает, юмор смеется. Острота умна, юмор полон любви. Острота сверкает, юмор излучает тепло. Острота разоблачает несовершенство мира, юмор помогает нам преодолевать его».

Юмор — лучшая приправа к горькой действитель­ности, чем сухость и конструктивность. Один анекдот может охарактеризовать человека лучше, чем целая биография. «В трех анекдотах можно дать образ челове­ка» (Ницше). Только анекдоты не просто кое-где вста­вить в речь, как это бывает, но заранее обдуманно запла­нировать. Острые пункты речи также должны быть тщательно отточены.

Нередко смешат нечаянные шутки. Их причиной яв­ляется способ выражения, вызывающий недоразумение. Два примера из недавнего времени: Федеральный министр почтовой связи Штюклен в бундестаге провозгла­сил, вызвав общее веселье: «Die ledigen Postbeamtinnen liegen mirganz besonders am Herzen.» (игра слов: меня осо­бенно тревожат вакансии для почтовых служащих-жен­щин мне особенно по сердцу холостые почтовые слу­жащие-женщины).

Политик в области культуры Пауль Микат сказал в дюссельдорфском ландтаге в речи о проблемах школы: «Холостяки, как известно, не имеют детей…» Смех депу­татов. Микат: «Господа, вы смеетесь преждевременно, я хотел сказать…, которых бы они посылали в школу!» За­частую в парламентской жизни шутки смягчают напря­жение. «Не правда ли, господин Реннер, если вы придете к власти, то вы меня повесите, — сказал однажды Аде-науер известному коммунисту. Тот на это: «Конечно, гос­подин Аденауер, но со всем почтением».

Едкая ирония, безжалостная насмешка, злой сарказм не /всегда применимы. Кто не знает эти небрежно бросаемые недосказанности, вызывающие смех друзей и бешенство противников? «Господин министр, я только что услышал Вашу речь, однако теперь шутки в сторону…»; или (из речи адвоката перед судом): «…если мы откажемся от какой бы то ни было логики и примем во внимание только мнение прокурора…» Вот один политик кричит своему оппоненту: «Если Вы соглашаетесь со мной, я чувствую, что я сказал что-то неверное». Это все может быть очень остроумным, но иной раз действует даже разрушительно, так как легко уводит от конструктивных положений.

Но находчивость в импровизации действует как осве­жающий бриз.

Ирония и насмешка особенно действенны, когда ора­тор подвергает им и себя самого. Отпускать шутки на свой собственный счет означает действовать, управляя собой, (например, это может быть рассказ о комической или не­ловкой ситуации, участники которой смешны слушате­лю. Что-нибудь в этом роде понравится любому).

Существенным элементом многих речей является вы­полнение доказательств. Я проработал эти вопросы в моей книге «Школа дебатов»*

3.1.4 Стиль речи — стиль письма

Одно старое изречение гласит: «Это противный недостаток, Если человек говорит, как книга. Ведь хорошо читается любая книга, Которая говорит, как человек».

Современный литературный немецкий язык вначале был письменным**, а не разговорным языком. Сегодня нас иногда раздражает канцелярский стиль, безгранично рабо­лепный, напыщенный, вычурный, неестественный. Время от времени он очень обесцвечивает разговорный язык, дей­ствуя не в его пользу. «Нельзя забывать, что первична уст­ная речь, а письменность — это вспомогательное средство, которое преодолевает непостоянство звучания речи» (Хрис­тиан Винклер).

Английский парламентский деятель Фокс обычно спра­шивал своих друзей, если они читали его опубликованные выступления: «Речь читалась хорошо? Тогда это плохая речь!»

«Некоторые удивительно хорошо прозвучавшие речи, прочитай мы их на следующий день в газетах или в пар-

* Lemmermann H. Schule der Debatte. Miinchen, 1986. P. 3.1-3.2.

** В 12-13 в. в Германии в разговорной сфере преобладали диалекты, в письменной — господствовала латынь. Все делопроизводство, го­сударственное управление, деловая переписка осуществлялись на ла­тыни. Постепенно (к 17 в.) немецкая письменность (смешанный в диалектном отношении вариант литературного письма) вытесняет латынь. Формирование современного литературного языка завер­шается к 19 в. На основе сценического произношения вырабатыва­ются произносительные нормы «правила» и создаются нормативные словари немецкого языка.

ламентских протоколах, сгинули бы в прахе забвения» (Хайнц Кюн). Карл Маркс, например, обладал большой остротой мышления, но не был хорошим оратором. «На­писанное» может быть насыщенным по смыслу; в край­нем случае, если мысль неясна, можно повторить чтение. «Речь — не письмо» — кратко и твердо сказал специалист по эстетике Ф. Т. Вишер.

Речь не тождественна тексту, который произносит оратор, так как речь воздействует на слушателя не толь­ко содержанием и формой, но всей манерой выступле­ния. Речь взаимодействует между оратором и слушате­лем; создается для определенного мгновения и направ­лена на определенный состав слушателей. Сама по себе написанная речь действует как еда, о которой только что рассказано.

Следующий обзор выражает некоторые различия меж­ду звучащей речью и речью записанной.

Звучащая речь

Действие через содержание и выступление

Ограничение в отборе фактов и мыслей

Редакция ключевых слов с возможностью их вариации, (остается пространство для спонтанных идей; фиксируются только обороты, требующие особой точности

Больше повторений и обобщений, чем в «письме», так как у слушателя нет возможности навести справки.

Зависимость от момента произнесения

Записанная речь

Действие только через содержание

По возможности полное и

и законченное выражение

замысла

Однократная и точная

фиксация; предельная

стилистическая шлифовка

Большее напряжение в манере изложения; меньше повторений и обобщений, так как у читателя есть возможность навести справки. «Написанное» читатель имеет в своем

речи; однократное исполнение.

Обращается в первую очередь к определенному обществу

распоряжении, так как оно не связано со временем и однократностью исполнения. Обращается в первую очередь к неопределенному читателю.

(Впрочем: сегодня, напротив, письменная речь заим­ствует многое прежде всего от устной речи. Спонтанная, гибкая и оживленная устная речь может быть плодотвор­нее, чем зачастую сухой и безжизненный текст.)

3.2 О структуре (план речи)
Иоганн Готтфрид Гердер писал (в 45-м теологичес­ком письме): «Я охотно прощаю все ошибки, кроме оши­бок в последовательности частей речи». И Шопенгауер констатирует: «… немногие пишут так, как строит архи­тектор, который заранее составляет план и продумывает все вплоть до деталей, большинство же, напротив, дей­ствуют будто играют в домино». Это точно. При игре в домино кости кладут так, как они подходят в данное мгновение, без обозрения возникающего строения как целого. Многие ораторы также поступают с частями сво­их речей. К сожалению.

Никто не строит дом без плана. И речь никто не стро­ит без разработки ее структуры. Речь — не сумма деталей, у нее продуманная внутренняя структура.

Мы различаем два аспекта структуры: план (основ­ная структура) и план деталей. Для речи справедливо то же, что Рудольф Энгельгардт сказал в своей книге «Весе­лый экзаменационный молитвенник» (Эссен, 1962): «Книги с малым числом разделов подобны плохо провет­ренной комнате. Они вызывают заболевания органов дыхания». А также: «В них — бес высокомерия. Мол, мне, автору нет нужды оглядываться на моего читателя».

Уже тогда, когда мы собираем материал и производим его отбор, мы с «величайшим старанием» заботимся о его наилучшей структуре. Это редко удается с первого раза. Постоянно обдумывают возможность улучшения струк­туры. Схемы, которая подходила бы для всех речей, не су­ществует. Но следует соблюдать некоторые принципы.

Построение деталей должно быть:

• логически правильным и искусным с точки зрения психологии;

• обозримым;

• продуманным в отношении увеличения напря­жения.

• Соблюдаем в речи и в плане известное правило трех частей (введение — главная часть — заключение).

Введение является одновременно настройкой на слу­шателей. Основной отрезок речи образует главная часть (главная тема и «ключевые мысли»; объяснение, пример, следствие, доказательство). Заключение содержит обзор, кульминацию, окончание.

Хотя мы не ставим вопрос, как это делали в древнос­ти, однако во многих случаях для речей с выражением мнения очень полезным показал себя следующий план (следуя Р. Виттзаку).

Введение и главная часть должны дать ответ на сле­дующие четыре вопроса:

Введение.
1. Почему я говорю?

Главная часть.

2. Каково существующее положение («Что было, что есть?»)

3. Что должно быть вместо этого?

4. Как можно изменить существующее положение? Заключение содержит побуждение к действию: идти путем, о котором узнал оратор, и таким об­разом изменить существующее поло­жение.

Разрабатывая структуру, думают о возможности эф­фективного воздействия главных мыслей на слушателя. Если их несколько, то каждой из них отдельно мы посвя­щаем отрезок речи, после чего соединяем отрезки друг с другом.

(Руссо полагал, что только любовные письма позво- лительно начинать, еще не зная, что собственно сказать; в таком случае их можно и заканчивать, не очень думая о том, что сказано).

Мы выделяем отдельные части нашей речи, однако пе­реходы не должны быть внезапными. При наличии взаи­мосвязанных частей обеспечивается плавность перехода от одной части к другой. Если тем много, слушатели бу­дут признательны, если сообщим, какие темы мы рас­сматриваем. Квинтилиан сказал, что такие объявления действуют, как придорожные камни; они указывают пут­нику, сколько ему предстоит пройти.

♦ Подумайте: высокая степень эффективности речи зависит от искусной организации ее структуры.

3.3. О стиле речи (формулирование)
3.3.1 Общая часть

Химик Вильгельм Оствальд сравнил однажды язык с транспортным средством. Он писал: «Язык является транспортным средством; так же, как поезд везет грузы по железной дороге из Лейпцига в Дрезден, так язык транспортирует мысли от одной головы к другой». Это сравнение представляется метким, особенно для языка, который никогда не является эстетической самоцелью, но всегда служит для передачи фактов и мыслей.

Общий стиль речи (выбор слов, построение предло­жений) должен быть по возможности ясным, обозримым, гибким и «адекватным». Он не стремится к литератур­ным высотам, но и не срывается в бездну вульгаризма.

Не соответствует ему лакированный язык школьных со­чинений. В наши дни большой симпатией пользуется воз­вышенная манера беседы, очень популярная в докладах и речах для узкого круга. Важно стремиться к «адекватному стилю речи: он должен соответствовать реальному содер­жанию. Вместе с тем некоторым ораторам хочется напом­нить ответ Готфрида Келлера молодому писателю-рома­нисту на просьбу оценить книгу: «Сударь мой, Ваш стиль адекватен, но Ваша книга бесполезна».

Общий стиль языка не может быть охвачен правилами почти полностью. И тем не менее есть стилистические средства, которым, пожалуй, можно дать стабильную оцен­ку (хорошее, полезное, плохое) и с которыми в последую­щем нужно поступать соответственно. Впрочем, именно общий стиль речи обеспечивает оратору обширное «игро­вое пространство».

♦ После многочисленных «тренировок» развивается ин­дивидуальный стиль речи.

Что может быть скучнее однотипно звучащих речей, которые произносят обучающиеся. Каждый оратор при­обретает свои личные ноты. «Стиль является физиономией духа, вернее телесной оболочкой», —. пишет Шопенгауэр, и продолжает: —подражать чужому стилю — значит носить маску».

3.3.2 О стиле речи оратора

«В начале сотворил Бог небо и землю. И была земля не­обитаема и пуста, и было темно над бездною, и Дух Божий парил над водою». Так пластично перевел Лютер начало Биб­лии. Что бы мы сказали, опиши он создание земли пример­но следующим образом, растянуто и с использованием мно­жества «застывших» существительных: «В начале со стороны Бога последовало сотворение как неба, так и земли. Последняя была необитаема и пуста, и стояла над всем этим тьма, и над водою имело место парение Духа Бога».

Мы, немцы, особенно страдаем от неумеренного упот­ребления имен существительных и от недостатка глаголов. Существительные зачастую способствуют «окостенению», глаголы, напротив, подвижны и гибки. Там, где это воз­можно, мы с помощью глаголов вносим подвижность.

Канцелярский и юридический (крючкотворский) не­мецкий язык еще и сегодня вычурен и тяжеловесен. Людвик Райнерс в виде шутки знаменитое изречение Цезаря «пришел, увидел, победил» перевел на подлинный бюрок­ратический немецкий язык: «После достижения здешней местности и ее осмотра мне представилась возможность добиться победы». В оригинале мы находим: три глагола, никаких существительных — наглядно, точно, неотрази­мо. Напротив, в канцелярском немецком стоят: один мерт­вый глагол, пять существительных — абстрактно, скрюченно, скучно.

Сегодня вряд ли еще говорят «доказать», но сплошь и рядом слышишь «привести доказательство». Нам лучше го­ворить «провести» вместо «придти к проведению», «отме­нить» вместо «прийти к отмене», «предложить» вместо «внести предложение».

Почему нужно вновь и вновь произносить «правитель­ство отдало распоряжение» вместо «правительство распо­рядилось»? Ведь это короче, яснее, понятнее.

Широко распространено употребление «метких слове­чек». Эрих Драх полагает: «Меткое слово является необхо­димым инструментом ораторского ремесла. Тот факт, что их могут необоснованно употреблять во зло, не устраняет их необходимости».

Зачастую меткое выражение может быть одной фразой; оно может произвести риторический фурор, в основе которого лежит необыкновенно точная мысль, высказанная в выразительной, зажигательной форме.

4 X. Леммерман

Многие меткие слова и выражения благодаря своему хорошему или плохому воздействию вошли в историю. Та­ково меткое высказывание Бисмарка о «почтенном посред­нике» между государствами, а также высказыва­ние Бетмана Холлвега о «клочке бумаги», которым он в 1914 г. назвал договор о нейтралитете Бельгии. Это вы­сказывание Ллойд-Джордж назвал (в одной из речей) са­мым действенным метким выражением времен первой мировой войны; оно доставило Германии бесчислен­ных врагов. Немецкий император Вильгельм Второй (ода­ренный, но не владевший собой оратор) своими метки­ми словечками, сказанными в аффекте бряцания оружи­ем, также вызывал за рубежом большое недовольство («Наше будущее лежит на воде»). Я хочу с помощью этих немногочисленных примеров сказать лишь о том, как легко меткие слова могут стать роковым паролем. Так обстоит дело не только в большой политике, но и в лю­бой сфере деятельности. Шаблонный формальный язык сегодня иной раз характерен для речи с идеологической направленностью.

К сожалению, часто используют много неопределен­ных, «стертых» слов и выражений, таких как «высший класс», «мило», или «это вещь», «дело». Следует отыски­вать близкие по смыслу слова (синонимы), которые вно­сили бы ясность и разнообразие. Прежде всего остерега­ются чересчур большого числа прилагательных, предна­значенных для украшения. С другой стороны, обилие существительных без определений делает речь бедной и сухой. Мы помним о том, что многие слова имеют эмо­циональную окраску. Есть разница между выражениями «высказывать умные вещи» и «болтать об умных вещах»; между словами «дама», «женщина» или «баба»*. (Пригла­шение на торжественный вечер для военных гласило: «От

всего сердца приглашаются офицеры со своими почтен­ными супругами, унтер-офицеры со своими супругами, рядовые со своими женами».) «Лик», «лицо» и «харя» обозначают одно и то же. Но какое различие в значении! Никто не скажет «лик преступника», никто не скажет и «физиономия Шиллера».

Марк Твен однажды сказал: «Различие между правиль­ным и почти правильным словом, как между молнией и светлячком». Вместо формулировки: «Над горами больше не дует ветер» Гете предпочел написать: «Горные верши­ны спят во тьме ночной».)

Один иностранный посланник пожаловался своему шефу на то, что немецкий язык чрезвычайно труден; за­частую два слова обозначают одно и то же: speisen — es-sen (есть), schlagen — hauen (бить), springen — hupfen (пры­гать, скакать), senden -schicken (посылать). Министр ответил, что немецкий язык еще намного сложнее, чем это представляется господину посланнику: «Можно ска­зать: die Volksmenge isst (толпа ест), но нельзя вместо isst употребить speist; можно сказать: die Uhr schlagt(чacы бьют), но нельзя вместо schlagt употребить haut, можно сказать: die Tasse springt (чашка подскакивает), но нель­зя вместо springt употребить hupft, — и Вы тоже являетесь посланником, Gesandter (от слова senden), но никак не Geschickter (от слова schicken)!» Если выбор слов осущес­твляют недостаточно тщательно, это может стать причи­ной недоразумений и беспрерывных споров. Столько

Автор приводит пример разностильной лексики: высказывать ум­ные вещи — лексика нейтральная, болтать об умных вещах — лекси­ка разговорная. Между этими выражениями такая же разница, как между словами «дама» и «баба». Первое как форма вежливости, а вто­рое просторечие, с оттенком пренебрежения. Употребление разно­стильной лексики связано с авторским заданием, например, добиться комического эффекта: «валенки воздух тоже не озонировали» (И. Ильф и Е. Петров). При употреблении в речи соблюдают условие одностиль-ности. В толковых словарях русского языка слова снабжаются стилис­тическими пометами: книжное, высокое, разговорное, просторечие. Большинство слов межстилевые, нейтральные. Они лишены стилис­тической окраски и употребляются в любом стиле речи. (Подробнее см.: Современный русский язык. Ч. 1, — С. 51).

многозначных слов; «на некоторых, таких как «форма», «идеализм» …лежит пыль теорий и заблуждений столет­ней давности, они покрыты слизью и спутаны, и едва ли возможно отследить все запутанные разветвления значе­ний… Здесь благодать не только тем лишенным ясности умам, которые охотно бродят на ощупь в густом тумане мыслей, но также и всем софистам и пустозвонам, жела­ющим ловить рыбу в мутной воде» (Эрдман).

Употребление превосходной степени очень быстро сходит на нет. (Впрочем, оно легко вызывает возраже­ния, как это заметил еще Бисмарк.)

Осторожнее с сокращениями слов. В джунглях сегод­няшних списков сокращений многие читатели с трудом находят требуемое. Страсть к сокращениям процветает повсюду.

Слова-вставки и звуки, свидетельствующие о затруд­нении (а, ох, не) у ораторов всегда на старте. Между ними прокрадываются целые легионы таких словечек: «не прав­да ли?», «естественно», «н-ну», «н-да» и так далее. Ни один оратор не может от них избавиться полностью, но тем не менее каждый должен себя контролировать.

Как часто слышишь в телевизионных интервью грам­матически неправильные слова и выражения.

Повторы слов, если они следуют непосредственно, производят впечатление неуклюжести. Как часто мы слы­шим высказывания наподобие следующего: «В качестве примера я хотел бы привести следующий пример: напри­мер, пример Англии…»

♦ Мы обладаем большим пассивным запасом слов, ко­торые понимаем, но гораздо меньшим активным за­пасом слов, которыми пользуемся.

Слова иностранного происхождения

Некоторые слова иностранного происхождения при их попытке перевести на другой язык становятся очень неуклюжими.

Так полагает и Шопенгауер, когда пишет: «Для неко­торых понятий только в одном языке находится слово, ко­торое заимствуют потом другие языки: таковы латинс­кое «аффект», французское «наивный», английское «джентльмен» и многие другие. Подчас чужие языки вы­ражают новые понятия даже с нюансами, которых со­бственный язык не имеет, и вместе с которыми мы те­перь и это понятие воспринимаем. И тогда каждый, кого беспокоит точное выражение своих мыслей, применит это слово другого народа, не обращая внимания на вы­думки педантичных пуристов».

С большим темпераментом выразился и Якоб Гримм в книге «О педантизме в немецком языке» (малый трак­тат 1): «Германия имеет обыкновение создавать рой пу­ристов, которые, подобно мухам, садятся на краешек на­шего языка и тонкими щупальцами ощупывают его. Будь по их желанию…, так вскоре наша речь кишела бы жут­кими образованиями вместо простых и естественных слов иностранного происхождения.

Сегодня мы смеемся над потерпевшими неудачу поборниками немецких слов. И тем не менее благодар­ны таким людям, как Цезен и другим за слова, сохранив­шиеся в немецком варианте: свобода совести, страсть, договор, автор, трагедия, ученик (в профессиональном обучении).

Мы установили, что многие из предложенных в кон­це 19 века онемеченных слов добились признания; соот­ветственно, сосуществуют сегодня, например: билет — проездная карточка (Fahrkarte); аэроплан — самолет (Flugzeug); дефицит — недочет (Fehlbetrag); декрет — пос­тановление (Verfugung); емкость (Kapazitat) — вмести­мость (Fassungsfermogen). С другой стороны, попытки перевода иностранных слов сегодня вызывают лишь улыбку.

Современному оратору рекомендуем придерживаться следующего правила: не употреблять слов иностранного происхождения, если их легко заменить немецкими словами.

Правильно говорят: употребление иностранного слова — это дело удачи. Даже в двух отношениях. Во-первых, правильно ли оно употреблено, во-вторых, понятно ли слушателю. Есть много иностранных слов, которые то и дело встраиваются в структуру нашей речи. В особеннос­ти они приобретают «хозяйские права» в качестве спе­циальных выражений. Прежде чем употребить иностран­ное слово, оратор должен себя спросить, понятны ли спе­циальные выражения также и слушателю. Лучше объяс­нить понятие подробнее, чем в недостаточной степени, в противном случае слушатели перестают понимать и слу­шать. В качестве негативного примера я приведу телеви­зионную передачу в апреле/мае 1986 г. Ученый-физик говорил о последствиях радиоактивного загрязнения пос­ле аварии на Чернобыльской АЭС. Его задача — разъяс­нить немецкому населению опасность случившегося. По большей части понимание достигнуто не было: речь изо­биловала специальными терминами, которые не объяс­нялись или объяснялись не в достаточной мере, или объ­яснение давалось слишком быстро. При этом некоторые иностранные слова казались легко переводимы, но гово­рилось Containment вместо «защитная оболочка», про­филактика вместо предупреждение, а шпинат, почва или целые регионы были контаминированы вместо «пораже­ны» радиоактивностью, что было бы понятно каждому. Всегда избегать иностранных слов не следует, но упот­реблять их в речи нужно сдержанно, не давая «буйно раз­растаться» в языке.*

Обратите внимание, как переход к рыночной экономике открыл шлю­зы мощному потоку иностранных терминов. Некоторые ушли, а другие прочно вошли в нашу жизнь, приняв формы, свойственные русским словам: оффшорная зона, инвестиции, аудит, инфляция, дисконт, ле­гитимность и т. д. Новая форма государственного управления в актив­ный словарный запас ввела слова — спикер, сенатор, президент, импич­мент, инаугурация. Этот процесс подтверждает мысль В. Белинского, высказанную еще в 19 в. «Изобретать свои термины для выражения чужих понятий очень трудно…» С новым понятием, которое один на­род берет у другого, он берет и самое слово, выражающее это понятие.

♦ Главное правило выбора слов гласит: просто, точно, наглядно и разнообразно.

«Заботьтесь о том, чтобы Ваши мысли имели хорошую упряжку слов»(Спэрджен).

Тайна хорошего оратора: берет обыкновенные слова и произносит необыкновенную речь.

3.3.3 О стиле предложений

Что такое предложение? В языкознании мы находим сотни определений. «Предложение является выражени­ем одно- или многосоставного содержания мысли, с по­мощью высказывания, то есть фиксации слов»(Мориц Регула).

Ученый-языковед Ричард Мейер дал следующее разъ­яснение: «Под предложением мы понимаем полностью понятный (без всякого дальнейшего разъяснения) отре­зок речи. Мы не предъявляем к предложению никаких специальных синтаксических требований: одного лишь возгласа наподобие «огонь!», одночленного вопроса типа «жив?», неопределенной угрозы вроде «вот я вам» совер­шенно достаточно для достижения общего понимания».

♦ Наряду со смыслом предложения для оратора первоо­чередное значение имеет длина предложения.

В целом коротких предложений должно быть больше, чем длинных.

Предложения с длинными периодами пропускают мимо ушей. Многие придаточные предложения (Neben-satze) становятся туманными предложениями (Nebelsat-ze), так как их длина действуют на сознание подобно дымовой завесе.

Предложение следующего типа также труднообозри­мо. Если его произнести, оно почти непонятно слушате­лю: «Тот, кто покажет того, кто сбил дорожный указа­тель, который стоит на мосту, который лежит на пути, который ведет на Золтау, получит вознаграждение» (официальное объявление из газеты). Предложение с перио­дами для слушателя вроде бега с препятствиями. Каждая часть предложения — это барьер, который с трудом пре­одолевается.

Марк Твен с полным правом посмеивался над мно­гими немецкими предложениями, в которых придаточ­ные предложения сплетались одно с другим «точно до­ждевые черви в банке рыбака».

Что такое железная дорога, знает каждый. Но опре­деление, которое дал имперский суд в решении от 17 мар­та 1879 года, настолько своеобразно, что до сих пор со­храняется в учебниках: «Железной дорогой называют предприятие, занимающееся повторным перемещением людей и вещей на значительные расстояния по металли­ческим опорам, которые благодаря их консистенции, конструкции и гладкости делают возможной транспор­тировку тяжелейших масс при соответственном достиже­нии относительно высокой скорости движения транспор­та, и благодаря этой особенности, в соединении с исполь­зуемыми для создания движения транспорта кроме этого естественными силами — паром, электричеством, меха­нической силой или животной мускульной деятель­ностью, при наклоне плоскости пути, а также с помощью собственной тяжести транспортных емкостей и грузов и так далее — способны при эксплуатации предприятия оказать сравнительно могущественное действие, в зави­симости от обстоятельств лишь целесообразно полезное или даже губящее человеческую жизнь и вредящее здо­ровью человека».

«Каков натиск мыслей в периодах!»- сказал бы Мерике. Железная дорога берет реванш следующим образом: «Имперский суд является организацией, которая должна идти навстречу общему пониманию, но иногда сама не во всем может избежать появления не столь уж малых, а зна­чит относительно больших ошибок в построении предло­жений на наклонной плоскости канцелярского стиля, сделавшегося несносным из-за витиевато выражающих­ся особ, подбрасывающего определения, способные ока­зать действие, вредное для человеческого чувства языка».

Адольф Дамашке приводит в своей книге «Популяр­ное искусство речи» следующий пример из доклада од­ного профессора истории: «Подумайте, как прекрасен воин, который, доставив в Афины послание, возвестив­шее победу, которую афиняне, хотя они были в меньшин­стве, одержали при Марафоне, умер». Это можно назвать риторическим вьющимся растением. Для слушателя была бы мучением выслушать и половину такого предложения.

Старое школьное правило справедливо и для речи: Новая мысль — новое предложение! И возможно больше предложений в активной форме: они увлекают слушате­ля больше, чем предложения в пассивной форме! (Про­стейший случай: «Я сразу узнал его» вместо «Он сразу был узнан мною».)

Вместо придаточных предложений мы образуем пред­ложения по способу сочинения. (Уже Людвиг Райнер за­метил, что в старой народной песне о королевских детях тоже не говорится: «Двое королевских детей, так любив­ших друг друга, не могли встретиться, потому что вода, разделявшая их, была слишком глубокой», но: «У короля было двое детей, они любили друг друга, но не могли встретиться, потому что вода, разделявшая их, была слишком глубокой».) Это, однако, не означает, чтобы оратор придерживался астматического стиля и категори­чески избегал длинных предложений. У многих ораторов мы находим при случае в момент кульминации оборот; пространно задуманный, он, однако, делится паузами на смысловые блоки, которые содержат важные высказы­вания. Например, «Мы, немцы, /не можем — даже в ин­тересах укрепления нашей позиции на переговорах / — требовать от наших союзников, / чтобы они в вопросе, в котором на карту поставлена наша судьба, / как и их со­бственная, / добывали для нас успех в области обороны, в то время, как мы стояли бы рядом, засунув руки в кар­маны. Это исключено!» (Выступление Фрица Эрлера пе­ред бундестагом, декабрь 1961 г). Здесь оборот состоит из семи частей. Но риторическим приемом является:

1) смысловая вершина высказывания не остается бес­цветной и абстрактной (наподобие: «в то время как мы не участвовали бы в достижении успеха»), но использует пластическое, образное сравнение «засунув руки в кар­маны»;

2) для усиления высказывания следует короткое пред­ложение. Никогда не нужно нагромождать обороты.

Ромен Роллан в своих воспоминаниях писал об ора­торе Жоресе: «Когда он воспламенялся или возбуждал­ся, то использовал необычайно длинные периоды; они катились подобно красным шарам, одно слово выскаки­вало вперед, пылающее, неожиданное и вколачивало со­держание его мыслей во враждебнейшие умы».

Выдающийся оратор Бриан описывает действие стилистически неправильных высказываний (в книге «Франция и Германия»): «Зачастую гораздо большей убедительностью и силой воздействия обладают выска­зывания, которые под действием возбуждения, передаю­щегося от окружения к оратору, грешат неправильнос­тями. Они эффективнее и действеннее, чем иные грамот­но построенные и тщательно приглаженные риторичес­кие творения».

В оборотах зачастую наблюдается неправильное со­гласование слов. Оборот легче начать, чем закончить. Если внимание недостаточно сконцентрировано, то лег­ко теряется нить высказывания и заканчивают не так, как это было бы грамматически верно.

Неправильность согласования также может состоять в неполноте предложений, т. е. пропуске какого-либо члена предложения.

Приведем пример неправильного согласования внут­ри оборота. Английский государственный деятель Макдональд в 1924 г. перед вступлением на государственную должность после победы Лейбористской партии на выбо­рах выкрикнул своим ликующим приверженцам: «Теперь, когда мы исполняем службу, — я последним буду считать своих цыплят прежде, чем они будут высижены; а цыпля­та еще не высижены, если даже яйца нормальны и произ­водят впечатление способных развиваться в соответствии с естественными законами — если нам также представится возможность, то мы будем исполнять службу, чтобы пы­таться преодолеть разнообразные и удручающие труднос­ти, которые в настоящий момент гнетут нашу нацию, Ев­ропу и весь остальной мир».

Начало предложения «теперь, когда мы исполняем службу» совсем не развивается; также нет развития пос­ле вставки с полным юмора сравнением с цыплятами. Макдональд потерял обзор предложения, но примеча­тельно, что нет грамматической ломки. Убедительность высказывания основана на противопоставлении весело­го сравнения и последующей серьезной целевой мысли (цыплят высиживать — преодолевать удручающие труд­ности всего мира!) Мы констатируем: оратор привык к стилю, в котором длинные и короткие предложения че­редуются и внутри оборота образуют отдельные фрагмен­ты. Он остерегается втискивать слишком многое в одно предложение.

«Если же у оратора склонность к стилю ленточных червей, то предложения так длинны, что их нужно раз­резать», — сказал Райнерс. Тяжело понимать длинные предложения. Короткие предложения в удобной, четкой формулировке уместны в убеждающих речах.

Предлагаем два маленьких приема, чтобы сделать текст свободным и прямолинейным. С этой целью в тек­сте употребляйте:

• больше простых предложений — меньше придаточ­ных! (Пример: «Этот результат, который в значи­тельной мере согласуется с прежними, нам очень четко показывает» Лучше: «Этот результат в значи­тельной мере согласуется с прежними. Он нам очень четко показывает…»;

• употребляйте придаточные предложения времени со словом «затем» вместо «потом»! {Пример: «После того, как мы два часа дискутировали, мы достигли согласия». Лучше: «Мы дискутировали в течение двух часов; затем пришли к согласию». Точка с за­пятой является «талией» предложения!). Сегодня не рекомендуем допускать любые преувели­чения, пафос и вычурность.

Однажды в докладе естествоиспытателя прозвучало такое предложение: «Эта потенция мира обладает в себе пластической способностью распространения бесконеч- ной эволюционной диверсификации своих явлений». Разве он не должен был сказать просто: «Природа порож­дает бесконечно много разнообразных явлений?».

Оратор не должен держать себя неестественно. Вити­еватая речь ведет к напыщенному стилю.

(Любитель простоты Маттиас Клаудиус очень ценил Клопштока, но однажды сказал: «Мы с ним совершенно различны. Если Клопшток зовет слугу, он восклицает так: «Ты, который кажешься меньшим, чем я, и все же рав-ный мне, приблизься ко мне и быстро освободи меня, склонившись к нашей матери-земле, от мук, создаваемых гнетущей меня, осыпанной пылью, телячьей кожей». Я при этом сказал бы только: «Иоганн, сними мне сапо­ги!») Хороший оратор избегает любой неопределеннос­ти. Оратор, который сам не определился, но с чрезмер­ной осторожностью оперирует словами:«возможно», «же­лательно», «может быть» — вызывает отвращение.

Часто слышишь также: «На основе определенного опыта (или предположения) я решился…» Далее мы на­зываем этот опыт или предположение. Неясность часто возникает, если неизвестно, к какому предшествующему

существительному относятся последующие личные мес­тоимения. (По поводу эпидемии бешенства бургомистр дал следующее объявление: «Если кто-либо выпустит сво- его пса свободно бегать кругом, тот будет расстрелян». Местный совет на следующем заседании раскритиковал эту формулировку, правда, не предложив ничего лучше­го. На следующий день бургомистр придумал поправку. Все неясности были устранены. Предложение звучало так: «Если кто-либо выпустит своего пса свободно бегать кругом, тот будет расстрелян, пес».) Завершенные и от­точенные формулировки зачастую настраивают слуша­телей скептически и приводят к полному равнодушию. (Остроумной, но утрированной и циничной была фор­мулировка одного литератора: «Политика есть искусст­во раздобыть у богатого деньги, а у бедного — избиратель- ные бюллетени, под предлогом защиты каждого из них друг от друга».)

Есть много причин, которые мешают слушателям (на­пример, чрезмерное заострение внимания слушателей, высокопарная речь оратора, излишне частое повторение частей речи.) Ошибки, которые замечают у других, час­то совершают сами, не замечая этого. ( Бисмарк расска­зал, как он со своим приятелем-сокурсником хотел оту­чить одного торговца табаком в Геттингене от постоян­ного повторения слов. Однажды они говорили с торгов­цем, подражая ему: «Мы хотели бы, мы хотели бы, таба­ку, табаку, сто граммов, сто граммов, по двадцать крей- церов, по двадцать крейцеров…» И они развлекались пос­ле покупки, после покупки, еще долгое время, еще до­лгое время, беседуя с торговцем, с торговцем. Когда же покинули лавку, торговец, покачав головой, сказал, об­ращаясь к жене: «Ну надо же, ну надо же, смешные люди, смешные люди, каждое слово говорят дважды, каждое слово говорят дважды!» «Хорошее выражение ценно в той же мере, что и хорошая мысль» (Лихтенберг).

♦ Я обобщаю самое важное для звучащей речи: лучше все-} го мы говорим, используя предложения, которые дос­тупны на слух и благодаря этому понятны. Длинные и короткие предложения чередуем. И предпочитаем предложения в активной форме.

«Улучшить стиль — значит лучше высказать мысль, и ничего больше»(Ницше).

3.4 Риторические средства выражения

В последней главе мы рассмотрели основы искусства речи, следующий раздел посвятим анализу риторических средств, которые имеют особенное значение для построе­ния речи.

Этот анализ — результат исследования речей разных эпох, в целях поиска ответа на вопрос: Какие средства вы­ражения действенны в современной риторике! В древнос­ти были разработаны тысячи риторических средств, на­званных риторическими фигурами. Древние теоретики сводили все риторические фигуры в научные руководст­ва. (Генрих Лаусберг проредил гигантский сад античной риторики, и результат представил в обозримом виде в книге «Справочник по литературной риторике».)*

Риторические средства позволяют представить содер­жание речи наглядно, увлекательно и убедительно, а зна­чит, активно воздействовать на слушателя.

«Фигурами речи называются предложения и комплек­сы предложений, которые, становясь типическими фор­мами, идентично повторяются? Таковы меткие выражения, которые всегда на языке. Они необходимы, чтобы сделать сообщение более коротким, быстро запоминаемым» (Карл Ясперс).

Для обдумывания:

• приводимые средства различны по своей ценности и потому используются в различной степени (напри­мер, сравнение чаще, чем преувеличение);

эти средства дают большие возможности, но ни в коем случае не должны использоваться все вместе в любой из речей;

многие средства применяются в тесной взаимосвя­зи, даже если они в целях систематики приведены отдельно (например, цепь влечет повышение, образ лежит в основе сравнения.

Обзор риторических средств и их воздействие на слушателя

* Lausberg H. Handbuch der literarischen Rhetorik. Munchen, 1979. 110

Риторическое средство Воздействие

1. Пример, подробность

2. Сравнение

3. Образ (метафора), образный ряд Образность

4. Рассказ (narratio)

5. Повтор

6. Разъяснение

7. Рафинирование (обобщающий повтор) Убедительность

8. Призыв (восклицание)

9. Цитирование

10. Перекрещивание (хиазм)

11. Повышение напряжения (климакс)

12. Противопоставление (антитеза)

13. Цепь

14. Промедление Увлекательность

(запаздывание)

15. Неожиданность (sustentio)

16. Предуведомление

17. Игра слов

18. Намек Эстетическое

19. Описание (парафраза) Образность

20. Преувеличение (гипербола)

21. Кажущееся противоречие (парадокс)

22.Вставка

2 3. Предупреждение или постановка возражения Коммуникативность

24. Мнимый вопрос (риторический) (подключ. слушателей)

25. Переименование (синекдоха)

Пример. Подробность. Сравнение.
Важнейшее правило гласит: Все абстрактное представлять наглядно с помощью метких сравнений и примеров, а также образов и включаемых в речь коротких рассказов. Если уровень образного мышления слушателей низок, то речь должна быть особенно наглядной.

«Сравнение представляет большую ценность, покольку оно объясняет неизвестные отношения с помощью известных» (Шопенгауер). Хорошая речь включает текстовые контрасты, создающие напряжение: стремительный — сдержанный, серьезный — веселый, построенный логически — эмоционально-образный.

Мы отыскиваем хорошие сравнения и примеры: они со­здают ясность, так как связаны с известным, а это извес­тное служит мостиком, помогающим пониманию. На­глядными сделаем понятия и цифры.

К наиболее выразительным местам библии относят­ся те, в которых содержатся сравнения. Мы все запоми­наем легче, когда это объяснено с помощью хорошо по­добранных, метких сравнений и сопоставлений.

Некоторые примеры поясняем с помощью сравнений:

• сообщение о том, что огромная Южная Африка

имеет всего 1,1 млн. жителей, наглядно с помощью

сравнения (это даже не достигает числа жителей Гамбурга);

• то, что Конго имеет площадь 2,3 млн. кв. километ­ров, а его население составляет 14 млн. жителей, мало что говорит. Но сравнение с Федеративной Республикой Германией делает пропорцию нагляд­ной: Конго в десяток раз больше Западной Герма­нии, и число жителей составляет всего 1/4 запад­ногерманского населения;

• в одном маленьком городке судья рассматривал дело о транспортном происшествии. Удачное срав­нение судьи рассматриваемый факт превратило в обвинение. Судья заметил, что в результате аварий, связанных с транспортом, погибло 16000 человек. Далее продолжил: «Уясните себе: каждый год в Гер­мании истребляется такой город, как наш, только потому, что многие люди поступают так же легко­мысленно, как Вы!»;

• на конгрессе учителей в Висбадене в 1962 г. про­фессор Генрих Роденштайн резко критиковал немец­кую политику в области образования, которая не заботится о потребности страны в молодых учите­лях. Роденштайн прибегает к выразительному срав­нению: принимаемые меры говорят о поразитель­ной беспомощности и недальновидности. Ни в ка­кой другой серьезно воспринимаемой профессии невозможно нечто подобное. Можете ли вы, напри­мер, представить, чтобы бундесвер недоукомплек­тованный танковый дивизион пополнял несколь­кими деревенскими пожарными командами? Или чтобы вместо отсутствующего вооружения хотя бы временно использовалось оружие, взятое из музе­ев, заряжаемое с дула? (Повышение эмоционального напряжения с помощью цепи сравнений; риторичес­кие вопросы.) То, что нужно бундесверу, делают как само собой разумеющееся: на столе лежат милли­арды. Так неужели в стране экономического чуда не найдется примерно миллиарда, чтобы покончить с удушающим наше настоящее и наше будущее не­достатком учителей?»

Наряду с развернутыми сравнениями, как бы издале­ка, используются сравнения, вставляемые в предложение в сжатом виде. Например, более выразительным, чем вы­сказывание: «она раз сказала одно, а потом совсем дру­гое» является предложение: «Да ведь она как флюгер -поворачивается туда, куда дует ветер».

Приведем примеры: Английский политик Эттли срав­нил выборы на Востоке со «скачками, в которых участвует только одна лошадь. Победитель установлен заранее».

«Предприятия нашей экономики, как увядшие листья, лежат на земле» (Франклин Рузвельтт, речь по радио 4 марта 1933 г.).

Немецкий премьер-министр пригласил одного не­удобного политика стать министром, и, усмехнувшись, он сказал: «В правительственную упряжку включается лошадь с тяжелым характером. С новой упряжкой я до­лжен ездить осторожнее».

Сравнение редко обладает доказательной силой. Од­нако благодаря наглядности, а часто остроумию, оно охотно используется. Пресса прямо-таки «одержима бо­лезненной страстью» к этому риторическому приему. Еще несколько примеров. Это из речи, произнесенной на пер­вой неделе великого поста в 1986 г., причем гиперболы ораторов образны и четки.

Председатель Христианско-социального союза Штра­ус считал, что Иоганну Pay «должность канцлера и ру­башка канцлера ему велики на три номера воротника»; председатель баварской Социал-демократической партии Хирземан сказал о Норберте Блюме, что тот является «карнавальным шутом с Рейна, который так же не годится представлять интересы работодателей, как черепаха для прыжков с шестом»; министр от Свободной демократи­ческой партии Бангеман охарактеризовал баварский пар­ламент без Свободной демократической партии как «союз почитателей премьер-министра, в котором социал-де­мократы держат для Христианско-социального союза сборник псалмов».

♦ Снова и снова констатируем: особенно хорошо запо­минаются смешные сравнения.

Эксперт по транспортным вопросам хотел показать, что строительство улиц не может ни на шаг отставать от растущего количества автотранспорта и выбрал следую­щее сравнение: «Это как бег наперегонки между зайцем (строительство дорог) и ежом (автотранспорт). Еж все время кричит: А я уже здесь!».

Выразительную формулировку нашел Рудольф Ауг-штайн в своей речи о Рейнско-Рурском клубе: «Каждый знает, что экономический бойкот еще никогда не функ­ционировал в мирное время, потому что деловой парт­нер, как крот, несмотря на любое эмбарго, докопается до цели».

Ллойд Джордж был великим оратором нашего столе­тия. Он обладал большим чувством юмора, и, прежде все­го, верным чутьем. В сентябре 1914 г., выступая на боль­шом собрании перед слушателями, спросил, может ли в Британской империи что-то значить клочок бумаги или любую бумажку можно без долгих слов разорвать. Напря­жение в зале возросло, потому что никто не знал, куда клонит оратор. У слушателя первого ряда он взял гряз­ную однофунтовую банкноту, высоко поднял ее и вос­кликнул: «Немецкий канцлер назвал договор с Бельгией о нейтралитете клочком бумаги. Чем является здесь эта однофунтовая банкнота? Бумагой — больше ничем! Ее можно сжечь, разорвать. Какова ее ценность? Клочок бумаги! И однако — что стоит за ней? Кредит всей Бри­танской мировой империи!» Это сравнение вызвало в зале бурю возмущения против Германии. Меткое слово «кло­чок бумаги» с быстротой молнии облетело вокруг света. В заключение приведем сообщение в прессе о докла­де гейдельбергского профессора астрономии Кинле. Исследователь во всеохватывающей модели сравнения де­лает наглядными размеры Вселенной. При помощи это­го способа становятся очевидными размеры совокупнос­тей, которые трудно себе представить: чтобы суметь сде­лать наглядными ближайшую окрестность солнца на уда­лении до 16 световых лет, необходимо, согласно профес­сору Кинле, пространство с куполом, имеющим радиус 155 км. Если в качестве центра взять, например, Бонн, то его границы пройдут примерно у Нимвегена и Мюнстера на севере, у Касселя на востоке, у Вормса на юге и у Намюра на западе.

На этом огромном куполе должны быть распределе­ны 60 булавочных головок. Удаление каждой булавочной головки от других составляет круглым счетом 50 км. Если бы захотели от одной звезды к другой отправить посыль­ных со скоростью света, то есть 300 000 км в секунду, то в модели Кинли это могли бы изобразить самые медлен­ные улитки. Они были бы удалены друг от друга на рас­стояние, равное расстоянию между булавочными голов­ками, то есть на 50 км и передвигались бы в своем путе­шествии со скоростью двенадцать миллиметров в час или (едва-едва) один метр в три дня.

Приняв, что в модели улитка действительно отважи­лась бы предпринять путешествие в 50 км, она бы никог­да не достигла ближайшей булавочной головки. Если бы она за год с трудом проходила только-только 120 м, то булавочная головка уже сместилась бы от своей исход­ной точки на 60 см. Это соответствует — относительно — собственному движению звезды.

Предполагая, что суперулитка имела бы возраст свы­ше 400 лет и фактически переместилась бы в течение это­го времени на 50 км, то искомая булавочная головка уже опять отдалилась бы почти на 300 м — расстояние, кото­рое от улитки опять потребовало бы два с половиной года.

То, что в модели профессора Кинли перемещает­ся предельно медленно, в космосе должно мчаться с невообразимой скоростью света, то есть 300 000 км/сек. В течение часа пройденное расстояние составило бы свыше 1000 000 000 км. Но космические корабли не проходят в час и одну 33-тысячную часть этого пути. При сегодняш­нем состоянии знаний и возможностей совершенно исклю­чено, что человечество когда-либо покорит космическое пространство. Однако уже многое, что долгое время явля­лось совершенно невозможным, стало действительностью.

Образ (метафора), образный ряд
«Каждый язык — язык образов»(Буш). Образ — осо­бая форма сравнения. Неизвестное опять соединяется с известным. «Две вещи в некотором отношении подо-бны»(Килиан), когда я для слова «страсть» говорю «жар», для слова «убежище» — «гавань» или о ком-то скажу «сер­дце из камня». Сегодня, например, очень употребитель­ны образы из мира спорта: говорят — «министр забил в свои ворота», чтобы этим выразить: он вложил в свой за­мысел всю энергию и тем не менее получил результат, противоположный желаемому. Образное выражение — любимое средство риторики Черчилля, которым он ус­пешно пользовался, когда обращался к чувству своих слу­шателей» (Хильдегард Гаугер).

Оратор в поисках ярких образов, которые выявят суть высказываемого. С чем я могу сравнить то, что хочу сооб­щить? Какое образное описание можно применить? Ко­нечно, образы не создаются искусственно. Они приходят, когда мы зорко наблюдаем жизнь — людей и предметы и обдумываем в образах. Яркий образ остается в памяти лю­дей, абстрактные рассуждения, как правило, нет.

Бывший федеральный канцлер Киссингер обладал об­разным языком. Вот несколько его сравнений: «Закон об обеспечении государственного бюджета был костылем, который помог преодолеть трудности только одного года». Или: «Мы едем в очень длинном туннеле, в котором долго не увидим свет».

Еще несколько примеров. Сторонники генерала де Голля во время и после немецкой оккупации считали маршала Петена предателем; он якобы встал перед Гитле­ром на колени, потому что спасовал. Когда Франсуа-Понсе, последователь Петена, был во Французской ака-демии, он произнес речь, желая помирить сторонников де Голля с Петеном. Понсе полагал, что оба политика были необходимы Франции. Де Голль предпочел борьбу извне, тогда как Петен тактической ловкостью показных усту­пок уберег Францию от разгрома. В речи в качестве веду­щих образов проходят два: де Голль — меч, Петен — щит Франции. Кто думает без предубеждения, сказал Понсе, тот должен констатировать, что «щит помог Франции достичь того, что решила огненная молния меча».

«Массы могут думать только в образах и находятся под влиянием только образов», пишет уже в 1895 г. француз­ский психолог Ле Бон.

Бисмарк закончил одно (ставшее знаменитым) выступ­ление в рейхстаге приглашением: «Господа! Мы работали быстро. Мы, так сказать, сажаем Германию в седло. Она может скакать!» Более действенным, чем высказывание: «Ведь господин Шульце не желает конкурировать с самим собой» является образное описание: «Мне еще не встречал­ся мясник, который бы отстаивал вегетарианство».

С помощью образов можно многое представить на­гляднее, но нельзя ничего доказать. Совершенно прав Эрдман, когда пишет: «Никогда не доказать чего-либо с помощью образа, и бессмысленно думать, что если две вещи похожи в одном отношении, то они похожи в дру­гих или даже в любых отношениях. Но именно в это охот­но верят, и потому так легко с помощью выразительных аналогий делать очевидным самое лживое».

Разрушение образа
По настоящему точный образ всегда действен. Избе­гать надо его искажения. Так, бывает оратор хочет сказать образно, но при этом перескакивает с одного образа на другой; этот другой не имеет ни малейшего отношения к первому. Это ведет к разрушению образа. Приведу не­сколько примеров.

«Зуб времени уже осушил много слез», так закончил утешительную надгробную речь один оратор. В путевых заметках об Азии значилось: «В городе Гонконге нахо­дится грязь, которую моют». Характеристика Данте до­стигла высот в предложении: «Данте был человеком, ко­торый одной ногой еще стоял в средневековье, а другой — приветствовал утреннюю зарю нового времени». Пред­ставляется нечто пластическое.

Следующий коктейль из образов Фриц Гератеволь ус­лышал в одной проповеди: «Скромные фиалки цветут, сияя, когда молот судьбы по наковальне сердца возбудил сияющие лучи». Эта сентенция произнесена выразитель­ным громким голосом.*

В речах Вильгельма II нередки высказывания, подоб­ные этому: «Ему понадобился океан типографской крас­ки, чтобы замаскировать пути, которые совершенно оче­видны». Цюрихский парламент был изумлен изобретени­ем нового многоцелевого оружия, представленного од­ним депутатом: «Господа, дело идет об обоюдоостром мече, у которого выстрел происходит сзади».

Протокол заседания одного немецкого ландтага запи­сал следующее дискуссионное сообщение: «Эти обстоятель­ства я освещаю острым ножом критики». Однажды депутат граф Бетузи призвал немецкий рейхстаг «схватить поток времени за клок волос». Несомненно, способ нелегкий.

Условие правильной речи — употребление слова с учетом его литера­турного значения, смысловой и стилистической сочетаемости. В при­веденных автором примерах эти условия нарушены. Зуб не осушает, он грызет, жует и т. д. грязь не моют, а смывают, Данте не мог зарю приветствовать ногой.

Практическая стилистика дает правила использования лексических и грамматических средств языка. См.: Розенталь Д. Э. Практическая сти­листика русского языка. — М.: Высшая школа, 1965. — С. 31.

От разрушения образа не застрахован никто. И, если это случается, даже очень серьезные собрания не прочь весело посмеяться. Вред для речи едва ли устраним.

Примечательно, что даже у такого выдающегося мас­тера слова, как Гердер, бывали срывы; и как нарочно, в речи на тему: «Причины дурного вкуса». Гердер говорил об упадке искусства речи в Греции так: «Когда свобода Греции гибла (искусства речи) огонь был в нем, в Демос­фене; вспыхнувшее пламя пребывало в крайней нужде. Искусство речи пресмыкалось в школах или сидело в тес­ных судебных шкафах. Оно согнулось в пыли и искале­чено». Хоп-ля — только что искусство речи еще было «ог­нем» и «пламенем», затем происходит удивительное пре­вращение пламени в -пресмыкающееся, которое «согну­то» и «искалечено».

Короткие рассказы
Небольшие воспоминания о пережитом, вставленные в речь анекдоты — все это разнообразит речь. Хорошо дей­ствуют подробности и прямая речь. «Иногда богатые люди получают от высоких доходов мало счастья». Выс­казывание остается абстрактным, если его не сделать наглядным. Например: «Старый Рокфеллер зарабатывал в неделю более 1 миллиона долларов, но мог потратить на свою еду только 5 долларов, потому что был болен и питался кашей и картофельным пюре».

♦ Любая действительно хорошая речь содержит некое действие. Оно не всегда сопровождается описанием событий. Ход мыслей можно выразить даже в диало­ге. Прямая речь всегда оживляет.

Возьмем высказывание: «Он сказал, что хотел прежде поговорить с господином Мейером». Лучше будет: «Он сказал: «Прежде я хочу поговорить с господином Мей­ером».» Оживляюще звучит все, что мы из прошлого пе­реносим в настоящее время. Не: «Три года назад случи­лось следующее: я вышел из ратуши и встретил господина Шульце…», но: «Это случилось три года назад. Я вы­шел из ратуши и встретил господина Шульце…» Ситуа­ции, перенесенные в современность, действуют более пластично и непосредственно.

Зачастую память долго удерживает увлекательное опи­сание события.

Ллойд-Джордж немного знал о действии персонифи­цированной диалогической речи, когда представил в уп­рощенном виде международное положение в своей зна­менитой речи, произнесенной в королевском дворце в 1914 году. (Этот отрывок будет воспроизведен в подлин­ном звучании): «Poor little Belgium said: «I do not require the French army corps, I have the word of the Kaiser»… Ser­bia said to Austria: «If any officers of mine have been guilty, I will dismiss them»… Then came Russia’s turn. She has a spe­cial interest in Serbia. Germany knew it, and she turned ro­und to Russia and said: «I insist that you shall stand by with your arms folded whilst Austria is strangling your little brot­her to death! What answer did the Russian slav give?He gave only answer that becomes a man. He turned to Austria and said: «You lay hands on that little fellow, and I will tear your ramshackle Empire limb from limb! And he is doing it».» (Бед­ная маленькая Бельгия говорит: «Мне не нужно никаких французских корпусов, я полагаюсь на обещание кайзе­ра»… Сербия говорит Австрии: «Если замешаны какие-либо мои чиновники, я их прогоню»… Затем пришло вре­мя России. У нее в Сербии особые интересы. Германия, зная это, повернулась к России и сказала: «Я настаиваю на том, чтобы ты стояла со сложенными руками, пока Австрия уничтожает твоего младшего брата». Какой от­вет мог дать русский? Он сказал Австрии: «Руки прочь от моего маленького друга, а то разнесу твою прогнившую империю на куски! И он делает это.)

Всегда безотказно действуют на слушателей хорошо подобранные анекдоты и другие веселые дополнения в речи. Анекдот — не засвидетельствованный рассказ, в который вкраплены забавные фрагменты и зерна истины. Хоро­ший анекдот нужно или слушать или рассказывать — про­читанный или записанный, он теряет часть своего обая­ния. У Зигмунда фон Радецки есть меткое сравнение: «Рассказанный анекдот отличается от записанного, как летящая бабочка, — от приколотой под стеклом».

Повтор
В ораторском искусстве особое значение имеет повтор. Он вызывает воспоминание, глубже закрепляет основную мысль, повышает убедительность речи. Слуша­тель постоянно воспринимает новую мысль, повторе­ние же восполняет организующую функцию. «Повторе­ние — способ убеждения, с ярко выраженной эмоцией» (Лаусберг).

Основных видов повтора много.

Дословный повтор (особенно при восклицании и вы­ражении основных мыслей). Пример: в своем выступ­лении 19 мая 1940 г. Черчилль не сказал просто: «Мы должны победить в этой войне», нам навязана эта война, но он многократно повторил важнейшее слово «conguer» (победить). Он считает, что если Англия не выиграет войну, то варвары пройдут по всему миру : «если мы не победим, победить мы должны, мы победим непременно!»

Древняя риторическая фигура geminatio — удвоение слов, играет особую роль в речи с выражением мнения. Здесь удвоение слов означает их усиление: «никто, никто не имеет на это права!» (или, с промежуточными словами: «никто, абсолютно никто не имеет на это права!» Частое употребление дословного повтора не ре­комендуется из-за возможного эффекта «формальных заклинаний», которые так любят демагоги. Ле Бон констатирует: «Зачастую повторение действует, как доказанная истина».

Варьируемый повтор (повторение содержания, но в новом словесном оформлении. Чем взыскательнее слуша­тели, тем необходимее вариация!)

Частичный повтор (смотри также рафинирование). (Например: «я бросил упрек оппоненту один раз, я уп­рекнул его во второй раз».)3ачастую, как здесь, первое слово предложения или часть предложения повторяются (фигура анафора).

Типичный пример анафоры мы видим в речи сенато­ра Эдварда Кеннеди на траурной церемонии, посвящен­ной убитому брату Роберту Кеннеди (8.6.1968): «Он видел несправедливость и пытался ее устранить. Он видел стра­дание и пытался его смягчить. Он видел войну и пытался покончить с нею».

Курт Шумахер в 1950 г. в Берлине сказал: «Суть госу­дарства не в правительстве, суть государства и не в оп­позиции. Сутью государства являются правительство и оппозиция».

При случае повторяют также ключевые слова пред­ложения (фигура эпифора).

Расширенный повтор. Повтор с включением новых слов, напряжение в речи: «Мы, не пережившие это вре­мя, не пережившие его осознанно, все же являемся при­верженцами того, что», и так далее.

«В наше время невозможна безопасность Советского Союза без безопасности США, невозможна безопасность стран Варшавского договора без безопасности стран НАТО» (Михаил Горбачев).

Цицерон не ограничился, например, скупой конста­тацией факта: «Все ненавидят тебя, Пизо». Он продол­жает, далее детализируя: «Сенат ненавидит тебя…, рим­ские всадники не выносят твоего вида…, римский народ желает твоей гибели…, вся Италия проклинает тебя…» (смотри также «Разъяснение»).

Еще пример из нашего времени: «Пожалуйста, при­мите всерьез нашу позицию в этом вопросе. Потом, лишь потом, только потом возможно найти общее решение, которое использует наш народ и наше государство в случае необходимости». (Георг Лебер о законодательстве по чрезвычайному положению, бундестаг 24 января 1963 г.).

♦ Небольшая доза повторения действует ободряюще, но слишком большая усыпляет или разочаровывает.

«Искусство речи в том и состоит, чтобы преподнести повтор так, будто он только что родился» (Науманн).

(Повтор не должен быть бесконечным, как народная процессия в «Орлеанской деве» Шиллера в сцене корона­ции: первое впечатление сменяется разочарованием: Ах, да ведь это все те же самые люди, которые проходили по сцене!)

Разъяснение

Разъяснение это особая форма повтора, а именно рас­ширенный повтор. Выражение, которое выбрано перво­начально, кажется слишком слабым. При известных об­стоятельствах к нему возвращаются, его улучшают и по­ясняют. Древние риторики эту фигуру называли соггес-tio (исправление). Например: «Я попросил господина Мейера поискать деловые бумаги; нет, я его не только попросил: я ему настоятельно рекомендовал, я от него потребовал принести наконец деловые бумаги…»

Рафинирование

Под этим мы понимаем обобщающий повтор, выпол­няемый в немногих точных высказываниях. Он исполь­зуется для краткой ориентации слушателя в ранее выс­казанном, например, перед переходом к новой части.

Призыв (восклицание)

Им особенно охотно пользуются в речах с выражени­ем мнения. Оно настойчиво обращается к слушателям и в большинстве случаев кратко и точно: «Подумаем об этом!»; «Этого мы не можем допустить!» Восклицание не употребляют часто: его действие притупляется. Воскли­цания должны быть убедительны и неназойливы.

Цитирование

Некоторые ораторы украшают свою речь множеством цитат и не закончат речь, не обрушив на слушателя их «Шиллера».

♦ Цитировать в речи следует скупо, будь то стихи или справки об источниках.

Шестьдесят лет назад был политик, князь Бюлов, большой любитель бесчисленных цитат (вероятных и не­вероятных). В карикатурах юмористических журналов он изображался только с «Крылатыми словами» Бюхмана в руках. Цитаты, особенно справки об источниках, так на­зываемые сведения о происхождении цитат, необходи­мы в научных лекциях, в популярных же докладах они даются лишь очень экономно, так как нарушают ход речи и утомляют слушателя.

Джордж Б. Шоу слушал однажды пространный доклад профессора истории. Ученый сыпал цитатами и приво­дил одну справку об источнике за другой, не замечая, что слушателей одолевала судорожная зевота. Когда у Шоу спросили его мнение о докладе, он ответил с едкой ус­мешкой: «Странно, очень странно — так много источни­ков! И тем не менее так сухо…»

Употребление пословиц — это палка о двух концах. Пословица — истина из каучука: очень много противоре­чивых высказываний на все случаи жизни, и нужную оп­понент всегда пустит в ход. («Кто рискует, тот выигры­вает»; «Тише едешь — дальше будешь»; «Однажды солгав­шему — кто поверит?»; «Один раз — не считается»). Удач­ные цитаты и меткие словечки разнообразят любую речь. Банкир Фюрстенберг то и дело «приправляя» ими свои доклады, имел девиз: «Лучше потерять доброго друга, чем Удержаться от меткого словца».

Перекрещивание (хиазм)

Перекрещиванием называется крестообразное распо­ложение четырех членов предложения: «Эти планы легко составить, но трудно выполнить». Перекрещивание по­вышает убедительность и занимательность.

Повышение напряжения (климакс)

Различны возможности повышения напряжения — в об­щем: напряжение повышется к концу речи; в частности: повышение возможно даже в одном предложении: «Было бы хорошо, если бы это случилось уже сегодня; лучше все­го, чтобы Вы дали мне в руки полномочия немедленно». Повышению напряжения способствуют повторения.

Противопоставление (антитеза)

Задача антитезы, как и других риторических фигур -«образа» и «сравнения» — разъяснение хода мыслей.

• Противопоставление должно быть ясным, но неожи­данным для слушателя.

Если тень на картине отражает свет, противопоставле­ние проясняет мысль.

• Например, мы перечисляем преимущества и недо­статки: как было тогда, как обстоит сегодня? Что зна­чит «длиннее речь — меньше смысла?» «Составлять планы легко, выполнять их — трудно».

• Американский политик Никсон имел большой ус­пех, когда в одной из речей объявил: «Хрущев крик­нул американцам: «Ваши внуки будут коммуниста­ми!» Мы на это отвечаем: «Напротив, мистер Хру­щев, мы надеемся: Ваши внуки будут жить свобод­но!»» «Мы должны иметь холодную голову и горя­чее сердце» (Аденауэр).

• Обвинитель Хауснер во время Иерусалимского про­цесса против эсэсовского палача Эйхмана исполь­зовал следующую впечатляющую антитезу: «Дру­гие народы считают в войне свои потери. Мы счита­ем выживших».

«Пары таких понятий, как преимущество-недостаток, видимость-действительность, замысел-результат, теория-практика, индивидуум-общество, большинство-меньшин­ство, слово-дело, позитивное-негативное, естественное право-закон, желанная цель-достижимость, внутренняя политика-внешняя политика, позволяют лишь подразде­лить любую груду материала» (Драх).

♦ Следует избегать утрирования: оно производит небла­гоприятное действие.

Каждое альтернативное членение лучше всего выделять предшествующим или последующим знаком:«… — или на­против:…», «…— с другой стороны:…». Несколько приме­ров современной антитезы: «Коалиция меньше, чем парт­ия в целом, но больше, чем общество заинтересованных в приобретении должностей»(Ф. Й. Штраус).

Карл Шиллер нашел выразительную, а потому часто цитируемую формулу: «Настолько много конкуренции, на­сколько это возможно, и настолько много государства, на­сколько это необходимо».

Густав Хейнеман сказал однажды: «Единственный шанс, чтобы евреи забыли, что с ними произошло, состоит в том, чтобы мы не забыли, что совершилось с ними».

«Насколько это в нашей власти, нужно делать все, что­бы напряженность не обострялась, а уменьшалась, чтобы между народами Востока и Запада росло не недоверие, а доверие».

Следующие ниже примеры демонстрируют образец цепи антитез.

Из речи президента Джонсона перед открытием съезда Демократической партии в Атлантик-Сити*, который его и сенатора Г. Хэмфри назвал основными кандидатами на президентских выборах 1964 г.: «Я не обещаю быстрых ответов, но я торжественно обещаю стойкость в защите свободы, силу, чтобы поддержать эту стойкость, и пос-

Атлантик-Сити — город на северо-востоке США.

тоянное терпеливое старание двигать мир к мирной жиз­ни. В ядерный век настоящее мужество проявляется в стремлении к миру. Наша нация является более сильной, чем объединенное могущество всех наций во всех войнах в истории этой планеты, и наше превосходство возрас­тает еще! В сегодняшнем мире нет места для слабости, но в той же мере его нет и для безрассудной смелости. Нам нельзя опрометчиво применять ядерное оружие, так как оно может уничтожить нас всех. Нам остается един­ственный путь: со всем нашим разумом и всей нашей во­лей создать безопасность, двойную безопасность, чтобы это оружие не было применено никогда. Мир обеспечи­вается не оружием, а людьми. Мир достижим не с по­мощью одной лишь силы, но с помощью мудрости, тер­пения и самообладания.

Каждый человек должен быть в состоянии получить профессию, воспитать детей, участвовать в голосовании на выборах и о каждом нужно судить по его личным за­слугам. Это является нерушимой волей нашей партии и нашего народа. Пока президентом буду я, перед законом все будут равны».

Кандидат в президенты США от демократов Эдлай Стивенсон однажды выразился так: «Если республикан­цы прекратят рассказывать о нас ложь, то мы прекратим говорить о них правду».

Цепь

Цепь — часто применяемое средство воздействия. В ней полный смысл одного звена мысли становится яс­ным только в связи с другими, вплоть до последнего зве­на в цепи мыслей. Простейший случай: «Мы следуем за тобой, потому что верим тебе; мы верим тебе, потому что знаем тебя». Или: «Кому принадлежит Берлин, тому при­надлежит Германия, кому принадлежит Германия, тому принадлежит Европа!» Или: «Речь идет о работе! Работе, служащей согражданам.»

Промедление (запаздывание)

Мы возбуждаем любопытство слушателя тем, что не сра­зу выкладываем все козыри, не сразу распутываем все узлы, но откладываем это на более поздний момент (например, сначала лишь намекаем на решение или доказательство). Таким образом оратор обрекает слушателя на томление. В зале напряженное ожидание: что же может случиться?

Неожиданность (Sustentio)

Время от времени (!) оратор использует неожиданные обороты. Они создают напряжение. Во время одной дис­куссии оратор сказал: «Мы слышали: господин X, этот храбрец, подумал о себе самом, когда остался послед­ним». Бисмарк застал врасплох своего оппонента, выс­казавшись наполовину: «Я также за отмену смертной казни, — а затем продолжил: «Но я за то, чтобы начало положил убийца!»

♦ В серийном изготовлении неожиданность становится дешевой погоней за эффектами.

Бывает, что риторическая фигура «неожиданность» по­лучает ироническое завершение. В рейхстаге Геббельс (23. 2.1932) назвал социал-демократов «партией дезертиров». На это Курт Шумахер ответил: «И если мы признаем за на­ционал-социалистами, так только одно: им впервые в не­мецкой политике удалась полная мобилизация человечес­кой глупости».

Предуведомление

Вы создаете у слушателей повышенное ожидание. При­мерно так: «Я хочу Вам подробно объяснить». «Я хочу это четко показать на примере:». «…Вы будете удивлены тем, какие для этого есть основания:…»

Игра слов

Когда Гельмут Коль получал в награду от мюнхенско­го карнавального общества орден святого Валентина, он

5 X. Леммерман

сказал: «Мужчины как Kohl (капуста). Более съедобны слегка ошпаренными».

Игра слов остроумна и смешна. Но она может стать самоцелью. Это уместно для конферансье, но не всегда -для оратора. Игра слов «с подтекстом» охотно воспри­нимается слушателями.

Хеусс предложил хороший пример (в 1954 г. в Берли­не): «Мы хотим не огосударствления людей, а очеловечи­вания государства». Или: «Малые шаги (kleine Schritte) луч­ше, чем никакие (keine Schritte)» (Вилли Брандт).

Американский президент Кеннеди закончил речь словами: «Мы не боимся никаких переговоров, но мы никогда не станем вести переговоры из страха». Такие слова обходят мировую прессу. Такие слова остаются в памяти.

Во время войны Черчилль благодарил летчиков-ис­требителей за защиту от немецких бомбардировщиков: «Никогда в истории человеческих конфликтов не были столь многие обязаны столь многим столь малому числу людей».

♦ Любая игра слов основана на богатстве связей языка.

Оценка Лессинга была остро критичной: «Что может быть вульгарнее, чем игра слов?» — восклицает он. Раз так, нужно этого мастера самого причислить к вульгаризато­рам, потому что именно он дал прекрасные образцы игры слов. Например, об одной даме, которая очень плохо го­ворила по-немецки, Лессинг сказал: «Пока не заговорит, она нравится мне. Но когда она заговорит, она мне боль­ше не нравится» (слово aussprechen означает и «заговари­вать, обращаться», и «нравиться», прим. перев.).

Намек

Зачастую намек на какое-либо событие, факт (соотне­сение с чем-либо) — эффектный прием, проясняющий, обостряющий высказывание. «Де Голль — не Гитлер». Каж­дый знает, что этим сказано.

Другая форма намека: Вы даете знать слушателю, что определенный (несущественный или общеизвестный) факт Вы только упоминаете, но обсуждать подробно не будете. (Фигура претеризации — пропуска.)

«Мне не нужно объяснять Вам подробно, какие пос­ледствия будет иметь это событие..:»; на других причинах, например, я вовсе не хочу останавливаться подробно». При употреблении намека важно «возбуждение, приобщение слушателя к совместному размышлению. Помогают кос­венные высказывания, например, «Вы уже знаете, к чему я клоню». Оратор привлекает слушателей тем, что во все стороны демонстрирует «улыбку авгуров» (знак молчали­вого понимания посвященных и насмешки над непосвя­щенными, прим. перев.).

В заключение речи на съезде партии (1984) делегат Аннета Борис воскликнула, обращаясь к премьер-минист­ру Pay, который стал отцом: «Я надеюсь, каждый раз, ког­да закричит твоя маленькая дочь, ты вспомнишь, что в твоем социал-демократическом земельном правительст­ве на ведущих постах нет ни одной женщины» (смех и аплодисменты). Ирландский проповедник Джонатан Свифт (1667 — 1745) был кафедральным оратором, вну­шавшим страх язвительными намеками. «Возлюбленные прихожане, — начал он однажды, — есть три вида пороч­ной гордыни, именуемые гордыней рождения, гордыней богатства и гордыней таланта. О третьем грехе я распрос­траняться далее не буду, так как среди вас нет никого, у кого он на совести».

Описание (парафраза)
Мы имеем в виду косвенное сообщение, которое за­частую содержит эстетический момент. К примеру, говорим: «В стране, где цветут лимоны» и подразумева­ем: «В Италии». В полемике интеллектуалов иногда называют «яйцеголовыми»: «Это, конечно, опять выду­мали яйцеголовые».

Преувеличение (гипербола)

Вы должны знать, когда употреблять этот прием, ина­че сказанное будет восприниматься как выдумка. Гово­рят: преувеличение обеспечивает наглядность. «Могу я наштамповать армию из глины?» Это вряд ли, и тем не менее этот вопрос вскрывает ситуацию. «Там был насто­ящий ад!» Несомненно преувеличение. «Мы имеем в Фе­деративной Республике едва ли не на каждую канонерку по адмиралу, но у нас еще ни разу не было атташе по куль­туре для каждого посольства!»(бундестаг, июнь 1960). В последнем предложении изобилие риторических средств: сравнение, противопоставление, преувеличение.

С помощью подчеркивания многие ораторы обобща­ют существенное. Двойственное отношения французов к немецкому перевооружению отчетливо выявил Фрид­рих Зибург следующей формулировкой: «Французы были бы согласны с немецким бундесвером. Но они считают наилучшей такую немецкую армию, которая была бы меньше, чем их собственная, однако больше, чем у Со­ветского Союза».

Ллойд Джордж, чем становился старше, тем все бо­лее терял симпатии слушателей: утрировал и терял чув­ство меры, и в итоге был неосмотрителен. Наконец пос­ле четырех десятилетий политической деятельности он остался почти без последователей.

Кажущееся противоречие (парадокс)

Парадокс является особым видом игры слов: «Меньшее было бы большим». «Этот политик мертв при жизни». Противоречие является лишь кажущимся, поскольку

слова относятся к разным явлениям. Парадокс представ­ляет сознательно заостренную формулировку.

Пример: «Там, где больше нет критики, что-то не в порядке». «Красноречивое молчание». «Единая масса». «Никакого ответа — это тоже ответ».

Вставка

Вставкой мы называем замечание, которое делается мимоходом. Ее функция — приобщить слушателя к мо­менту высказывания («… но, возможно, Вы еще не пол­ностью разделяете мой взгляд, тогда я хочу привести Вам дальнейшие доказательства…»).

♦ Зачастую вставка является сообщением, возбужда­ющим внимание.

«Однако подумаем, что является следствием этого…». «Если я должен сообщить вам мое мнение об этом… » Важным средством воздействия является параллельное высказывание, между прочим: небольшое промежуточ­ное замечание, краткий комментарий, остроумный «бо­ковой удар».

Предупреждение (постановка возражений; пролепсис)

(Смотри также раздел «Техника аргументации» в моей книге «Школа дебатов».) Мы думаем о том, какие возра­жения можно выдвинуть с противоположной точки зре­ния, сразу включаем их в нашу речь, а вслед за ними при­водим опровержение.

Мнимые вопросы (риторические)

На риторический вопрос ответ не дают. Мнимые во­просы лишь стимулируют мысль слушателя или же слу­шатель безмолвно подтверждает мои высказывания. «Кое-что мы можем одобрить?», «В этом мы не все еди-нодушны?»(Нужно быть уж совсем наивным, чтобы та­кие вопросы понять неправильно, как это случилось однажды. Так новобрачные на риторический вопрос, по случаю бракосочетания: «Можно ли сегодня быть еще ра­достнее? — в один голос весело ответили: — «Ну да, ко­нечно!») Впрочем, не следует пересыпать речь вопроса­ми типа: нет?, не правда ли? и так далее.

Переименование (синекдоха)

Под этим мы понимаем краткий способ выражения, при котором предполагается, что слушатель понимает, о чем идет речь. Например, «в Бонне решили» вместо «большинство в бундестаге решило»; «Карлсруэ действует радикально» вместо «Федеральная судебная палата…»; «У Белого дома и у Кремля разные мнения».

Оратор должен учитывать, что знают и понимают все слушатели.

Нужно, чтобы слушатели самостоятельно по­нимали, что имеется в виду. Например: шестьдесят лет назад Роза Люксембург, возражая против мнимого пра­вого уклона социал-демократа Августа Бебеля, выкрик­нула в зал: «Товарищ Бебель слышит только правым ухом!» Слушатели поняли о чем речь.

Сталин искусно использовал синекдоху в речи о во­йне (6 ноября 1941 г.): «Немецкие оккупанты хотят вести против народов Советского Союза войну на уничтоже­ние. Что ж, если немцы хотят войну на уничтожение, то они ее получат»(Бурные, долго не смолкающие аплодис­менты). Прямо не сказано, но выражено представление, противоположное немецкому об уничтожении — слуша­тель продолжает думать и самостоятельно приходит к целевой мысли: не Советский Союз будет уничтожен, а Германия. Если бы вместо этого Сталин просто сказал: «Мы уничтожим немцев», то действие высказывания было бы далеко не так велико.

Подумаем о том, что все перечисленные здесь рито­рические средства многообразно связаны друг с другом и одно встроено в другое. В частности, они не применя­ются слишком кучно, в этом случае их действие притупляется. Самым важным остается следующее: обращать внимание на речь. Речь наглядна, внутренне напряжен­на и убедительна.

Многие из рассмотренных риторических фигур при­меняют даже неосознанно, но при подготовке нужно со­знательно встраивать эти средства в структуру речи, речь должна быть хорошей и действенной. Техника, безуслов­но, повышает силу воздействия речи. Тот или иной из чи­тателей, возможно, возразит, что нельзя слишком под­черкивать «формальное» и «техническое» в речи. Мы тоже не хотим это слишком подчеркивать. Но нельзя прене­брегать техникой, составляя речь с помощью «чувства и вдохновения». Ораторские приемы должны быть у речи в полном составе.

3.5 Вступление — заключение
3.5.1 Вступление

Вступление одновременно является «настройкой на слушателя». В виде сравнения Науман говорит о «звуча­нии инструмента». Так же, как существуют «приманки для глаз» точно так же бывают и «приманки для слуха», сказал Веллер. Дело заключается в том, чтобы наладить со слушателями надежный контакт. Оратор устанавливает контакт и добивается внимания слушателей. Введение — первый перекидной мостик от оратора к слушателю.

♦ «У введения две задачи: установить мысленную связь оратора и слушателя, а также, как говорит назва­ние, ввести слушателя в курс дела» (Винклер).

В известной мере это принципиально важно. Неве­роятно много возможностей преобразовать систему мыс­лей в практическую реальность. Я хочу рекомендовать четыре способа формирования хорошего и действенного введения, причем второй (возможно, также в связи с первым) может приобрести большое значение. Эти способы формирования введения я назову так:

1. Способ подкрепления.

2. Способ повода.

3. Способ побуждения к размышлению.

4. Прямой способ.

Способ подкрепления

Способ подкрепления в целом настроен на установле­ние со слушателями личных отношений, благодаря кото­рым возникает теплый контакт. Задачу облегчают не­сколько по-настоящему-сердечных слов. Оратор задает себе вопрос: Что же чувствуют эти слушатели? Как я могу повысить общность мышления: сформировать общность чувств и вызвать доверие? Римский учитель ораторского искусства Квинтилиан называл эти усилия captatio bene-volentiae: обеспечение благожелательности. Это captatio benevolentiae должно быть простым, ясным и понятным любому; оно должно быть личным и примиряющим.

Образцовый пример искусного, но неопределенного captatio мы найдем в «Юлии Цезаре» Шекспира*: речь Марка Антония. У Шиллера в лагере Валленштейна** ка­пуцин*** выкрикивает: «Ай да веселье! Пир да гульба! Примите в компанию и меня!» Он притворяется веселым повесой, только тогда его будут слушать. Затем, овладев вниманием, капуцин не спеша переходит в наступление: его возмущает развратная жизнь в лагере.

Слушателю хочется, чтобы обращались лично к нему. Дипломат Пауль Шмидт сообщает о французском поли­тике Бриане: «Как оратор, Бриан был настоящим масте­ром. Он говорил совершенно естественно, у него не было

* Трагедия В. Шекспира «Юлий Цезарь» (1599) ** Трилогия И. Шиллера «Валленштейн» (1798) *** Капуцин — член католического монашеского ордена, основанного в 1525 г. в Италии. Название от итальянского cappuccio — капюшон.

никакой ораторской позы, в зале у любого слушателя воз- пикало такое чувство, будто Бриан беседовал лично с ним… Однако спокойный тон доверительной беседы постепен­но менялся, голос принимал полновесное, мрачное звучание, заставлявшее слушателей сравнивать его с виолончелью».

Очень уместно также «веселое подкрепление», даже если доклад серьезен. Как выразился Лютер: «Слушате- лей надо развеселить, чтобы потом они охотно слушали проповедь». Что порекомендую? Несколько личных на­блюдений — описание маленького происшествия во вре­мя поездки на собрание — несколько слов о круге слуша­телей, месте или ораторе, выступавшем с приветствием: все это может растопить лед равнодушия. И тогда пусть оратор вспомнит слова Авраама Линкольна: «Мы все чув- ствительны к комплиментам». Маленький комплимент творит чудо. Только не переусердствуйте.

Ойген Рот чтение стихов в Вене начал со стихотвор­ного извинения за свою простуду: «Стихи, что сочинял вполне здоровым, Боюсь, покрылись слизью и стали очень плохи».

Слушатели заулыбались и охотно смирились с орато­ром, страдавшим от простуды. Если в какой-то момент все рассмеялись, значит каждый испытал то непринуж­денное сближение с оратором, которое так важно. Натя­нутость быстро проходит, устанавливается дружелюбная атмосфера.

«Ллойд Джордж любил вступительные завязки, осно­ванные на внешних обстоятельствах, связанных с местом собрания. Он не скрывал радости при виде большого ми-тинга»(Гуго Фишер).

Гельмут Шмидт тоже, где было возможно, начинал с лично пережитого, связанного с местом или известными лицами.

Когда Ганс Дитрих Геншер вступил в должность ми­нистра иностранных дел, ему не давался беглый английский. Его наградили сочувствием и улыбками, когда за рубежом, речь на английском языке он начал словами: «Леди и джентльмены! С английским языком у меня -как с женой: я ее люблю, но ею не владею».

Иоганн Pay тоже недавно намекнул в Вашингтоне на свое слабое знание языка: «Я надеюсь, что мой английс­кий Вас не оскорбит».

Кратким вступлением начал свою речь по радио 7.8.1954 г. французский премьер-министр Мендес-Франс: «В эту первую неделю августа многие из Вас на каникулах. Не обижайтесь на меня, если я на несколько мгновений нарушу Ваш отдых и скажу о тяжелейшей про­блеме, которая касается практически всех».

Здесь после выдержанной в стиле легкой беседы вспо­могательной части политик нашел искусный переход к теме, сделанный в форме предуведомления.

Гюнтер Грасс в 1965 г. произнес несколько предвы­борных речей, обративших на себя внимание широкой общественности.

В следующем примере видно, как Грасс после образ­ной вспомогательной части (состоящей из риторических вопросов и предварительного обзора возражений!) про­двигается к главной теме: «Граждане, города Любека1. Я предъявляю обвинение! По какому праву? На каком ос­новании? Какая криво положенная доска — моя опора?

Приходит некто, имеющий подозрительную профес­сию: он изобретательно пишет и все же подозрителен правдивой истории. Итак, некто, идущий рука об руку с фантазией, короче, писатель. Поэт, стихотворец, рас­сказчик — как хотите, потому что он ни разу не смог точ­но указать свою профессию, — итак, он кляузник, интел­лектуал и шавка (наш язык так богат на бранные слова) — он приходит, с одной стороны, обвиняет, а с другой, советует голосовать за Социал-демократическую партию Германии.

Он рекомендует партию, которая предоставляет мало возможностей его профессиональному климату, его склонности к преувеличению и игре слов; так как она, высоко ценимая мною Социал-демократическая партия Германии, является партией, стремление которой к обра­зованию, но не искусству. В основном она планирует, а спонтанная деятельность ей чужда. Не в меру прилежная и солидная, какой мы ее знаем, Социал-демократическая партия Германии является политической фантазией впав­ших в рассудочность детей».

Итак, подкреплением называют captatiobenevolentiae, помещенное перед деловой частью речи. Следующий пример такого подкрепления содержит важный признак хорошего согласования. В начале стоят слова, вызываю­щие улыбку, за ними следуют обращение и благодарность; искусно выражается радость по поводу возможности об­ратиться с речью. Добавляются: ссылка на место, где про­износится речь, обращение к отдельным лицам, общий комплимент, личные воспоминания.

Имеется в виду начало речи, которую Андре Фран-суа-Понсе произнес в 1950 г. (2 июня) перед немецкими и французскими главами городской администрации.

«Итак, в соответствии с программой настала моя оче­редь раздавать сюрпризы, и пока вы меня не выслушае­те, другого варианта вам не представится. Вы, так ска­зать, в моей власти…» (Возбуждение улыбки в тоне не­принужденного разговора!) «Господин федеральный пре­зидент, господа обербургомистры, месье мэры Франции!» (Обращение в соответствии с рангами; обербургомист­ры и мэры, разумеется, в одинаковом ранге, но, будучи французом, он называет немцев, естественно, первыми, прежде чем он обращается к своим соотечественникам). «С благодарностью и радостью я принимаю обращенное ко мне приглашение присутствовать при завершении ва­шего съезда немецких обербургомистров и французских мэров и в связи с этим снова увидеть Штутгарт». (Благо­дарность; радость по поводу возможности обратиться с речью). «Откровенно говоря, я был очень растроган, вспомнив мое первое пребывание в вашем горо-де»(ссылка на то, что связано с местом). «Господин фе­деральный президент знает, что я сентиментален (обра­щение к отдельному лицу). «Но где могут это понять луч­ше, чем в Швабии!»(комплимент). «С тех пор прошло почти полстолетия. В 1902 г. я прибыл сюда юным гим­назистом… (следует личное воспоминание). Так, не спе­ша, Франсуа-Понсе переходит собственно к предмету своей речи: немецко-французскому соглашению, кото­рого он настойчиво добивался и о котором много гово­рил в своих выступлениях. У него, как у хорошего орато­ра, точный прицел — договориться о немецко-французс-ком сотрудничестве в вопросах управления.

Мастером «веселого подкрепления» был федеральный президент Теодор Хеусс. «Об оценке современной тех­ники» — это название праздничной речи 7 мая 1955 г. в Мюнхене по поводу столетия со дня рождения выдаю­щегося инженера (и основателя Немецкого музея) Оска­ра фон Миллера. Подкрепление здесь заключается в «ат­мосфере», созданной цепью «возбуждений улыбки». Она содержит такие же элементы, как подкрепление Фран­суа-Понсе: мягкий юмор, ссылка на ситуацию, обраще­ние к приглашенным и так далее. Оратор действует на­глядно и пластично, благодаря вставке в речь маленькой дискуссии. Хеусс начинает так (причем свой звучный голос он, как всегда, ставит точно на нижний регистр): «Оскар фон Миллер обладал великолепным даром: он понимал, как нужно распоряжаться людьми. (Здесь мы видим хороший пример, я его очень рекомендую: прием речи с использованием двоеточия.) Отто Мейер, его при­верженец и настоящий последователь, распоряжается, используя федерального президента (оживление в зале). Два года назад это ему не удалось: тогда я участвовал в праздновании 50-летнего юбилея Немецкого музея, меж­ду тем как незадолго до того я произнес торжественную речь к 100-летнему юбилею Германского национального музея. И то,и другое относилось к одной и той же теме! Отто Мейер успокаивается и ставит свои ловушки: все же Хеусс от меня не улизнет! Он высмотрел угрожающую в ближайшее время 100-летнюю годовщину со дня рож­дения и я при моей любви к дорогому человеку уже был готов участвовать в празднестве.

— Кто будет произносить речь?

— Естественно, Вы.

— Это «естественно» — образец взятой напрокат «тех­ники приобретения по Миллеру».

— Но ведь и в 1950 году я уже представлял Миллера. — «Ах, говорите что хотите. Вам уже что-то пришло на ум. — В его уверенности есть нечто трогательное, но она не вызволяет меня из критической ситуации: речь о Милле­ре, который сегодня, так сказать, стоял на очереди, была произнесена пять лет назад на том же месте…

«И теперь оратор не спеша переходит к теме, кото­рую он совершенно уточнил и этим показал, что он в пер­вой речи о Миллере никоим образом не исчерпал тему: Хеусс преподносит слушателям деятельность Миллера под новым углом зрения. «Комментарии… по поводу столь затруднительной для нашей современности пробле­мы оценки техники с попыткой осветить вероятную по­зицию Миллера по этому комплексу вопросов или, как прекрасно говорят, выявить ее…»

♦ Мы же выявим следующее: тайна хорошего оратора, материал которого всегда нов и увлекателен, состо­ит в том, чтобы всегда опять и опять находить но­вую точку зрения, вновь и вновь открывать новые вза­имосвязи.

Техника использования повода

Подкрепление — только видимость ломки льда для создания нужного климата в зале, и у нее слабая связь с со­держанием речи. Напротив, повод ярко высвечивает си­туацию или то, что имеет прямое отношение к обсуждае­мой проблеме, повод напрямую связан с содержанием речи. Небольшое происшествие, сравнение, личное пе­реживание, анекдот, неожиданная постановка вопроса -дают возможность в дальнейшем связать с ними речь. • Небольшое происшествие. К этой технике обращал­ся великий проповедник Бертольд фон Регенсбург (13 век). «Такое начало речи действует на слуша­телей, у которых нет навыков абстрактного мыш­ления, а лишь привычка к живому сочувствию: имеется в виду начало речи с небольшой истории, которая в форме притчи ведет к теме проповеди» (Ирмгард Вайтхазе).

Один историк свой доклад о союзниках по разгро­му Германии в 1918 и в 1945 годах начал с описа­ния следующего эпизода: «Когда Уинстон Черчилль в 1945 году в лондонском аэропорту садился в са­молет, чтобы лететь на Потсдамскую конферен­цию*, видный журналист озабоченно спросил его: «Господин премьер-министр, не совершат ли союз­ники в Потсдаме те же ошибки, что и в Версале?» Черчилль, усмехнувшись и не вынимая изо рта си­гары, ответил в мудром предвидении: «Можете быть уверены: мы не совершим еще раз те же самые ошибки — нет, они будут совсем другими!» Оратор, использовав этот эпизод, добился напря­женного внимания слушателей и одновременно

• Потсдамская конференция 1945 г. (Берлинская конференция), (17 июля — 2 августа, Потсдам вблизи Берлина) глав правительств глав­ных держав-победительниц во 2-й мировой войне — СССР (И. В. Сталин), США (Г. Трумэн), Великобритания (У. Черчилль, с 28 июля К. Эттли). Приняла решения по разооружению фашистской Герма­нии, окончательному освобождению Германии от фашизма, пере­смотрела государственные границы Германии и др.

удачно связал с содержанием своего дальнейшего выступления.

Сравнение. Доктор Ойген Герстенмайер 10 сентяб­ря 1948 г. произнес во Фленсбурге* речь под назва­нием «Христос проходит через преграды». Он на­чинает следующим образом: «В пограничной облас­ти понимают значение границы. Там ощущают не­сравненно глубже, чем во внутренних областях страны, что возможность передвижения людей ог­раничена, что жизнь отдельных людей совершает­ся во взаимосвязи, которая отличается от взаимос­вязей в других странах. Такую систему жизненных взаимосвязей мы называем народом…» Далее пре­зидент бундестага исходит из ситуации, в которой живут граждане Фленсбурга, хорошо знакомые с напряжением: оно связано с пограничной областью. От этого сравнения, как исходного пункта, он на­правляется к анализу сути границ и приходит к убе­дительному заключению, высказываемому ясными, разнообразными по форме и законченными фраза­ми, например, «Церкви недопустимо капитулиро­вать перед границами…, поскольку Иисус Христос спаситель мира, а не только группы людей, одного поколения или одного образованного слоя…» Со­держание речи также можно соединить с актуаль­ным событием.

Сравнение всегда помогает выработать основное положение, общее для оратора и слушателей. След­ствие — напряженное внимание. Лично пережитое событие. У Вас появится хороший повод перейти к своей речи, если начнете с неболь­шого пережитого лично Вами приключения. Ваша задача — любопытство и напряженное внимание. Речь на тему «Задачи и границы терпимости» доктор

Фленсбург — город в ФРГ на земле Шлезвиг-Гольштейн

Герстенмайер начал с рассказа, который я снабдил несколькими риторическими комментариями (в скобках): «Когда-то в небольшом ресторанчике Страсбурга велись долгие дебаты. Фиксируется ис­ходный пункт: когда, где, что.) Обычно их вели в спокойной задумчивости, но иногда — с пылкой резкостью. (Кроме противопоставления «спокойно-пылко» появляется еще одна риторическая фигура -«предварение». Эта фигура определяет также и сле­дующее предложение. Напряжение создается с по­мощью «затяжки»; слушатель уже знает, как прохо­дили дебаты, но еще не знает, о чем.) Разговоры неожиданно переходили с текущей по- литики на те принципиальные вопросы, которые вновь и вновь со страстью обсуждались в мире тут и там, но особенно в Германии. Как далеко должна заходить терпимость? Как далеко она должна захо­дить? В чем ее особые задачи и где устойчивые гра­ницы в наше время? (Комбинация фигур, цепи вопро­сов и разъяснения). Пунктом, на котором разгора­лись споры, был вопрос о конфессиональной* шко­ле (пример). Создание конфессиональной школы было объявлением войны (сравнение) терпимости в государственной или общественной жизни, пос­кольку (следует обоснование) школа изначально вос­питывает детей в нетерпимости, по крайней мере в непонимании других. Это мнение настойчиво за­щищали изгнанные судетские немцы. Напротив, вестфальские католики не менее настойчиво гово­рили (противопоставление), что в свободной стра­не родители имеют право сами принимать решение о воспитании детей, и никакие государственные ин­станции, исходя из соображений государственной целесообразности, не могут посягать на это право

или ограничивать его (контраргументация). Ни су-детские немцы, ни вестфальцы не затрагивали хотя бы одним словом вопрос взаимной терпимости кон­фессий. Что религиозная терпимость должна выра­батываться, что в особой мере взаимно терпимы должны быть большие конфессии, что нужно вза­имное уважение (разъяснение), было для тех и дру­гих настолько само собой разумеющимся, что об этом не проронили ни слова. Я думаю, что в этом выразилось нечто показательное для духовного и общественного развития…» (В немногочисленных об­разных высказываниях оратор, используя рассказ, от­крыл круг проблем, которые в последующем он рас­сматривает ближе, причем в качестве перехода при­меняет цитаты.)

Анекдоты не должны только смешить, а одновре­менно иметь меткий прицел относительно темы, аналогично «небольшим происшествиям». Выби­райте анекдоты, которые Вы можете считать мало­известными или неизвестными вовсе. Так можно украсить и остроумно начать почти любую речь, кроме надгробной. Последующая серьезность ора­тора часто выразительно подчеркивается веселым вступлением. Так, употребленный в речи анекдот с помощью «перемены сути» вводит веселым и тем не менее умным способом в самый центр проблема­тики. Во время Венского конгресса в 1815 г. царь Александр I возмущался поведением саксонского короля. Он бушевал: «Этот король — презренней­ший изменник, и ничего больше!» «Сир, — возра­зил Талейран и намекнул на Тильзит*, где Алек-

Тильзитский мир заключен 25.06.1807 г. в Тильзите (с 1946 г. г. Со-ветск Калининградской обл.). В результате личных переговоров Александра I и Наполеона Россия соглашалась на континенталь­ную блокаду — торговую блокаду Великобритании — всеми союз­ными или подвластными Наполеону государствами.

сандр I прекрасно договорился с Наполеоном, — из­мена — это только вопрос даты».

• Неожиданный вопрос. Речь можно начать и с неожи­данного вопроса к одному из слушателей. Доклад о княжестве Лихтенштейн* начинался так: «Уважае­мые дамы и господа, Вам известно, что Пруссия**, вела самую продолжительную в истории войну с ма­леньким Лихтенштейном? Состояние войны продол­жается с 1866 г., в сущности, по сей день…» (Для по­яснения: «войско» Лихтенштейна, силою в половину роты, направлялось на помощь Австрии, но до кон­ца войны не прошло через ближайший альпийский перевал и вернулось с поля битвы в родной Вадуц еще более сильным, став в этом отношении, возмож­но, единственной армией в мире. Столь любящие по­рядок пруссаки напрочь забыли заключить с Лихтен­штейном мирный договор…). Двум способам — «подмоге» и «поводу» предостав­ляю самое видное место из имеющихся инструмен­тов формирования введения, но предостерегаю от их неоправданного применения. Если не прихо­дят на ум хорошая «подмога» или «повод», то лучше

довольствоваться менее искусными приемами, наподобие двух следующих, которых я коснусь

вкратце.

* Лихтенштейн — государство (княжество) в Центральной Европе, в Альпах, в бассейне верхнего Рейна. Площадь 157 км2, 24 тыс. жите­лей (1976 г.). Столица Вадуц.

** Пруссия — государство, затем земля в 1945 г. В 1701 г. Брандербур-гско-прусское государство; в 1701 г. — королевство Пруссия (столи­ца Берлин). Прусские короли из династии Гогенцоллеров расшири­ли территорию государства (Фридрих II). В 1871 г. прусский король стал германским императором. В 1918 г. монархия в Германии лик­видирована. Пруссия стала одной из германских земель. После раз­грома Германии в 1945 г. территория Пруссии была разделена на от­дельные земли. В 1947 г. принят закон о ликвидации Прусского го­сударства как оплота милитаризма.

Техника возбуждения размышления
В начале речи можно использовать прием возбужде­ния размышления, особенно для подготовленных слуша­телей. Это когда называют проблему или пакет проблем и задают слушателям вопросы, которые затем рассматрива­ют в главной части.

Ставший позднее федеральным канцлером Кизингер начал свой доклад с «прогнозов графа Алексиса де Токуэ-виля, сделанных в начале индустриального века»(Карлс-руэ 3 декабря 1960 г.). Цепь вопросов и заключительное утверждение оратора возбудило внимание слушателей и тем самым способствовало размышлению: «Где мы нахо­димся? Куда идет наш мир? Что можем и должны делать, чтобы придать развитию такое направление, какое долж­ны желать людям, человечности, человечеству? Такие воп­росы, почти до отвращения известные нашему поколению, впервые были поставлены с пылкой настойчивостью сто двадцать лет назад графом Алексисом де Токуэвилем, и от­веты даны им с ошеломляющей нас актуальностью».

♦ Эта техника, активирующая мышление, побуждает слушателя к сотрудничеству, к совместному размыш­лению. Открыто поставленные вопросы или даже представленная точка зрения, которая затем будет опровергнута, — все возбуждает у слушателя на­пряженную работу мысли, в которой он следует за оратором.

Прямая техника
Четвертой возможностью формирования введения яв­ляется прямая техника. Мы сразу же переходим in medias res: к сути дела, без всяких ухищрений. Мы отказываемся от любого настоящего введения. Мы вкратце говорим о причине нашего выступления, быстро переходим от общего к частному и начинаем с темы. Эта техника рацио­нальна, холодна, прямолинейна и свойственна тысячам небольших деловых сообщений, которые звучат опять и опять, если время отмерено скупо: как перед начальни­ком, так и перед сотрудниками.

В политической речи также можно выступить без про­медления с открытым вызовом на дуэль. Объявляется твердая, определенная, убежденная позиция. Мы «про­изводим фурор», увлекаем друзей и нейтралов, но в то же время проявляем уважение к противнику.

У нас много возможностей сделать выступление хо­рошим. Перед тем, как на что-то решиться, рекоменду­ем обдумать следующее:

• Вступление не должно быть длинным. Если стол на- крыт, аппетит растет, но он проходит, если стол на-крывают слишком долго.

О вступлении с несомненной иронией пишет в «Со­ветах плохому оратору» Курт Тухольский: «Никог­да не начинайте с начала, но всегда с расстояния в три мили от начала! Примерно так: «Дамы и госпо­да! Прежде чем я перейду к теме сегодняшнего ве­чера, позвольте мне вам вкратце…» Здесь ты уже имеешь примерно все, что делает начало прекрас­ным: сухое обращение, начало перед началом , объ­явление, о чем и что ты собираешься говорить, сло-вечко «вкратце»… Так ты в одно мгновение полу­чаешь сердца и уши слушателей». Историческое вступление зачастую слишком скуч-но. Именно мы, немцы, склонны любую проблему проследить от первобытной истории человека. В книге может это возможно, но в речи — нет. Поэ­тому доклад о сегодняшнем импорте зерна не обя­зательно начинать с аграрной политики Карла Великого.

Вильгельм фон Гумбольдт так охарактеризовал многословие одного учителя истории: «Если слушают его историю, то хотят быть Адамом, при кото­ром история была совсем короткой». Но эту риторическую болезнь «историзма» в откры­той форме находят не только у немцев. Например, в Лиге Наций двадцатых годов Чемберлен упрекал тогдашнего литовского премьер-министра Вольде-мараса за то, что тот свои патриотические речи по-стояннно начинал «с сотворения мира и с первого литовца в раю». Язвительно, как это мог делать только Черчилль, упрекнул он своего противника Макдональда после подробной вступительной речи: «Мы знаем, что никто другой не обладает таким даром впрессовать наибольшее количество слов в наименьшее количество мыслей».

• «Он сказал это ясно и в приятной форме — что бу­дет во-первых, во-вторых и в-третьих»(Буш). Томас Карлейль требовал вешать всех писателей, которые пишут книги без оглавления. Конечно, оп­ределенного наказания нужно требовать и для ора­тора, речь которого не раскрыта уведомляющими заголовками или который не делает какого-либо обзора содержания. Где-нибудь во вступлении ора­тор должен кратко показать структуру своей речи. Например, «Я рассмотрю следующие вопросы…» или «я раскрою мою тему в трех разделах, назван­ных 1…, 2…, 3…,».

«Фридрих Науман настоятельно посоветовал бы вначале сказать, что ты, собственно, хочешь, что­бы собравшиеся не оказались путниками в тумане».

• У многих ораторов прямо-таки мания начинать речь, со слова «если». «Если сегодня мне будет ока­зана честь рассказать Вам о культе предков у эски­мосов, то я не смогу это сделать без предваритель­ного… и так далее, и так далее. *

Остерегаются как вечного «если», так и нарочито сухой и чрезмерной учтивости.

3.5.2 Заключение

Как пару тысяч лет назад, так и сегодня справедливо сказанное Сократом в беседе с Федром. Сократ: «…Что же касается заключительной части речей, то у всех, ви­димо, одно мнение, только одни называют ее сокращен­ным повторением, а другие иначе».

Федр: «Ты говоришь, что в конце речи нужно в об­щем виде напомнить слушателям обо всем сказанном?» Сократ: «Да, по-моему, так».

♦ Повторение в сокращенном виде важно, но заключе­ние не только повторение. Скорее, в заключении уси­ливается и сгущается основная мысль речи. Мы четко формулируем заключение: скупой образ, легко понимаемая формула, точное целевое высказыва­ние. Особой кристальной ясностью обладают фразы, вы­ражающие главные мысли. Любому слушателю, когда он слышит заключение, должно быть понятно, что имеется в виду. Расплывчатость недопустима. В деловое сообще­ние заключение должно внести окончательную ясность; если речь убеждающая, целью заключения становится действие. Заключение представляет собой призыв, по­буждение. Ведь убеждающая речь стремится заставить слу­шателя действовать определенным образом. Для достиже­ния этой цели действие заключения особенно убедитель­но. Должна господствовать одна мысль, выраженная ла­конично и убедительно. Все, сказанное прежде, направ­лено на эту цель. Из-за слабого заключения может сойти на нет действие всей речи.

Дантон в заключение своей речи вставил следующую антитезу: «Теперь настал момент для принятия великой и последней клятвы: Мы все намерены умереть или унич­тожить тиранов». Еще раз процитирую ставшими исто­рическими заключительные слова Бисмарка: «Будем ра­ботать быстро: ведь мы, так сказать, усадили Германию в седло: она может скакать!»

Многие ораторы нашего времени в заключении дела&sh y;ют хорошую и действенную кульминацию, но они упус­кают из виду лаконичное и доходчивое обобщение само­го существенного в их речи.

В общем мы считаем, что даже у хороших ораторов слишком много высказываний, следующих друг за дру­гом, но не связанных друг с другом.

♦ Как вступление, так и заключение следует разраба­тывать очень тщательно. Заключение запоминает­ся слушателю больше всего.

«Единственное, что точно останется у слушателя от речи — это заключение. Все, что предшествовало заклю­чению, закрывалось одно за другим: слово ложилось за словом, образ следовал за образом и одна мысль пересе­калась с другой, и лишь заключение осталось открытым» (Уве Дженс Крузе). Последние слова долго остаются в памяти. Мы запоминаем заключительное предложение или даже последние предложения чаще всего дословно. Обычно оратор придумывает в зависимости от обстоя­тельств два или три возможных заключительных оборо­та. Смотря по тому, как протекает речь, он использует тот или иной, более мягкий или более жесткий оборот.

Итак: заключение должно быть сформулировано за­ранее. Если при произнесении речи нам мгновенно, в за­висимости от настроения, придет в голову лучшее зак­лючение — хорошо: всегда еще можно внести изменения. Важно четко отделить заключение от главной части, на­пример, с помощью вступительного оборота типа «я обобщаю» или «я перехожу к заключению». Хорошо ка- ким-либо образом связать заключение со вступлением. Так можно завершить доклад.

В музыке бывает, что заключительная часть дополня­ет вступление. Заключительное высказывание часто пря­мо обращено к слушателям: оно должно быть направля­ющим.

Начинающему можно рекомендовать в качестве ус­тойчивого оборота речи выражения типа: хотелось бы се­годняшний вечер посвятить тому…, хотелось бы содей­ствовать росту понимания…, хотелось бы, чтобы нам уда­лось… Затем может следовать дружеская благодарность слушателям.

Покажем, как формируют заключение выдающиеся ораторы нашего времени.

Австрийский министр иностранных дел Крейский за­кончил свою речь в Польском институте международных отношений (Варшава, 2.3.1960) словами: «Итак, в заклю­чение моих рассуждений я хотел бы (предуведомление) вы­разить надежду на то, что ответственным за судьбу наро­дов удастся найти правильный ответ на страшный вопрос Эйнштейна, уготовим ли мы конец человечеству или предотвратим войну (цитата с антитезой). Я думаю, что есть путь избавления этого поколения от войны. Если это возможно с помощью наших общих усилий (обращение к воле слушателей), то почему мир не должен быть достиг­нут последующими поколениями? (антитеза: война-мир; риторический вопрос). Вам предоставлено решить, какие из творений, которые мы сегодня сохраняем и развиваем на основе сосуществования, будут перенесены через по­рог нового века (образ). (Теперь следует главное высказы­вание; вместе с обобщением предшествующих высказы­ваний оно в заостренной альтернативе содержит ясную точку зрения). Некоторые думают, что это различные свершения, которые подготовят новые формы общес­твенной жизни, другие — на чьей стороне стою и я — дума­ют что в конце концов это будет осуществление идеи сво­боды во всех областях общественной жизни. Поэтому Вы поймете (обращение к слушателям), что на меня большое впечатление произвел ответ Бенедетто Корце на вопрос, принадлежит ли свободе будущее. Он ответил: «Нечто намного большее — вечность»; (заключительная цитата).

В качестве второго примера я приведу заключение волнующей речи, которую произнес в 1952 г. Теодор Хе-усс на освящении памятника жертвам бывшего концен­трационного лагеря Бельзен: «Здесь стоит обелиск, здесь стоит стела с надписями на многих языках. /Это камни, холодные камни. /Saxa loquutur — камни, которые могут говорить./ Здесь дело в одном, здесь дело в тебе, что ты понимаешь их язык, что ты понимаешь их особенный язык; ради тебя, ради нас всех!».

Эти слова очень убедительны, безо всякого поэтичес­кого преувеличения. В начале три коротких предложе­ния, точно вырезанные из камня, о котором идет речь. Первое и второе предложения только описывают, что есть. Третье и четвертое: что это означает? Расширен­ное заключительное предложение дает переход от объек­та памятника жертвам к слушателю; оно создает отно­шение «памятник — обязательства человека в будущем». Особенно убедительно косвенное высказывание, что кам­ни здесь говорят человеку, сказано не впрямую. После всех слов, которые предшествуют заключению, каждому слушателю ясно, что подразумевает Хеусс под их «осо­бым языком».

В результате речь ничего не навязывает слушателю; а в уважительной форме рекомендуется сделать выводы са­мому. Каждый чувствует, что вопрос задан лично ему. Впрочем, в небольшом числе высказываний мы находим многообразие связей риторических средств.

1-е высказывание: анафора (здесь стоит — здесь сто­ит); разъяснение (обелиск — стела с надписями на раз­ных языках).

2-е высказывание: расширенный повтор. В античной ри­торике назывался Geminatio: камни — холодные камни.

3-е высказывание: цитата с переводом (перевод ва­жен, чтобы слушатели, не знающие латыни, поняли смысл).

4-е высказывание: анафора (здесь дело — здесь дело, что ты — что ты), разъяснение с помощью индивидуали­зации (в одном — в тебе), разъяснение с помощью рас­ширенного повторения («их язык — этот их особенный язык»), эпифора (двойное «ради»).

Я хочу констатировать: этот пример показывает так­же, что в кульминации речи должна быть концентрация риторических средств.

Нижеследующие высказывания представляют заклю­чение речи, которую произнес в Мюнстере Франсуа-Понсе (27.4.1954). Это заключение дает убедительное обобщение предшествующего хода мыслей. Наглядно и точно выражена суть демократии. Много риторических фигур: сравнение («если я рассмотрю…»), образ («ключи к счастью»), разъяснение («гражданственность — чувст­во ответственности…»), цитата, обращение, повторение и так далее. Кульминацией является обращение: «Ниче­го чрезмерного! Никаких крайностей: соблюдать меру!» Заключительное высказывание дает еще одну глубокую мысль, которая остается в памяти слушателей: «Терпе­ние… является особой формой силы». В целом заключе­ние гласит: «Не будем предаваться иллюзиям! Очень тя­жело направить демократию на правильный путь, уберечь от опасностей, которые проистекают из нее самой. Она является тяжелейшей из всех форм правления. В частнос­ти, она предъявляет высочайшие требования во внутри­государственном устройстве. Она требует от каждого че­ловека гражданственности, чувства ответственности. И все же, если сравнить демократию с другими формами правления, то придем к выводу, как сказал о себе самом один умный человек: «Когда я сравниваю себя с други­ми, то начинаю уважать себя самого!» Христианское уче­ние пришло к нам из древности. На эфесе шпаги, кото­рую я носил как член Французской Академии, было вы­гравировано на латыни: «Ne quid nimis». Ничего чрезмер­ного! Никаких крайностей: соблюдать меру. По моему, в этой формуле заключена глубокая мудрость, возможно, даже ключ к счастью.

Patientia — терпение — вовсе не кардинальная доброде­тель, нечто иное, особая сила».

Всегда действенно в заключении охарактеризовать об­щий взгляд на проблему и ввести в русло речи особую тему От этой темы в речи переходят к возможным послед­ствиям в будущем.

В речи с выражением мнения заключение будет удач­ным, если слушатели идентифицируют себя с оратором.

Приведем пример, столь же удачный: Речь президен­та Кеннеди в Берлине (1963). Кеннеди идентифицирует себя с берлинцами, намекая на классическое выражение: «Я — римлянин»: «Все свободные люди, где бы они ни жили, граждане этого города, Западного Берлина, и по­тому я, как свободный человек, горд тем, что могу ска­зать: «Я — берлинец». То, что он это (придуманное его советником Соренсеном) заключительное высказывание сказал по-немецки, еще больше усилило впечатление.

Если в заключении желательно привести цитату, то нужно проверить, подходит ли она в действительности. Цитата должна быть очень меткой. Слишком часто при изменении текста цитата предстает в новом окружении и в заключении кажется «пришитой». Хорошо выбранная и не затасканная цитата может стать прекрасной куль­минацией.

Некоторые ораторы рекомендуют в конце речи с вы­ражением мнения «поддать жару». Но здесь, как и в любой другой части речи, остерегаются старомодного пафоса, ко­торый мы иногда наблюдаем. Прошли времена (к счастью), когда оратор пламенным призывом увлекал людей на бар­рикады. Сегодня патетика подходит лишь для демагогов, которые удовлетворяют националистический спрос, зовут насильственно осчастливить человечество.

Сегодня производит прямо-таки забавное впечатле­ние торжественно исполняемая лирика времен 1900 года в конце собрания объединений. Оратор намекает, конеч­но, из лучших побуждений, на разнообразие работы объ­единений и одновременно восклицает: «И таким обра­зом мы следуем девизу наших предков:

«Атлеты, певцы и стрелки

Опора немецкой страны.

Но лучше всех служит лишь тот,

Кто метко стреляет и песни поет.»

Оратор не закончил речь, но с кульминацией она за­кончена. Он должен не уйти, а совершить уход. Бывает, что стиль речи неожиданно воодушевляет публику. Хо­тят, собственно, сказать кое-что еще, но упускают и за­канчивают непредвиденной кульминацией.

Легко можно совершить две ошибки: Один раз ора­тор неожиданно прекращает речь и уходит чуть ли не без прощания, другой раз прощается на протяжении полу­часа. Если просто не добраться до конца, некоторым людям трудно прекратить речь, когда тема исчерпана. В конце концов долгое прощание причиняет неудобство. Не следует говорить: «Я перехожу к заключению» и пос­тупать не в соответствии с этим заявлением. «Конец речи без заключения не хорош, но заключение без конца ужас­но» (Патока). Отведенное для речи время давно закон­чилось, речь все длится и длится, с нею удлиняются и лица слушателей, и можно услышать немой вопрос: «Ну когда же конец?» В этом случае Тухольский иронично рекомендует: «Заранее объяви об окончании речи, что­бы слушатель от радости не получил апоплексический удар. Объяви заключение, а потом начинай свою речь сначала и говори еще полчаса. Это можно повторять до бесконечности». Саркастический ответ спартанца на уто­мительную речь посланца с Самоса* гласил: «Начало твоей речи мы забыли, середину прослушали, и только конец нас обрадовал».

* Самос — остров в Эгейском море. 156

Слова Гете: «То, что ты не можешь закончить речь, делает тебя великим» — чеканены не для оратора. Оратор не устраивает вместо заключительного оборота заключи­тельный «крутеж». Он заканчивает речь, когда публике еше хочется слушать. (Нельзя походить на певца, о кото­ром критик писал: «Он очень хотел спеть на бис, но пуб- лика предпочла покинуть зал».

Можно ведь и не поступать как рейнский пастор Йоханнес Харф, не побоявшийся прервать проповедь, когда контакт со слушателями только установился, да еще на чистом диалекте: «Господин Шмитц, если Вы еще раз посмотрите на часы, я гарантирую Вам проповедь на де­сять минут дольше…»

В берлинском парламенте депутат, знаменитый свои­ми долгими речами и только что произнесший длинную речь, снова поднялся на трибуну. В зале наступила тиши­на и вытянулись лица. Однако депутат объяснил: «Госпо­дин президент, дамы и господа! Если я еще раз поднялся на трибуну, то не потому, что я решился еще на одну речь. Я просто забыл здесь мои очки». Напряжение палаты разрядилось смехом.

Плохой знак, если во время доклада слушатели то и дело поглядывают на часы. Но как мучительно для Вас, если кто-то держит часы возле уха, полагая, что стоят. Величайшая похвала, если после речи нам кто-нибудь скажет: «Я мог бы Вас слушать еще час».

Соответствующим ситуации, кратким и очень личным было заключение речи, которую произнесла президент бундестага Анна-Мария Ренгер при вступлении в до­лжность (13. 12. 1972): «Дамы и господа, политика явля­ется, как говорят, жестким делом (сравнение). Кто этого не знает! Но нужно ли напрочь исключать шутку? (Рито­рический вопрос) (Оживление и аплодисменты). Давайте при всей жесткости и при всей серьезности будем чело­вечными! К реалиям нашей работы относится наша че­ловечность со всеми ошибками и слабостями, которые у нас есть, и терпимость — величайшая предпосылка демократии, что не означает, однако, снисходительно­сти и примирения, но даже послабления»(оживление, аплодисменты).

3.6. Примеры речей с их анализом
В следующем разделе на отрывках из речей выдаю­щихся ораторов нашего столетия покажем, как, рассмот­ренные в предыдущих главах основные положения и сред­ства выражения разнообразно переплетаются в речи друг с другом. Примеры взяты из произнесенных по различ­ному поводу речей. Мы могли бы этих примеров привес­ти сколько угодно. У каждого свои особенности и тем не менее повторяем вновь и вновь — все они обладают теми риторическими средствами, которые определяют хоро­шую риторику наших дней. Рекомендуем эти речи читать полностью, здесь же у нас нет такой возможности. Мно­гие из этих речей можно изучить относительно структу­ры, способа повышения эмоционального напряжения, особенностей введения, заключения и так далее. В цент­ре нашего внимания построение речи. Но эффективность речи существенно зависит и от ее произнесения.

1. Из речи Виктора Адлера «Опасность войны и сво­бода печати». (Источник: Ганс Патока: «Искусство речи». — Вена, 1951. — С. 159 и далее).

Австрийский социал-демократ Виктор Адлер задолго до начала первой мировой войны предостерегал от по­пыток подстрекательства к войне.

Следующий отрывок взят из речи, произнесенной им 28.11.1912. В этой речи он выступает против тех, кто ис­пользует любую действительную или мнимую провока­цию Сербии, чтобы побудить Австрию к войне. Чтобы донести до слушателей мнение, порожденное глубокой ответственностью за судьбу страны, мобилизуются все­возможные средства риторики. Эти подстрекатели «хо­тят заклеймить нас, социал-демократов, как предателей отечества, называя себя «патриотами»! (иронический обо­рот). Если патриотизм вообще означает что-либо, так это — любовь к народу. Патриоты — это люди, работающие над тем, чтобы не ввергать народ в чудовищную войну (переоценка понятия «патриот»), а вовсе не те (следует противопоставление), которые легкомысленно звенят саблями (образ), с которыми они никогда не умели обра­щаться. В этом месте речь оратора прерывают возгласы: Позор Райхспост!, имеется в виду сообщение этой газеты (позднее опровергнутое) о том, что австрийский консул был захвачен сербами. Адлер отозвался искусной репликой: «Ес­тественно, господа из «Райхспост» смелые (неожидан­ность), но только в отношении чернил (иронический обо­рот в форме перефразирования). Но если встанет вопрос о мобилизации, им следует пойти с теми людьми, кому при­дет повестка. А это не трусливые люди, это люди с вели­чайшим мужеством и величайшей выдержкой (противо­поставление). Это люди, которые привыкли бороться за свои убеждения и готовы поставить на карту жизнь, если речь идет о народном деле (повышение эмоционального воз­буждения). Господа же поступают, как если бы мы — «оп­лакивающие мир», как они о нас говорят, (анафора) были бы трусливы, а они имели смелость (противопоставление, разъяснение) вас, рабочих, послать в огонь!» (перефрази­рование, обращение понятия «смелость»).

В ближайших предложениях обратим внимание на резкий поворот высказывания — от язвительного сарказ­ма к глубокой серьезности; причем Адлер говорит уже от лица не оратора-одиночки, а как защитник убеждений своих слушателей. «Не я хочу — мы хотим…» Он воспри­нимает мысли и чувства собравшихся и формулирует их в ясной и четкой форме. Эта техника определяет агитаци-нную речь!).

Если господа хотят крови во что бы то ни стало, то изволят вскрыть себе вены, это очень полезно полным господам! Мы не хотим никакой войны! (восклицание) По­этому мы не равнодушны к судьбе своего народа и не рав­нодушны к чести этой страны (возражение; далее следует обоснование). Но мы делаем точное различие. Речь недав­но шла о захвате консула Прохаски. Об этом много вра­ли и, может быть, в ближайшее время наврут еще боль­ше. Но если правда, что до него добрались, тогда мы це­ликом за то, чтобы привлечь сербов к ответственности! (Следует главное высказывание.) Но нельзя, чтобы из-за оскорбленной чести текла кровь сотен тысяч. (Следует прием сравнения).

И если заступаются за господина Прохаску, тогда пусть также заступаются за каждого гражданина Австрии, которого в Америке застрелили как бешеную собаку (сравнение), которого затравили в Пруссии, и наше ми­нистерство иностранных дел не пошевелило пальцем (об­раз). Ну еще бы, ведь это только «подданные», в то время как консул является частью государства (противопостав­ление, иронический оборот). Любой волос с его головы уже означает часть государства (преувеличение). По поводу пролетариата не заявляют никаких протестов. Если об­ходится, хорошо, если не обходится, тоже хорошо (про­тивопоставление). Ну, довольно о пролетариате. Мы очень чувствительны к посягательствам на честь нашей страны и возвышали наши голоса бесконечное число раз, но нас не услышали»(описание).

2. Из речи Филиппа Шейдеманна против заключе­ния Версальского мирного договора (Национальное собрание, 1919 год). (Источник: Отдельный том Не­мецкого исторического календаря: От перемирия к миру. Лейпциг, 1920, с. 497 и далее).

Немецкий имперский премьер-министр Филипп Шейдеманн (Социал-демократическая партия Германии) закончил свою пламенную речь протеста против заклю­чения Версальского мирного договора* следующими убе­дительными словами:

«.Мы знаем это и хотим честно сказать (пояснение: знать — честно сказать), что этот грядущий мир станет для нас пыткой (противопоставление). Мы не отступим ни на волос (образ) от того, что является нашим долгом, о чем мы договорились, от того, что (анафора) мы долж­ны вынести (разъяснение: долг — согласились вынести. В соответствии с аргументацией используется следующий способ ограничения: да — но!). Но только договор, кото­рый можно будет соблюдать, который сохранит нам жизнь, который (анафора) обеспечит жизнь как един­ственный капитал для работы и искупления (разъяснение), только такой договор (расширенный повтор) может вос­становить Германию. Не война, но ненавистный, равно­сильный самоистязанию мир для работы (противопостав­ление) станет купелью закалки (образ) нашего до глуби­ны обессиленного народа. Мир для работы (повторение) — наша цель и наша надежда! (восклицание) Благодаря ему мы обсудим справедливые требования наших противни­ков (упреждающее возражение), только благодаря ему мы поведем наш народ к полному выздоровлению. Мы до­лжны выздороветь от наших поражений и болезней (об­раз), так же как наши противники — от болезней победы (противопоставление. Предшествующее предложение — кульминация речи в целом: все, что сказано до сих пор, дано сжато в пластическом противопоставлении). Действи­тельность сегодня выглядит, как кровавая битва под Нордзее у швейцарской границы (образная деталь). Мы больше не сражаемся, мы хотим мира! (противопостав­ление, восклицание) Мы, содрогаясь, отвернулись от

Версальский мирный договор 1919 г. завершил 1-ю мировую войну. Подписан в Версале (пригороде Парижа) 28. 07.19 между держава­ми-победительницами — США, Британской империей, Францией, Италией, Японией. По этому договору Германия лишалась значи­тельной части своей территории и колоний.

» X. Леммерман

истребления: мы знаем, горе тем, кто накликал войну! (восклицание) Но трижды горе тем, кто сегодня оттягива­ет наступление мира хоть на один день!» (повышение эмо­ционального напряжения).

3. Из речи Аристида Бриана в Лиге Наций*. (Источ­ник: Пауль Шмидт. «Статист на дипломатической сцене», 1950. С. 118/119.)

В 1926 г. Германия вступила в Лигу наций. В этот тор­жественный день, полный (обманчивых!) надежд, фран­цуз Бриан в глубокой, блестящей речи сказал следующее: «Что означает сегодняшний день для Германии и Фран­ции? (риторический вопрос). Об этом я хочу сказать: ко­нец длинному ряду скорбных и кровавых стычек, кото­рые позорят страницы нашей истории; конец (анафора) войны между нами, конец длинной траурной вуали (об­раз). Никакой войны, никакого насилия (разъяснение), (восклицание). Я знаю, что различие мнений между на­шими странами есть и сегодня (опережение — упреждение возражений), но в будущем (противопоставление) наши отношения приводить в порядок как частные лица, бу­дем перед судом.

Поэтому я говорю (следствие): прочь винтовки, пуле­меты, пушки! (пример, призыв) Свободен путь для при­мирения, подсудности третейскому суду, путь к миру!» (разъяснение, восклицание).

Эти немногие высказывания обнаруживают различ­ные риторические фигуры а также демонстрируют на­глядность и выразительность речи Бриана. Кульминация в обоих кратких высказываниях заключения. В общем мы вновь и вновь констатируем: для кульминации хороше­му оратору нужны неполные краткие предложения, на­поминающие восклицания (см. речи Бриана, Шейдеман-

* Лига наций — международная организация. Учреждена в 1919 г., цель — развитие сотрудничества между народами и гарантия мира и без­опасности. Распущена в 1946 г.

на и других), или, напротив, большие предложения (см., например, заключительные высказывания Хеусса).

4. Из торжественной речи Альберта Швейцера к 100-летию со дня смерти Гете, произнесенной 22 мар­та 1932 года во Франкфурте на Майне. (Источник: Эдгар Нейс. «Как мы формируем доклады и речи?», Холлфельд, 1963.)

Альберт Швейцер начинает эту убедительную речь со «вставки» в историческом настоящем времени, которая вводит medias in res (в суть дела). В переходе к главной части речи он исследует горькие обстоятельства актуаль­ной современности. Благодаря этому уже во вступлении ясно, что Швейцер подходит к главному в речи — выявить современное значение писателя. Слушатели подготовле­ны и уже вначале речи введены в состояние внутреннего напряжения.

«Прошло сто лет, как Гете, который считал себя вы­здоравливающим, в девять часов утра приподнялся в кресле, в котором он провел ночь, и спросил, какая се­годня дата. Когда услышал, что 22 марта, сказал: «Зна­чит, началась весна и тем более можно отдохнуть…» Ра­дость, что в небе стоит весеннее солнце, наполнила его, солнцепоклонника, целиком.

Когда мысли начали путаться, он попросил, на мгно­вение придя в сознание, чтобы открыли ставни и впус­тили побольше света. Прежде чем весеннее солнце до­стигло полудня, он ушел в царство вечного света. (Обра­тите внимание, как упомянутый в рассказе «свет» возвы­шается до символа и соотносится с «Вечным Светом»).

В сотую годовщину со дня смерти величайшего из сво­их сынов (перифраза) город Франкфурт размышляет в ве­ликолепном солнечном сиянии (намек на «весеннее солнце») и в большой беде, которую он и народ Гете узнали по воле обстоятельств (сильное эмоциональное напряже­ние благодаря внезапному противопоставлению). Безрабо тица, голод и отчаяние — участь столь многих жителей города и государства (примеры, подробности для разъясне­ния предшествующего предложения). Кто отважится изме­рить тяжесть забот о существовании, которые нами, со­бравшимися на это торжество, внесены в этот дом! (восклицание). Духовная жизнь поставлена под угрозу жизни материальной! (восклицание, цепь высказываний). Так ве­лики нужда и заботы, которые выпали на этот день, что возникает вопрос, не следует ли его пережить в тишине (упреждающее возражение). Ответ получим в Фаусте (пред­уведомление). Император под впечатлением битвы гово­рит старшему камергеру, который просит позволения провести праздник:

Чувства, что меня обуревают, серьезны слишком,

Чтоб о празднике помыслить.

Однако пусть он состоится, (сравнение в качестве

обоснования).

Так пусть он состоится.

Сегодня мы торжественно отмечаем юбилей Гете со странным разладом в душе. Мы гордо представляем себе то неотъемлемое и не обесцененное, что нам дано в нем и в его произведениях. Но в то же время спросим себя, не стал ли он нам чужим (образ), потому что время его жизни и творчества не знало проблем и нужд нашего вре­мени. Не идет ли свет, излучаемый им, над мрачной до­линой (образное противопоставление), в которой находим­ся, в грядущие времена, когда мы достигнем его высот?» (риторический вопрос).

5. Из речи Франклина Д. Рузвельта при вступлении в должность президента США. (Источник: Пауль Ланг. Книга для работы над немецким языком, том 2, 1952, с. 210 и далее).

Рузвельт стал президентом в период тяжелейшего эко­номического кризиса США. В речи, произнесенной по радио 4 марта 1933 г., он не приукрасил ситуации, на­против, открыто показал американцам всю серьезность экономического положения страны и указал причины неудач. Но вместе с этим он сообщил нации о мерах, не­обходимых для преодоления трудностей, рассказал обос­нованно, образно и понятно каждому. Речь стоит прочи­тать целиком. Мы же приводим только начало: «Сегодня — торжественный день для нашей страны и, конечно, все американцы ждут, что я, вступая в должность президен­та, скажу решительно и откровенно, что требует совре­менное положение нашего народа. (По первому предло­жению видно, что оратор целиком вошел в положение сво­их слушателей. Что хотят они услышать ? Открытое, ясно выраженное мнение президента. Это предуведомление, под­креплено следующим предложением.

Рузвельт добивается не только напряженного внима­ния, но и доброжелательного отношения слушателей: сар-tatio benevolentiae.)

Настало время сказать правду, всю правду (расширен­ный повтор), откровенно и смело (повышение напряжения по сравнению с первым предложением). Нам не нужно боять­ся правды, когда рассматриваем ситуацию в стране. Эта ве­ликая нация выстоит, как она выстаивала в прежние вре­мена; она возродится для нового процветания (повышение эмоционального воздействия). Так позвольте мне подтвердить мое прочное убеждение: мы страшимся собственного страха (игра слов) — неосознанного, бессмысленного, неоправдан­ного страха (расширенный повтор), ослабляющего наши уси­лия, благодаря которым мы превратим наше отступление в триумф (противопоставление).

6. Из речи Карла Герделера лейпцигским сотрудни­кам (31 марта 1937 г.). (Источник: Книга немецких речей и обращений, 1956, с. 492 и далее).

Карл Герделер — антифашист. В 1937 г. оставил пост обербургомистра Лейпцига и перед уходом произнес прощальную речь. Речь — показательный пример прощаль­ной речи: она отшлифована, сердечна, убедительна. Гер-дел ер опечален, хотя не допускает ни одного сентимен­тального слова. Оратор не злоупотребляет риторически­ми фигурами, структура речи проста. Приводимое ниже заключение содержит важнейшие элементы классичес­кой прощальной речи. Содержание раскрывается в сле­дующей последовательности: значение выполненной ра­боты; трудность прощания; личный вклад; признатель­ность сотрудникам без преувеличения; слова благодар­ности; добрые пожелания успехов в работе и личного благополучия.

Решение важных проблем большого города позволя­ет нам решить проблемы многих людей, помогать им, до­ставлять радость, создавая комфортные условия прожи­вания (повышение эмоционального воздействия). Эта часть нашей работы и является тем, что жаждут наши души и что одно это дает душе удовлетворение (разъяснение). Будьте всегда справедливы и будьте всегда (анафора) го­товы помочь! (призыв) Тогда вы послужите городу наилуч­шим образом. Тогда мой преемник будет так же гордить­ся «командой» города Лейпцига, как сейчас горжусь я.

Прощаться с городом и службой мне тяжело. Я ска­зал это помощникам и членам городского совета; и нет необходимости говорить еще раз об этом (сопереживание). Но прощание с вами я также принимаю близко к сердцу. Для некоторых я чужой, другие — стали мне близкими (противопоставление). Это неизбежно в столь многочис­ленной администрации. Но я старался во имя справед­ливости всегда быть одинаково близок к решающим во­просам вашей жизни и жизни города, обсуждая частные проблемы и принимая справедливые решения. Благода­ря вашему доверию и исполнению вами служебного до­лга моя работа стоила всего моего сердца и была легкой и прекрасной. От всей души благодарю вас за это. Я желаю вам всем успешно трудиться на благо этого прекрас­ного города, я желаю (анафора) здоровья и счастья Вам и Вашим близким.

7. Из речи Уинстона Черчилля в палате общин при вступлении в должность после его назначения пре­мьер-министром. (Источник.У’.Черчилль, Речи 1938 — 1940; 1946, том 1, с. 318 и далее)

Необыкновенно открыто говорил Черчилль 13 мая 1940 г. о жестокой и безжалостной войне, мобилизово-вав многие риторические средства; он потребовал от ан­глийского народа решительного сопротивления врагу: «Я хотел бы заявить в палате, как я уже заявил членам этого правительства (предуведомление в качестве вставки): мне нечего предложить, только кровь, невзгоды, слезы и пот. (Грубо наглядный пример. Черчилль избегает общих выра­жений типа «будет очень трудно», но использует детали, значение которых ясно: кровь, невзгоды, слезы и пот). Нам предстоят тяжелейшие испытания. Нам предстоят (ана­фора) многие, многие (повторение) долгие месяцы борь­бы и страданий (разъяснение). Вы спросите: в чем наша политика? (риторический вопрос). Отвечу: наша политика состоит в том, чтобы вести войну на воде, на земле и в воздухе (разъяснение), со всей нашей мощью и силой, ка­кие даровал нам бог: (противопоставление) вести войну против чудовищной тирании, невиданной в темном, мрачном списке человеческих преступлений (характерис­тика врага). Вот суть нашей политики! (подтверждающее восклицание, перекрещивание с началом предыдущего пред­ложения: наша политика состоит… — вот в чем состоит наша политика). Вы спросите, какова наша цель? (рито­рический вопрос). Я отвечу одним словом: победа — побе­да любой ценой, победа несмотря на все ужасы, победа, каким бы долгим и трудным ни был путь к ней (расши­ренный повтор для повышения эмоционального напряжения); без победы нет жизни (противопоставление). Хочу внести ясность: нет жизни для британской мировой им­перии, нет (анафора) для вековых устремлений и надежд человеческого рода (повышение эмоционального напряже­ния), направленных к своей цели. Я возьмусь за решение моих задач, полный энергии и надежды, и убежден, что мы не испытаем крушения нашего дела (образ). (Следует призыв к действию.) В это мгновение я чувствую себя как имеющий право требовать помощи от каждого, и я при­зываю: (в этом отрывке знаком, требующим внимания, стоит двоеточие, как элемент повышения напряжения!) Давайте же действовать вместе, шагая единой силой!» В образной форме, с нарастающей силой внушения пере­дает Черчилль свое убеждение и свою надежду.

8. Из рождественского выступления папы римского Пия XII в 1943 г. (Источник: Вольфганг Мюллер «Вели­кие речи трех тысячелетий», 1952, с. 381 и далее).

Со словом увещевания обратился папа римский к воюющим народам. Он осудил жестокую войну, а также секуляризованную* часть человечества, которая больше не признает власти бога, совершая тем самым ошибку. Речь строится на антитезах.

«Те, кто ожидали благополучия общества в надежде на мировой рынок, разочарованы, потому что оказались не господами и повелителями, а рабами (противопостав­ление) материальных благ, которым служили. Эти люди отреклись от высших целей человечества и направились к собственной цели… Отречение от божественного сло­ва, которым создано все сущее, привело к отречению от духа (цепь); для таких людей не достижимы идеалы, вы­сокие духовные и нравственные цели. Наука, отказав-

* Секуляризация (лат. saecularies — светский) — освобождение от церковного влияния в общественной и умственной деятельности, в художественном творчестве.

шаяся от духовной жизни, пожелала отрицанием бога получить полную свободу и самостоятельность — сегод­ня унижена зависимостью, какой никогда не была уни­жена (противопоставление)… То, что науке казалось сво­бодой, стало оскорблением и унижением (рафинирование); и свергнутая (образ), какой она является, эта наука обре­тет себе исконное достоинство только благодаря возвра­щению к вечному слову, так безрассудно покинутому и забытому источнику (образ) мудрости» (разъяснение в от­ношении «вечного слова»).

9. Из доклада Вольфа фон Нибелшютца об Эдуарде Мерике, 1947 г. (Источник: В. фон Нибельшютц «Свободная игра духа». Речи и эссе. 1961, с. 65 и далее).

Вольф фон Нибельшютц (умер в 1960 г.) был не толь­ко выдающимся писателем, но и превосходным оратором. В его выступлениях великолепный язык сочетался с глу­биной содержания, как это редко бывает в столь полной мере. Один из докладов он посвятил творчеству Мерике. Во введении Нибельшютц полностью ориентируется на слушателя, искусно соединяя прием «подкрепления» с техникой «возбуждения мышления». Обилие возникаю­щих образов, сравнения и антитезы держат слушателя в напряженном ожидании: в чем тайна поэзии Мерике? Я говорю, как лаконично сообщила афиша, об Эдуарде Мерике. Человек умер более семидесяти лет тому назад: это прекрасное свидетельство, только это имя побудило вас здесь собраться! Ибо это имя ценят не столь многие, чтобы привлечь к нему толпы людей (captatio benevolen-tiae). Таким образом у вас, которые все же пришли, есть представление о Мерике, то духовное представление, которое дает это имя (разъяснение) — и это, с одной стороны, пожалуй, высочайшее признание, какое мож­но достичь в глазах потомства, а с другой (противопоставлены: с одной стороны — с другой стороны) — это единственное, о чем стоит говорить: суть не в прошлом, а в оставшемся (противопоставление). Контуры прошлого знакомы, может быть, смутно, а большего не нужно. Вы вряд ли назовете поэта, в чьей жизни меньше сенсаций, чем в этой: никакого опьянения гениальностью, никаких трагических конфликтов (пример). Не являясь эффектной личностью, Мерике как человек малозаметен, насквозь бюргер, порядочный, не бросающийся в глаза подданный своего королевского вюртембергского отечества (разъяс­нение). Итак, я расскажу вам, когда, где и под чьим по­кровительством писал он свои стихи? (риторический во­прос). История литературы хорошо нас информирует: хронологически упорядоченно, систематическики, аналитично, с непристойно унизительными подроб­ностями, деловито и безучастно (разъяснение). Вы же, напротив, проявляете участие (противопоставление: без­участно — проявлять участие), иначе вы остались бы дома и отыскали нужное вам наилучшим образом. Вы, как и я, любите Мерике, вы хотите услышать живое слово. (Оратор вновь и вновь ставит себя в положение слушате­лей. Он спрашивает, делает их соучастниками речи). Разве не так? (риторический вопрос). Я говорю о Мерике вечном: — его стихах. Или, другими словами: о феномене духов­ной песни (разъяснение). И это в наше бурное время! (про­тивопоставление в качестве восклицания). Наша сварли­вая нервозная современность, полная истерии и грубости! (повышение эмоционального напряжения: шумное время -сварливая, нервозная современность — истерия и жесто­кость.) Надо полагать, современная жизнь ощущает меру бытия? (риторический вопрос будет задан еще неоднократно). Ее радует диссонанс, дисгармония и раз­лад, вопиющий и удручающий, барабанный бой, звуки тру­бы, тромбона (пример для разъяснения) и подобные необычные шумы (ирония), о которых неизвестно, до ка­ких пределов они поднимутся или неожиданно умолкнут?

Возможно, подобный грохот (образ) полностью прекра­тится. Иначе возможен ли Мерике? Не думаю, что окру­жение поэта было столь идиллично, как представляют его стихи! (неожиданность). 1804 год*, когда он родился, был годом событий, с трагическими последствиями в мировой истории: генерал Бонапарт определил внешний курс Фран­цузской Республики; в 1805 году он напал на Австрию, в 1806 — Пруссию, в 1808 — Испанию, в 1809 — опять Авст­рию, в 1812 — на Россию и был разбит; в 1813 году разбит под Лейпцигом, в 1815 — под Ватерлоо; на Венском кон­грессе союзники грозят друг другу войной, Сербия вос­стала против султана, в Греции разразилось восстание, в Италии подняли путч карбонарии**, в Петербурге восстали декабристы, Россия напала на Тур­цию (множество примеров как свидетельство) — а над Штутгартом швабский викарий*** пишет старинную колыбельную песню: «О дне, о прошедшем сегодня дне» (противопоставление, цитата). Позвольте мне еще про­должить этот реестр? Вас удивляет, что человеческая жизнь проходит на фоне страшных событий и человечество про­тивоестественно, потому что хмелеет от струящейся кро­ви (описание). Что же происходит после всех этих убийств? Народное счастье? Мир народов? Хоть наполовину тер­пимая форма правления? (цепь вопросов). Нет же. Но это дает мир, пусть совсем на другой основе, но все же мир (повторение), который за сто лет не разрушила сотня во­оруженных до зубов государств — мир поэзии Мерике (про­тивопоставление).

* В 1804 г. Наполеон Бонапарт провозглашен императором. Во Фран­ции установлен диктаторский режим, и начались победоносные во­йны за расширение территории империи.

** Карбонарии (итал. carbonari, букв. — угольщики), члены тайного об­щества в Италии в 19 в. Боролись за национальное освобождение и конституционный строй.

*** Викарий (от лат. vicarius — заместитель, наместник), в протестантс­кой церкви помощник священника.

10. Из доклада Германа Элерса «Демократия в новой Германии». {Источник: Г. Элерс «Чтобы служить отечеству», 1955, с. 19 и далее).

Умерший в 1954 г. президент бундестага Германии Элерс (Христианско-демократический союз) 24.11.1952 сделал до­клад членам Шведско-немецкого общества в Стокгольме, в котором он глубоко осветил политическую ситуацию в со­временной Германии. В небольшом отрывке покажем рито­рические средства, которыми пользуется оратор, чтобы до­биться действенности речи: После 1945 г. «никто из тех, кто наблюдал за политическим развитием мира, с открытыми глазами и ушами {разъяснение: наблюдать — с открытыми глазами и т. д. наблюдать развитие), не мог отрицать, что по сравнению с диктатурой Гитлера у западной демократии {про­тивопоставление) преимущество в чрезвычайно высокой сте­пени. Но {теперь, следует ограничение: да-но…), при всех ее хороших сторонах демократию (не без оговорок) можно рас­сматривать как экспортный товар {сравнение). Не целесооб­разно полагать, что определенные, развившиеся в других странах, при других отношениях {разъяснение) формы, мож­но просто «нахлобучить» {сравнение) народу, с совершенно другим историческим происхождением. У шведской, англий­ской и американской демократии свои, очень значительные и бросающиеся в глаза {образ) различия; и я думаю, что не­мецкой демократии нужен свой собственный чекан, если ее демократия настоящая, уходящая корнями в народ {следст­вие). В этой области мы наблюдаем своего рода «передачу сознания» оппоненту, а в политике «передача сознания» -дело опасное» {самопонимание, поскольку слушатели знают, что имеется в виду: диктатура Гитлера, кроме того претен­довала на расу господ).

11. Из речи Густава Хейнемана «Германия и мировая политика». {Источник: Г. Хейнеман «В точке пере­сечения времен», 1957, с. 117).

Отрывок из речи (Штутгарт-Каннштат, 28.10.1954) пе­риода ведения дискуссии о западногерманском перевооружении — пример дедуктивного доказательства в самом уз­ком понимании. В начале стоит тезис, затем факты со след­ствием:

Прекратим требовать западноевропейской армии и вместе с тем воссоединения! {Тезис, призыв). Западноев­ропейская армия означает Атлантический пакт, Атланти­ческий пакт означает стратегическое развертывание про­тив Советского Союза {цепь). Но Советский Союз не так глуп {иронический оборот), чтобы предоставить хотя бы один квадратный метр Германии {наглядность благодаря преувеличению) для развертывания вооруженных сил Ат­лантического пакта. Запад {перефразирование) тоже не так глуп, чтобы сделать противоположное {противопоставле­ние); французы, англичане и американцы также не оста­вят Германию, чтобы разместить на ее территории советс­кое оружие против Запада {разъяснение). Следовательно, мы по обе стороны предложим соседям гарантии, что не уготовим им никакой новой опасности {следует сопонима-ние, намек на вооруженное нападение Германии в первой и второй мировых войнах!), если они позволят нам снова объ­единиться».

12. Из речи Ойгена Герстенмайера «Защита природы — наш долг» (произнесена на ежегодном съезде Рабочего содружества немецких уполномоченных по охране природы и заботе о ландшафте, 11 июля 1956 г.). {Источник: О. Герстенмайер. Речи и статьи, т. 2, 1962, с. 190 и далее).

В заключительной части своей речи доктор Герстен­майер обобщил самое важное. В целом речь представляет тему с вариациями: вновь и вновь внимание тезису «Охра­на природы — наш долг». Тезис всесторонне рассматрива­ется и разъясняется.

«Почему небольшой сад, даже прелестный сад с до­миком, не должны получить большое значение для миллионов горожан и промышленных рабочих? (риторичес­кий вопрос) Жизнь становится пустой, и свободное время пропадает в скуке (противопоставление и разъяснение), если сила и красота первозданной природы не дают нам узнать, что значит быть человеком.

Охрана природы — долг; в наше время долг в действен­ном смысле, даже если бы предвидели, что не возможно и не позволено (вставка), — что потребует надвигающийся атомный век.

Охрана природы — долг (повторение) — долг каждого человека (цепь), который хочет вести достойную жизнь, долг каждого (анафора) государства, которое хочет дать до­стойную жизнь своему народу.

Долг всего культурного человечества, перед которым стоит общая задача: сохранить землю и хлеб потомкам! (по­вышение: человек — государство — человечество).

Охрана природы является долгом (повтор) — суровым, требующим стойкости, но вместе с тем великим и прекрас­ным долгом! (восклицание).

13. Из речи президента Кеннеди на выпускном вечере Американского университета в Вашингтоне (июнь 1963). (Источник: «Ди Вельт», 10. 6. 1963).

Свою речь Кеннеди начал с цитаты, содержание кото­рой связал с соответствующей ситуацией «подкрепления». Речь перед слушателями он начал в разговорной манере и постепенно искусно перешел к собственной теме, при этом он слово «невежество» (из «подкрепления») и связал с це­левым понятием «мир».

Начало цитаты: «Мало есть на земле творений более прекрасных, чем университет — писал об английских университетах Джон Мэйсфилд, и его слова справедливы в равной степени и здесь (сравнение). Это относится не к башням и шпилям, не к (анафора) зеленым насаждениям на территории университета и поросшим плющом стенам (образное разъяснение). (Следует противопостав­ление Он восхищается красотой университета, пото­му что университет, как он сказал, место, куда стремятся за знаниями те, кто ненавидит невежество, (противопос­тавление), те, кто (анафора) поняв истину сам, поможет понять ее и другим. (Предшествующий оборот целиком основан на повышении. Следующее предложение — класси­ческий пример риторического промедления, запаздывания главных слов, на которые направлено внимание: — мир. Нап­ряжение слушателей повышается: Что имеет в виду ора­тор? Какова его тема? Что же является самым главным для человека на земле? Что имеют в виду, когда говоря о господстве невежества ?) И потому я выбрал это время и это место, чтобы рассмотреть тему, при обсуждении кото­рой часто торжествует невежество, а истина (повтор понятий «невежество» и «истина» как связка) слишком редко уясняется, и которая тем не менее (противо­поставление) важнейшая тема на земле (предуведомление): всеобщий мир. Какой мир я имею в виду? {риторичес­кий вопрос) Не Pax Americana (американский мир) (про­тивопоставление как упреждение возражения), навязанный земле американской военной силой (пример). Не мир (ана­фора) могилы (образ) или рабской покорности (образное сравнение). Я говорю о настоящем мире, о том мире, который ценит жизнь на земле, о том мире (анафо­ра) который дает людям и нациям надеяться и строить для детей лучшую жизнь (повышение эмоционального напряже­ния и разъяснение). Мир не только для американцев, но мир для всех людей (противопоставление). Мир не только (анафора) для нашего поколения, но мир на все времена!» (призыв, расширенное повторение для повышения; кульми­нация).

В последнем отрывке слово «мир» употреблено не ме­нее 11 раз, оно используется во все новых связях и потому запечатлевается в сознании слушателей.

14. Из речи Вилли Брандта «Испытание парламен­тской демократии и совершеннолетнего гражданина» в бундестаге 30 мая 1968 г. (Источник: бюллетень службы прессы и информации Федерального Пра­вительства, №68, Бонн, 31.5. 1968.)

В средней части этой важной, очень серьезной и глубо­кой речи министр иностранных дел затрагивает вопрос о недоверии правительству. С помощью ясных, простых, но не упрощенных формулировок оратор высвечивает второй план проблемы. При этом он превосходным образом со­единяет критические замечания с самокритикой. Нередко речи в бундестаге производят впечатление сплошного мо­нотонного бормотания с неуловимой, как угорь, деклама­цией. Но в докладе этого оратора чувствуется упорное же­лание быть правдивым и добиться понимания.

«Мы, уважаемые дамы и господа (обращение в виде вставки, как стремление наладить контакт со слушате­лями), свидетели (образ) напряженных, иногда стихийно возникающих волнений молодого поколения, которые перерастают национальные границы. В каждой стране имеются свои поводы для протеста. Частично протест возникает как реакция того или иного человека по отно­шению к ловко управляемым колесикам (образ) в усло­виях дальнейшей технизации общества. В своем поведе­нии они не учитывают исторический опыт, а ищут кри­терии и ценности, которые выходят за рамки благополу­чия. Они хотели бы технику поставить на службу их еще не сформулированному желанию. (Оба последних предло­жения образуют противопоставление по отношению к предшествующим. Что не хочет молодежь — что она хо­чет?) Я симпатизирую поискам молодого поколения (идентификация оратора). Это известно (намек). Я хотел бы, чтобы они осуществили свои идеалы, как в новейшей немецкой истории другие осуществили идеалы сво­ей молодости (противопоставление).

Мы можем неоспоримо констатировать — я говорю это особенно в отношении Востока (вставка; намек на волнения, например, в Варшаве; сопонимание слушателей), что молодое поколение в Германии со всем, что его во­лнует, реагирует примерно так же, как молодежь других стран! (восклицание). В этом отношении нет никакой изо­ляции (разъяснение), и это хороший признак. Отношение нашего народа к демократии оказалась большим, чем легкой симпатией. Это тоже хорошо. Однако я отношусь к тем, кто полагает, что мы должны себя спрашивать, что в нашем государстве не в порядке, еще не в порядке (рас­ширенное повторение для повышения эмоционального напря­жения), если иногда не доверяют целые группы людей, если слову больше не верят, если все на всех (игра слов как кульминация высказывания) или даже только многие на многое (вариант игры слов; ограничение в качестве про-лепсиса) — считают способными. (Оборот, нацеленный на повышение эмоционального напряжения.)

Я делаю такой вывод: (предуведомление; речь с двоето­чием.) центр тяжести многих споров вокруг этого ком­плекса вопросов (имеется в виду закон о чрезвычайном пол­ожении) называется недоверием. Это совсем неудивитель­но: на нас, немцах, лежит особый груз истории (образ); он подвергает нас тяжелым испытаниям и в глубинном смысле не стал нашим прошлым.

После двух исторических катастроф в течение полови­ны столетия мы все — обожженные дети (обряд); нас пре­следуют и мучают воспоминания (намек как разъяснение). События запечатлены в нас так глубоко, как если бы они прошли совсем (мнимое противоречие). На нас бременем лежит мрачная тень (образ) дурного и злого; что это мы устанавливаем запреты и наносим травмы (разъяснение). Мы честно стараемся избежать губительного прошлого и позволяем себе более мрачный взгляд на реальность (образ; противопоставление).

Мы стеснены в наших мыслях и действиях, не всегда свободны по-настоящему (противопоставление) Правиль­ный глазомер зачастую отсутствует (образ). Будь это ина­че, профилактические законы не вызвали бы так много эмоций (обоснование).

Спрашивают себя, как еще убеждать там, где не слы­шат, где давно уже не слышат (расширенное повторение). Как можно нести ответственность и быть уверенным, если буква закона (образ) явно теряет доказуемую обяза­тельность? (риторический вопрос). Разумеется, мы не до­лжны пропускать мимо ушей вопросы — их ставят другие и мы сами (вставка): осуществлялся ли в прошедшие годы контроль власти и правдивости в государственных делах (пример), чтобы этому подражать».

15. Из речи Ричарда фон Вайцзекера «8 мая 1945 г. — 40-е годы после этого». (Источник: Р. ф. Вайцзе-кер. «О Германии изнутри» — Берлин, 1985. — С. 13 и далее).

Речи немецких политиков редко привлекали внимание всего мира, речь же Федерального президента 8 мая 1985 г. на торжестве в честь бундестага и Федерального совета в пленарном зале бундестага заслужила высокую оценку. Эта речь по содержанию и форме чрезвычайно убедительна и, надо надеяться, войдет в историю как обобщение итогов 80-х годов.

Мы покажем, что высокие моральные притязания и пытливость ума, с одной стороны, точное выражение и понимание всеми, с другой, не исключают друг друга. Фе­деральный президент интенсивно работал над концеп­цией и формулировкой в течение четырех месяцев. При этом он проводил многочисленные беседы с представи­телями партий и различных общественных групп.

«Это было не только блестящее исследование причин, которые привели к войне, систематическому истребле­нию людей, к изгнанию целых народов и, наконец, к разделению Европы, вызвавшему общественный резонанс. Мужественно и откровенно глава государства Федератив­ной Республики критически сопоставил прошлое и на­стоящее и проследил последствия, обнаружив понима­ние, и предложил примирение вместо предъявления тре­бований и претензий. Это историческое напоминание должно придать бодрости молодежи и обеспечить ее вступление на путь понимания между народами». Следу­ющий отрывок представляет речь фрагментарно:

«…8-е мая — день воспоминаний. Вспомнить — значит подумать о событиях честно и непредвзято частью со­бственного внутреннего сознания (разъяснение)… В особен­ности мы размышляем о тех шести миллионах евреев, уби­тых в немецких концентрационных лагерях (пример). Мы размышляем (анафора, многократно используемая и ниже) о всех народах, пострадавших во время войны, прежде все­го о многих убитых гражданах Советского Союза и Поль­ши (повышение эмоционального напряжения с помощью при­меров) …Рядом с необозримым войском смерти высятся горами человеческие страдания (образ), страдания от ги­бели, страдания от ран и увечий, страдания от бесчело­вечной принудительной стерилизации, страдания от ноч­ных бомбежек, страдания от бегства и изгнания, насилий и грабежа, бесправия и пыток, голода и нужды, страдания от страха подвергнуться аресту и убийству, страдания, выз­ванные потерями всего, во что ошибочно верили и ради чего работали. («Этот оборот убедителен для слушателя благодаря перечислению и постоянному повторению слова

«страдание».)

«…Во время войны режим национал-социалистов за­мучил и растлил многие народы. Наконец осталось за­мучить, поработить и растлить (повторение и расширение) еще лишь один народ: (речь с двоеточием) — собствен­ный, немецкий народ (разъясняющее повторение). То и Дело Гитлер говорил: (двоеточие) Если немецкий народ не победит в этой войне, то пусть он погибнет (цитата). Другие народы — жертвы войны, развязанной Германией, мы же прежде всего — жертвы нашей собственной войны (противопоставление).

… Сегодня отказ от насилия заключается в том (пред­уведомление), чтобы дать людям там, где они обрели судь­бу после 8 мая и где живут уже десятилетиями, долговре­менную политическую безопасность. (Следует пояснение) Это значит заповедь взаимопонимания поставить выше противоречащих ей претензий. В этом заключается насто­ящий вклад в европейскую систему обеспечения мира, которая исходит от нас…»

(Заключение в убедительных высказываниях обобщенно выражает смысл речи. Преобладают короткие предложе­ния; нарастающее эмоциональное напряжение, разъяснение дано в противопоставлениях.)

«На нашей собственной истории мы постигаем, на что способны люди. Поэтому не считаем, что как люди мы стали другими и лучше. Моральное совершенство не достижимо ни для кого из нас и ни для какой страны! Как люди, мы научены; как люди, мы остаемся в опасности.

Но у нас сила опять и опять преодолевать опасности.

Гитлер стремился возбуждать предрассудки, враждеб­ность и ненависть. Мы призываем молодых людей: не поз­воляйте себе вражды и ненависти к другим народам: рус­ским и американцам, евреям и туркам, сторонникам аль­тернатив и консерваторам, черным и белым.

Учитесь жить вместе, не противостоя друг другу. Поз­вольте и нам, демократически избранным политикам, вновь и вновь руководствоваться этим принципом и по­давать пример. Мы чтим мир. Мы работаем для мира. Мы привержены праву.

Мы защищаем справедливость. В день 8-е мая мы смотрим, насколько можно, правде в глаза.

Приведенный отрывок (можно проанализировать и точнее!), естественно, не дает полного впечатления о речи в целом. Но даже этот небольшой пример показывает, как сбалансированы, при всем своеобразии в деталях, рито­рические средства. Нет ни одного фрагмента речи, кото­рый бы не содержал в качестве риторических фигур об­раз, повторение, разъяснение, призыв и противопостав­ление. Важнейшие средства выражения должны войти обучающемуся «в плоть и кровь».

3.7 Речь по специальному поводу
Во многих случаях произносят речи, имеющие особую форму, отличную от речи с выражением мнения или де­лового доклада. Эти речи в большей степени обращены к чувству, нежели к разуму. Речи по специальному поводу имеют четыре основные формы:

• Протокольная (рамочная) речь (приветствие, благо­дарность и так далее).

• Траурная речь.

• Торжественная речь.

• Речь в дружеском кругу.

Задача состоит в том, чтобы уловить основное настрое­ние собравшихся и выразить в своей речи. Еще настоятель­нее, чем при других видах речей, задаю вопрос: «Что заста­вило людей собраться здесь вместе? Но часто, когда честву­ют юбиляра или на траурной церемонии вспоминают по­койного, речи насыщены торжественной лживостью и пре­увеличениями. Глубокие чувства можно выразить очень просто.

К сожалению, произнесение речей по специальному поводу представляет затруднение. Нужно выбрать пра­вильный момент. Если Вам надо сказать несколько слов совершенно внезапно, не пугайтесь, напротив, возьмите себя в руки. Но только говорите короче! В случае внезапноного выступления оратор может разразиться речью, как писал Кьеркегор, «в страхе и дрожи», что не знает, что именно сказать, знает только, что сказать что-нибудь нужно».

Чем короче, чем точнее попадание в цель, тем лучше. Каждое предложение должно сидеть как следует. Возьми­те одну из возможных тем и рассмотрите подробнее.

Каждый, кто руководит людьми, беседует с ученика­ми или сотрудниками, должен убедительно говорить по различным поводам: дать указания, держать своих сотруд­ников в курсе событий и планов, побуждать, хвалить, спрашивать мнение, критиковать.

Так называемый производственный климат на пред­приятии в значительной мере зависит от умения данного руководителя справляться со своими повседневными ора­торскими задачами.

Дело чести каждого оратора — произнести свою, не­повторимую речь.

Для речей по специальному поводу предлагаются осо­бые сборники мыслей и цитат, чтобы (при обычном в нашей практике коротком времени для подготовки!) не использовать банальные мысли и цитаты.

Цитата лучше простая, но с глубоким смыслом.

Речь по случаю заселения дома можно, например, за­кончить изречением Манфреда Хаусмана: «В мире дом, в доме мир, и мир, и дом в добрых руках».

Траурную церемонию заканчивают, например, про­стыми стихами Маттиаса Клаудиуса: «Человек живет и существует лишь краткое время, и с ним умирает весь мир со всем его великолепием. Лишь один вечен и вездесущ, и мы в его руках».

3.7.1 Рамочная речь

Так мы называем речи, которые не являются центром мероприятия, но обрамляют событие, берут в рамку.

К ним относят речи по поводу открытия, приветствен­ные и благодарственные речи.

При произнесении приветственной речи используют оборот, кратко (и индивидуально!) представляющий ос­новного докладчика, без преувеличенной похвалы в его адрес. Не следует чествовать каждого как величайшего ученого столетия! Чрезмерные тирады с превосходными степенями производят неловкое впечатление.

(Забавную ошибку допустил начальник одного южно­немецкого окружного управления, приветствуя Людвига Эрхарда: «Так окажите, глубокоуважаемый господин Фе­деральный канцлер, нам честь — произнесите себе речь»

Склонность некоторых деятелей при любом удобном случае произносить речи по поводу представлена кари­катурой с намеком на словоохотливого Федерального президента: этот политик спешит на пожар и торжествен­но объявляет народу и пожарникам: «Для начала я рас­толкую, что такое пожар!» Зачастую содержание доклада рассматривается, когда оратора представляют публике. Это ошибка. Оратора нужно лишь представить, обрисо­вав тему его выступления двумя-тремя фразами.

Ни в коем случае мы не крадем суть выступления глав­ного оратора.

Некоторые ораторы, специализирующиеся на при­ветствиях, имеют «комплекс соперничества» (Веллер). Они произносят доклад, чтобы показать слушателям: только не думайте, что я не имею представления о деле… Главный докладчик после этого бывает в затрудни­тельном положении, поскольку отдельные части его речи требуют изменений. В приветственной речи рекомен­дуется принимать во внимание следующую последо­вательность:

• Открыть собрание и приветствовать слушателей. Избегайте стереотипных оборотов речи типа «мне выпала особая честь» и так далее. Мы заранее об­думываем, нужно ли особым образом выделить в приветствии присутствующих крупных деятелей, министра или бургомистра.

В 1966 г. во время общего собрания баварских город­ских обществ в Нюрнберге тогдашний обербурго-мистр Мюнхена Фогель, избранный председателем, потребовал удалить некоторых журналистов за ост­рые замечания в свой адрес. В своей получасовой при­ветственной речи из желания сделать приятное Фо­гель поименно назвал гостей из политических, адми­нистративных и экономических кругов, число кото­рых достигало нескольких дюжин. Когда длинный список гостей закончился, Фогель, извинившись, за­метил, что было бы неплохо поприветствовать кого-нибудь из тех, кто не был назван. Чтобы все было по справедливости, он поступил как афиняне, посвятив­шие храм неизвестным богам, и подобно им хотел приветствовать неизвестных гостей. Поприветствовать или представить докладчика или докладчиков.

Оратор с вводной речью выполняет функцию пос­редника. Он представляет основного докладчика. Уже было сказано, что входить в подробное рас­смотрение темы главного докладчика непозволи­тельно. Но, возможно, оратор, выступающий с при­ветствием, должен кое-что сказать о личности до­кладчика, может быть, сделав это изобретательно. Суть заключается в краткости. Атмосферу создают оборот с юмором, яркая мысль. В одной восточно-фризской деревне* нижнесак­сонский** премьер-министр Копф произнес свою самую короткую предвыборную речь. Перед вы­ступлением главного оратора Олленхауера в качес-

* Восточно-фризская деревня на Восточно-фризских островах Север­ного моря. Территория ФРГ.

** Нижняя Саксония — северная часть ФРГ, административный центр — Бремен.

тве вступления сказал (на местном наречии): «Мы стоим перед ним и должны пропустить его!». Шут­ка, фантазия — лед сломан. • Предоставить слово докладчику.

Для завершения собрания опять-таки нужно обду­мать три пункта:

• Слова благодарности оратору.

Стараемся избегать речевых штампов типа: Ап­лодисменты показывают… Уместны простые, деловые и в то же время сердечные слова.

• Кратко обосновать благодарность.

В нескольких фразах дать оценку самым существенным моментам доклада.

• Попрощаться со слушателями.

3.7.2 Траурная речь

Мы имеем в виду не слово священника, а надгробную речь друга.

Сегодня церковные траурные речи основаны не на похвалах покойному а на словах Библии с их упованием и утешением.

Надгробное слово друга должно быть достойным и простым. Но здесь в большей мере, чем в речи священ­ника, отвечают на вопрос: кем был он нам? Что значит он для нас сегодня? Здесь уместно древнее латинское из­речение: De mortuis nihil nisi bene (о мертвых хорошо или ничего). Лучше всего простые слова о достоинствах умер­шего без какой-либо чрезмерности. В заключение умес­тны изречение из библии или стихотворное изречение.

3.7.3 Торжественная речь

Эта речь — эмоциональное высказывание.по торжес­твенному поводу; ее назначение — праздничное настрое­ние. Торжественная речь должна согреть сердца слушателей. При ее подготовке мы спрашиваем себя особенно напряженно: что движет слушателями в этот празднич­ный час?

Торжественная речь убедительна, если в ней присут­ствует «дыхание поэзии».

Для юбилейной речи в честь заслуженного деятеля мо­жет быть предложен один из возможных планов: привет­ствие; повод для произнесения речи; характерные пунк­ты жизненного пути юбиляра; кратко обрисовать сущес­твенные стороны его натуры; подчеркнуть хорошие сто­роны; дать соответствующие примеры; если возможно, сказать о событиях с личным участием выступающего, характерных для юбиляра; отметить значение юбиляра для фирмы (например), возможно, выразить благодар­ность; высказать добрые пожелания на будущее.

Нередко при произнесении праздничных речей полу­чается «бесконечная череда». Если возникает серия поз­дравителей, торжество может стать для слушателей му­чением. При 5-м поздравляющем ораторе пользоваться спросом могут только короткие и забавные пассажи.

В день своего рождения уже пожилой Конрад Аденау­эр непринужденно констатировал: «Я сегодня услышал много прекрасных речей, но ведь я их заслужил».

3.7.4 Речь в дружеском кругу

Речи при общении (речи в дружеском кругу) имеют разнообразные формы. Они включают как речи застоль­ные, по случаю бракосочетания, в честь дам, так и речь шефа во время торжественного для фирмы мероприятия.

При произнесении этих речей обращают внимание на следующие пункты:

• Приветствие и указание на смысл мероприятия.

• Ретроспективный обзор проделанной работы, ос­троумно приправленный упоминанием какого-либо происшествия.

• Выражение надежды на дальнейшее сотрудничество.

• Объявление программы и пожелание радостного времяпрепровождения.

Это все можно выразить в нескольких исполненных энтузиазма высказываниях.

Тосты также желательно тщательно готовить, пос­кольку они должны воодушевлять. Остерегаются эпичес­кого размаха. Некоторым действующим из лучших по­буждений застольным ораторам удается превратить го­рячий и роскошный свадебный обед в холодный и без­вкусный. К большому сожалению гостей, которые вряд ли это простят.

Композитора Хампердинка во время праздничного обеда попросили произнести речь «между двумя блюда­ми». Он встал, дружески посмотрел на окружающих, от­кашлялся, потер руки и — сел опять. Один из гостей ска­зал, что это была лучшая речь из всех, которые он когда-либо слышал.

Никогда не говорите слишком долго, даже если весе­ло высказываетесь в компании.

В каком-то африканском парламенте соблюдался обычай, по которому оратору позволялось произносить речь так долго, сколько он сможет говорить, стоя на од­ной ноге.

(Рекомендуется для подражания ввести этот обычай в наших широтах для некоторых ораторов, произносящих речи во время праздников) Как показывает следующий при­мер, в речи по специальному поводу иной раз можно выра­зить даже то, чего слушатели не чувствуют. Только кое-что нужно преподнести достаточно остроумно: У режиссера Фрица Кортнера собрались гости. Было поздно, но никто не собирался уходить. Тогда усталый хозяин дома, подняв стакан, произнес тост: « Теперь я попрошу моих дорогих гостей за мое здоровье освободить квартиру…»

4. ПРОИЗНЕСЕНИЕ РЕЧИ (КАК ДЕРЖАТЬ РЕЧЬ)

«Речь лишь одна оратору счастье приносит» (Гете, «Фауст»). Своеобразие речи состоит в том, что она воздействует не только словами, использованными при построении фразы, но и как эти слова сказаны, по форме и способу произнесения этих слов (интонация, сила, вы­сота звука и так далее). Решающим является не только то, что говорят, нет, вместе с тем решает то, как сказано что-либо. Возьмем простой пример: Одно и то же слово нет может быть сказано колюче, категорически, нерешитель­но, равнодушно или повелительно. В каждом случае это действует по-разному. В книге эмоционального дыхания добиваются словом. Но дело не только в эмоциональном воздействии слов, определяющем суть речи, здесь действу­ет целый ряд факторов: выступление оратора; помещение, в котором произносится речь; сам состав слушателей и многое другое, что должно обсуждаться ниже.

Речь воздействует через структуру и способ произне­сения.

Этого нельзя забывать. Ницше установил: «Наиболее понятным в речи является не само слово, а тон, сила зву­чания, интонация, темп, в котором произносятся слова -короче, музыка стоящей за ними страсти: все то, что воз­можно описать». И по праву Ларошфуко полагает: «За­частую в тоне голоса, в глазах и во всей атмосфере, кото­рую оратор распространяет вокруг себя, так же много красноречия, как в выборе слова».

В конечном итоге Лихтенберг выражает важность хорошего выступления следующим образом: «Сколь мно­гое в мире зависит от манеры произнесения речи, это как кофе пить из стаканов для вина, то это очень сквер­ное питье; мясо за столом резать ножницами или вовсе, как я видел однажды, намазывать бутерброд бывшим в употреблении ножом, как если бы он был очень чистым — кому это понравится?»

♦ Итак, мы констатируем: содержание речи и ее про­изнесение должны соответствовать друг другу. Хо­роший оратор должен обдумать все детали.

4.1 Оратор и помещение для выступления
4.1.1 Обзор помещения для выступления

Если возможно, оратор предварительно знакомится с помещением, в котором хочет выступить. У каждого пот мещения свои особенности и атмосфера, на которые на­страивается докладчик. Предварительную настройку на помещение упустил Густав Штреземан, когда произно­сил в 1926 г. свою ставшую знаменитой речь по поводу вступления Германии в Лигу Наций. «Он обеспечил бы своей речи большую убедительность, если бы учел акус­тические особенности Дворца народных союзов», — заме­тил его переводчик Пауль Шмидт.

Еще небольшое указание: оратор для своих слушателей должен обладать привлекательностью новизны. По­этому я советую каждому оратору перед предстоящей речью не долго задерживаться в зале.

Организатор выступления обязан принимать в расчет особенности помещения: подходит ли оно? не слиш­ком ли велико или мало? удовлетворительна ли акустика? «Говорить перед 40 слушателями в за­полненной гостиной хорошему оратору доставляет больше удовлетворения, чем перед 400 слушателями в городском зале на 2000 мест» (Хейнц Кюн). Луч­ше, если малое помещение совершенно заполнено, чем если наполовину пустое большое. Большое число рассеянных слушателей не позволяет создать в зале нужную атмосферу. В таком случае лучше усадить слушателей плотнее, как кур на насесте. Создайте уплот­нение слушателей, дружески пригласив заднескамеечни-ков перейти вперед. (В театре передние места самые доро­гие.) Но если теперь в большом зале занята только пара рядов, то не выражайте свое разочарование словами о плохом посещении. «Никогда не наказывайте явившихся за отсутствующих»(Науман). Наоборот, с небольшим чис­лом слушателей обращайтесь особенно дружелюбно.

Оратор — фанатичный поклонник свежего воздуха. За­частую табачный дым, как горный массив, лежит над го­ловами людей. Душный и несвежий воздух быстро ста­новится невыносим. Необходимо позаботиться, чтобы помещение было хорошо проветренным и имело доста­точное, но не резкое освещение. Трудно вызвать вдохно­вение в помещении, в котором темно и мрачно, как в древних катакомбах.

Контакт с публикой можно установить только тогда, когда все слушатели видят оратора. Обратите внимание, чтобы задняя стена, которая вас поддерживает акустичес­ки, была не слишком далеко. Например, открытая сцена поглощает слишком много звука.

Приподнятый деревянный пол усиливает резонанс. Если оратор расположился не лучшим образом, напри­мер, в середине зала, то вспомните справедливые слова Наумана: «Существуют залы для собраний прямо-таки пожиратели сил».

В больших помещениях для докладов оратора подсте­регают две опасности: или поглощение звука, или эхо. В первом случае обращает внимание поглощение глу­хого, конечного «е». В таких случаях выполняйте арти­куляцию особенно отчетливо и позаботьтесь о том, что­бы не выпадали соседние слоги.

В том случае, если есть эхо, Вы должны замедлить темп. Эхо раздается обычно в высоких помещениях или в поме­щениях, многократно разделенных перегородками.

Герберт Биеле обращает внимание на нечто очень важное: в квадратных помещениях оратор лучше всего говорит из одного угла, так как в этом случае все слуша­тели находятся внутри звукового конуса.

Сегодня техника предлагает много вспомогательных средств, чтобы улучшить акустику помещений. Однако отличную акустику удается обеспечить в помещении лишь изредка.

На конгресс международного Пен-клуба в Лондо­не съехались писатели всего мира. В зале оказалась на­столько плохая акустика, что оратора было не слышно уже в третьем ряду. Президент немецкого Пен-центра* Эрих Кестнер, сделав из нужды добродетель, глубоко­мысленно произнес: «Это поистине идеальное помеще­ние для писателей. Здесь каждый понимает только себя, и нет ни одного человека, слушающего, что говорят другие».

* Пен-клуб (Р. Е. N.. сокр. от англ. poets — поэты, essayists — очеркис­ты, novelists — романисты.)Основан в 1921 г. английскими писателя­ми Дж. Голсуорси и К. Э. Даусон-Скоттом. Объединяет свыше 80 национальных Пен-клубов.

4.1.2 Речь под открытым небом

Сегодня речи как разновидность спорта звучат в спор­тивных залах. За редким исключением речи произносят в закрытых помещениях. Так было не всегда.

Проповеди Иисуса, выступления ораторов в Афинах, призывы средневековых монахов к обращению в хрис­тианскую веру почти всегда звучали под откры­тым небом. Бертольд фон Регенсбург проповеды-вал перед 60 000 слушателей на поле у Глатца в Шлезии. Знаменитый английский кафедральный ора­тор Спэрджен (1834-1892) жалел, что провозглашение Евангелия прямо-таки замуровано в церквах. Он писал, что библия призывает: «Идите по всему миру и пропове­дуйте евангелие всей твари» (Марк, 16, 15). Этой запове­ди следуют мало; можно подумать, будто сказано: «Иди в твою особую церковь и проповедуй евангелие паре со­зданий, которые туда пришли».

Сегодня речь под открытым небом — редкость. Она звучит на миссионерских спортивных праздниках, праз­дниках песни или торжественных собраниях, а также на митингах.

В этом случае обращают внимание на следующее:

• Место выступления должно иметь благоприятное расположение. Выбирая место, учитывают направ­ление ветра. Говорить против ветра очень трудно.

• Исходя из основных положений акустики недале­ко от подиума оратора ставят заднюю стену или используют естественную, например, край леса.

• Оратор произносит речь медленнее, чем говорит обычно в зале. Не кричит, но говорит с ударением и резонансом.

• Речь под открытым небом не должна быть сухим де­ловым сообщением, а речью, выражающей мнение, обращенной больше к чувству, чем к разуму.

4.1.3 Кафедра оратора

Зачастую кафедра слишком удалена от слушателей, стоит, например, на сцене. Долой со сцены, в зал! Мно­гие кафедры слишком неуклюжи. Они похожи на барри­кады, барьер между оратором и слушателями. Ораторам приходится довольствоваться такими исполинами про­изводства 1900 года, но хорошо бы обзавестись простой и целесообразно устроенной кафедрой.

Оратор контролирует и освещение. Лучше все­го лампа на кафедре, которая освещает читаемые листы. Любая кафедра оборудуется нижней план­кой, чтобы листы с записями оратора не падали вниз и не парили в помещении, как бумажные змеи.

Если в распоряжении оратора нет кафедры, ее нужно заменить, но так, чтобы удобно располагать конспект ключевых слов на высоте, удобной для чтения. Для этой цели подойдет даже простая коробка.

Если и это затруднительно, то придется постоянно листать конспект и держать в положении, удобном для чтения.

4.1.4 Пользование микрофоном

Если удается, оратору лучше не пользоваться микро­фоном. Это возможно даже в залах на 300—400 мест! Мик­рофон искажает звук и ослабляет действие речи. Слышит­ся неприятное эхо.

Но если Вы все же пользуетесь динамиком, то обра­тите внимание, чтобы сохранять более или менее посто­янное расстояние до микрофона. Лучше всего поддержи­вать это расстояние в интервале 20—30 см. Хорошо, если в распоряжении несколько микрофонов, установленных на некотором расстоянии друг от друга. Тогда не требу­ется стоять, как вкопанному.

X. Леммерман

И последнее: не говорите в микрофон слишком гром­ко, даже если выдаете гром полемического залпа «из всех бортовых орудий». Опасайтесь громкоговорителей. Они как конкуренты: Вы начинаете кричать слишком сильно, они усиливают звук так, что Ваши слова никто не понимает. Громкоговорители обидчивы, как полагает Пауль Шмидт, их «нельзя сердить».

4.1.5 Упорядочение документации

Вновь и вновь продумайте маленькие формальности. Перед выступлением уточните: тщательно ли упорядоче­ны ключевые слова? Весь ли необходимый материал в Вашем распоряжении? Полезно записывать ключевые слова только с одной стороны страницы: при этом отпа­дает их надоедливое переворачивание. Прочитанные страницы незаметно откладывают в сторону. В целях кон­троля времени мы кладем на кафедру часы. Некоторые ораторы кладут себе записки с надписями: Говорить мед­ленно! Говорить четко! Посматривать на слушателей! Стоять спокойно!

4.2 Оратор и слушатели
4.2.1 Основная установка

«Любая речь подобна осаде души слушателя» (Хри-состомос, около 400 года после рождества Христова).

Любой хороший оратор исходит из принципа, что он — слуга своего слушателя, что он для ближних, а не они для него. Он избегает как высокомерия, так и ложной скромности. Речь свысока всегда вызывает антипатию. Холодное поведение легко создает впечатление, как буд­то оратор «делает свое дело без души»(Ротер).

«Обычно слушатели относятся к оратору даже лучше, чем он заслуживает, и они благодарны и обрадованы уже тем, что говорит хоть сколько-нибудь разумно» (Кассой).

Хороший оратор не поучает, подняв палец. Напротив, он действует как дружески настроенный советчик. Хо­роший оратор должен быть специалистом в своей облас­ти, а не строить из себя специалиста.

То и дело мы убеждаемся в том, что узкий специалист не видит взаимосвязей, а лишь свою специальную об­ласть. Но существенно, что слушатель постигает более обширные взаимосвязи, выходящие за пределы отдель­ных явлений.

Само собой разумеется, оратор уважает своих слуша­телей. Разве не следует быть благодарным людям, если они пришли только затем, чтобы выслушать Вас? Пра­вильное выступление оратора можно лучше всего описать словами: уверенное и вместе с тем скромное, увлеченное и вместе с тем сдержанное.

Быть заносчивым просто глупо. Ничто не раздражает слушателей больше, чем это. (Только в дебатах при слу­чае нужно бить высокомерие его собственным оружием!) Обычно же подходит изречение Вильгельма Буша: «Как мал тот, кого сравнят с его высокомерием».

Вспоминают мудрые слова Монтеня, что даже на са­мых высоких ходулях мы бегаем на своих ногах и даже на самом высоком троне сидим на собственных ягодицах.

В любой речи проявляется индивидуальность орато­ра. Как оратору Вам необходимо внимание и доверие слу­шателей. Слушатель тонко чувствует, стоит ли доклад­чик за его высказываниями целиком и полностью.

♦ Основой любой ответственной речи является чес­тность. Ваша задача — вызвать у слушателя чувст­во симпатии, а речь должна «трогать за живое». Удастся ли это Вам, зависит не только от того, что Вы скажете, но и как Вы выступите, какое впечатление Вы произведете на слушателя.

Пусть Ваш внешний вид (как и настрой) будет све­жими, а Ваше состояние — собранным и напряженным, но ни в коем случае не спазматическим.

Самые хорошие речи не удаются утомленному, уста­лому оратору.

4.2.2 Интонация

Говорят, «музыку создает тон».

Чрезвычайно важно иметь правильную интонацию. Интонация — «кондиционер пространства души». Интона­ция сделает атмосферу теплее или охладит ее, да что там, просто приведет к ледяному окостенению. Холодная или раздраженная интонация вносит в человеческие отноше­ния холод. То же и в зале для выступлений. Настроение падает ниже точки замерзания. Слушатели получают ду­шевное обморожение. Неприятно действует и властный, командный голос. Еще и сегодня встречаются нам отлич­ные ораторы, голоса которых звучат так, как будто они хотят подражать скрипу дверей в замке привидений. Но елейная интонация также принадлежит бородачу давно минувших дней. Мы все время говорим звучным голо­сом; не голосом без выражения — монотонным и безучас­тным. Мы приспосабливаем голос к предмету речи. Есть люди, которые с одинаковой интонацией и поздравля­ют, и выражают соболезнование.

Юмор и ирония зачастую в меньшей степени заклю­чены в произносимых словах, чем в интонации.

♦ Одно и то же содержание речи, даже если формули­ровки одинаковы, звучат совершенно по-разному в за­висимости от того, как произнесен доклад. Одна единственная пауза, один ничтожный акцент сделают речь убедительной или уничтожат ее. Важно вы­явить основные пункты не только в точных формулиров­ках, но и в правильной интонации.

4.2.3 Начало речи

Не начинайте говорить сразу, как только подниме­тесь на трибуну. Вы хорошо сделаете, если обведете всех слушателей дружеским, но уверенным взглядом. Этот прием вкидывания взглядом является первым возмож­ным контактом оратора со слушателями. Вы именно с са­мого начала излучаете тепло. Первое хорошее впечатле­ние, которое слушатели получат, глядя на Вас, часто яв­ляется решающим. Некоторые ораторы начинают речь подчеркнуто тихо, чтобы заставить слушателей быть вни­мательными. В древности учителя ораторского искусст­ва рекомендовали даже произносить первые предложе­ния, как бы колеблясь и с мнимой неуверенностью, что­бы таким способом достичь напряжения и благодаря это­му — сосредоточения.

Важно, чтобы непосредственно перед началом речи у Вас было сильное желание ее произнести и Вами владела радость поделиться со слушателями своими мыслями.

«Самонастрой» перед началом крайне важен. Излу­чение радости, так действующее на слушателей, удается тому, кто в совершенстве овладел темой.

Исследование современной речевой практики в пар­ламенте предпринял в своей диссертации о риторике в бундестаге Юрген Сандов. О речи, произнесенной в бун­дестаге 30.6.1960 года Венером, он сообщает: «Венер на­чинает свое выступление тихим голосом и говорит в мик­рофон, низко склонившись над трибуной. Непринужден­ной манере держать себя соответствует и легкий, прият­ный «разговорный тон» речи.

…При этом он, кажется, даже на время произнесе­ния трех слов не спускает глаз со своей публики — и, в особенности, с представителей оппозиции, к которой он то и дело обращается с помощью слов и языка тело­движений.»

4.2.4 Обращение

Лютер свою знаменитую речь перед рейхстагом горо­да Вормса начал словами: «Пресветлейший могуществен­ный император, светлейшие князья, милостивейшие и милостивые государи!» В фразе одна превосходная сте­пень следует за другой, как требовал этикет того време­ни обращаться верноподданному к людям с титулом.

Около 1800 года членам вюртембергского ландтага предписано было следующее обращение: «Досточтимые, добропорядочные, благородные, преблагосклонные, вы­сокоуважаемые господа!» Сегодня для нас выслушать подобный набор формальной лести было бы невыноси­мо. В последние десятилетия обращение, как и сама речь, стало проще, без прикрас, более деловита.

♦ Обращение — первый шаг к сближению оратора со слушателями.

Контакт между оратором и слушателями устанавли­вается откровенно и дружески, однако, в зависимости от ситуации, с преобладанием доверительности или же с со­блюдением дистанции. В большинстве случаев исполь­зуется нейтральное обращение, принятое во всем мире: «Дамы и господа!» Оно уместно всегда, но все же бесцвет­но. Обращение по возможности учитывает состав слуша­телей: дорогие сослуживцы, уважаемые друзья, дорогие соотечественники, дорогие коллеги». Есть и другие ва­рианты, разнообразящие форму обращения:

«Мои дорогие земляки», — так начинает многие вы­ступления федеральный президент.

Если слушатели неизвестны, то почтительное обра­щение воспринимается как преувеличение. Обращение должно быть почтительным, но не раболепным.

«Высокочтимые присутствующие» — это звучит неес­тественно и неискренне.

Употребляемое главным образом «уважаемые при­сутствующие» достаточно бесцветно. Слушатели всего лишь «присутствующие?» В таких случаях по-моему го­раздо лучше рекомендованное Фридрихом Науманом обращение «уважаемое собрание».

Видных лиц называют сразу (в ранговой последова­тельности), например, «господин министр, господин на­чальник окружного управления, дамы и господа! Если присутствует много уважаемых лиц, которых Вы хотите приветствовать отдельно, то Вы хорошо сделаете, если вкратце запишете список по рангам, чтобы никого не забыть. Если Вы кого-либо забудете, то в большинстве случаев реакция будет однозначно крайне болезненной! Обращение также можно вставить в первое предложение; так сделал, например, Петер Неллен (депутат бундеста­га): «Рискуя Вас удивить, дамы и господа, я должен про­сить Вас…», Обращение не обязательно делается только в начале речи. Его можно вставлять в речь то тут, то там. В особенно выразительных местах оно служит для улуч­шения контакта со слушателями. В ходе доклада обра­щение нужно иногда варьировать.

Замечено, что если отношения со зрителями потеп­лели, то больше не требуется употреблять уж очень дис-танционированное обращение, однако оно должно быть без неуместной близости. Обращение всецело служит поддержанию контакта со слушателями, для этого еще нужны некоторый опыт и своего рода тонкое чутье.

Я хотел бы еще только предостеречь от любых проявле­ний снисходительности. «Мои дорогие молодые друзья!» Часто слышимое, это обращение звучит несколько претен­циозно и высокомерно, «сверху вниз», и с полным основа­нием будет воспринято «дорогими молодыми друзьями» как неудачное. Но оригинальное обращение в большинстве слу­чаев возбуждает благожелательное отношение или даже ве­селье, как это было, когда депутат Канка во время послед­него перед каникулами заседания бундестага приветство­вал своих редко присутствовавших коллег словами: «Высо­кочтимые заднескамеечники из этой палаты, которые еще не собрались и не удрали…»

4.2.5 Взаимодействие оратора со слушателями

Под взаимодействием мы понимаем сенсорное обрат­ное влияние речи на оратора.

Очень метко описывает суть речи Фридрих Науман: «Речь является диалогом, при котором один говорит, а другие, слушая, участвуют в разговоре».

Возможно, это является разновидностью электриза­ции собрания людей.

Не без оснований говорят о «зажигательных» речах. Искра пробегает от оратора к слушателю — и бежит об­ратно. Образуется электрическая цепь в направлении от оратора к слушателю и от слушателя к оратору.

Оратор воспринимает побуждения собрания, но не позволяет сбить себя с толку.

Выразимся иначе: оратора сравнивают со спичкой. Он загорается от трения с поверхностью , под которой мы подразумеваем публику. Если слушатели понимают, что докладчик делает свое дело с душой, они следуют за его мыслями. По поведению слушателей, выражению лиц, положению тел, напряженной тишине чувствуется, вни­мательно ли они слушают оратора.

♦ Выражением сенсорного обратного действия являют­ся аплодисменты.

Аплодисменты ободряют оратора и делают его уверен­ным. Аплодисменты освежают атмосферу, как майский дождь. Аплодисменты окрыляют, как попутный ветер.

Снова и снова мы наблюдаем, что хорошие ораторы не ждут, пока аплодисменты отзвучат полностью. Если на­чинаются овации, они делают паузу, даже в середине предложения, а затем продолжают говорить во время за­ключительной части аплодисментов (причем они часто повторяют последние слова, которые произносились во время аплодисментов).

Так слушатели получают возможность полного выра­жения своего одобрения.

Как только появится повод, они легко настроятся на аплодисменты, потому что для слушателей аплодисменты — это клапан, позволяющий выразить растущее радостное чувство.

Когда Пауль Шмидт переводит речи государственных деятелей, он «способствует тому, чтобы в том или ином месте перевода слушатели аплодировали». Он продолжа­ет: «я часто помогаю себе тем, что в таком месте речи я делаю особенно длинную паузу и про себя восклицаю слу­шателям: «Вы хотите аплодировать!» — и это в большин­стве случаев помогает!» Хотя аплодисменты действуют столь благотворно, нужно остерегаться их переоценивать. Оратор, жаждущий аплодисментов, иной раз безответ­ственно поверхностен. Аплодисменты не всегда мера ка­чества речи или качества слушателей. Это знал также пол­ководец Фокион (402—318 годы до рождества Христова). Во время народного собрания афиняне одарили его ап­лодисментами, он в смущении обратился к другу: «Я ска­зал что-то глупое?» Аплодисменты могут иметь различ­ные причины. Один раз слушатели всего лишь устраива­ют разминку, чтобы оживить затекшие вследствие не­удобного сидения конечности; другой раз они аплодиру­ют, движимые подлинным чувством одобрения, от всего сердца. В третий раз: аплодисменты как жест учтивой лю­безности, подобно тому, что Буш отмечает в следующем четверостишии: Мир учтив и обходителен, И прежде, чем тебя обидят, Пожалуй, каждый легко скажет то, что тебе угодно, Потому что присяги не давал никто.

4.2.6 Сопоставление слушателей

Решающим для успешного публичного выступления является состав слушателей, каким Вы его себе предста­вили при подготовке речи. Ведь Вы должны настроиться на слушателей и благодаря этому не допустить ни недо­оценки их, ни переоценки.

♦ Итак, трудность для оратора состоит прежде все­го в оценке умственной познавательной способности своих слушателей.

Оратор, будучи на ступени, предписанной ему самым слабым из слушателей, все же соблюдает известный уровень»(Христиан Винклер). Если мне как докладчику ясно, слушателю будет не понятно еще долго. Я облег­чаю его путь к результату, зачастую найденный в продол­жительной работе. Я, может быть, неделю мучился, пока готовил доклад, а теперь хочу,чтобы слушатель, все пра­вильно понял и переработал в течение нескольких минут. Я обеспечиваю ему возможность сделать это без особого труда.

Я избегаю любых недоразумений. Есть саркастичес­кое высказывание бывалого докладчика: «Слушатели де­лятся на две группы: в первой те, которые не слушают, а во второй те, которые по большей части понимают не­правильно.» Это, конечно, слишком преувеличено, но в этом есть зерно истины.

♦ Достойным упоминания является следующее: как по­казывает опыт, впечатление от речи порой зависит от одной ничтожной детали.

Единственная оговорка, один неудачный оборот или второстепенный эпитет могут ослабить благоприятное впечатление от речи или уничтожить его совсем.

Возможно, такая речь не была тщательно прослушана в отношении нюансов и проконтролирована.

Всегда легче говорить, обращаясь к однородному (го­могенному) составу слушателей (дилетанты, специалис­ты, студенты, коллеги, люди одинаковой политической ориентации и так далее). Однородному составу слушате­лей сопутствуют однородные представления.

Перед неоднородным (гетерогенным) составом слу­шателей говорить тяжелее.

Нелегко в одно и то же время говорить правильно по

отношению как к специалистам, так и к дилетантам. Слишком велика разница в образовании. Если публика столь различна по составу, нужно кое-что предложить по возможности всем группам. Подумайте также об отдель­ных, особо авторитетных слушателях, о которых Вы зна­ете, что они придут. Что нужно сказать тому и этому? Прямо или косвенно. Уже при подготовке нужно посто­янно видеть себя «внутренне в среде слушателей» (Гера-теволь). Но прежде обратитесь к дилетантам, особенно, если их большинство.

Интеллектуальные деликатесы — удел не каждого. Слишком немногие из ораторов могут перенастраивать себя на различные составы слушателей.

Так, иной оратор, овладев блестящей академической речью, не владеет популярным языком, чтобы легко пе­рестроиться и свободно общаться в любой аудитории.

Например, Бисмарк был блестящим парламентским оратором. Но вряд ли его можно представить перед на­родным собранием. Такой же человек, как Ллойд Джордж, напротив, был «всегда на месте». В парламенте он говорил великолепно и диалектично, перед ученым собранием — научно, перед народом — особенно нагляд­но, остроумно и грубовато. Мы поражаемся искусству того оратора, который нечто новое и достойное внима­ния может сказать даже специалистам в общедоступной 1 форме.

Главное побуждать любопытство слушателей и на­страивать себя на это в речи. Итак, Вы непременно спра­шиваете себя: «Кто сидит передо мной? Как много таких слушателей? Что они ждут от меня? Каковы их представ­ления? Науман указывал на различие в обращении ора­тора со слушателями в зависимости от того, в какой мес­тности он говорит! В направлении на север уменьшается не только внешняя подвижность собрания, но также и скорость языка. Но там важно уменье сказать в немно­гих словах по крайней мере столь же много.»

4.2.7Позиция слушателей

«Настройся на своих слушателей. Подумай о том, что больше привлекает их внимание, что они хотели бы ус­лышать, что вызывает у них приятные воспоминания, и намекни на вещи, которые они знают»(Гамильтон).

Нужно всегда ставить себя в положение слушателя, особенно если речь с выражением мнения. Это решающая предпосылка стать слушателю ближе. Генри Форд так описывал путь успеха: «Понимать точку зрения других и видеть вещи их глазами». Мне как оратору нужно не толь­ко представить слушателя, но также и почувствовать его. Это не всегда просто.

Каковы эти люди, которые меня слушают? Что они думают, что они чувствуют, что они знают, что хотели бы слышать и что я должен им сказать? То, что я расскажу, будет ново для слушателя? Или я ломлюсь в открытую дверь? Много ли на собрании (если оно политического характера) оппонентов? Если мне удастся как следует ответить на подобные вопросы, то речь будет одобрена.

Есть анекдот об одном добропорядочном бюргере, ко­торый однажды захотел почитать умную книгу. И попала в руки ему книга Иммануила Канта «Критика чистого ра­зума». Через три минуты он захлопнул книгу и подумал, качая головой: «Дружище Кант, мне бы твои заботы!» Оратор тоже может оказаться в положении Канта. Все, что говорит оратор, может быть и хорошо и правильно, однако слушателю это не интересно. Слушателю всегда интересны факты и мысли, относительно его самого. Уши слушателей всегда открыты, если Вы объясняете нечто такое, что повлияло на жизнь Вашего собеседника. По­кажите слушателю, где представляется возможность: «tua res agitur!» — тебя это касается! (так говорили древние римляне). Здесь обсуждаются твои дела! Если у Вас то же мнение, что и у слушателей, то Ваша задача — упро­чить именно это мнение; поднять это мнение из области расплывчатых симпатий и представлений до четкого осознания и сделать совершенно точным и понятным. Но если Ваше мнение отличается от предполагаемого мне­ния слушателей, то дело заключается в том, чтобы осто­рожно изменить мнение слушателей. Вы хорошо сделае­те, если не выложите сразу все. Поставьте себя на место Вашего оппонента и тонко представьте Ваши доводы и доказательства Вашего мнения как неопровержимые, не умаляя достоинства Вашего противника. Оратор однов­ременно и педагог. Правда, чем менее заметен педагог, тем лучше.

Хороший оратор зачастую в деталях рассматривает то, о чем многие думают и что чувствуют.

Урс Шварц в биографии Кеннеди констатирует: тон речей Кеннеди «был нов и тем не менее вызывал дове­рие, так как соответствовал лучшим американским тра­дициям. Мысли и чувства он выражал в форме, близкой миллионам людей, которым не дано ни дара, ни возмож­ности выражения».

♦ Опыт учит, что если в речи убедительно приведены доказательства, то им сопутствует настоящий ус­пех, хотя не всех оппонентов удается убедить.

Если эта речь заставит их задуматься, публичное вы­ступление частично достигло цели. Оратор не предается иллюзиям. С помощью логики, какой бы убедительной она ни была, выходят из затруднительного положения далеко не всегда. Познание слушателя зачастую барри­кадируется громадой неконтролируемых чувств и пред­убеждений; слишком укрепилась в людях привычка при­нимать желаемое за действительное. Мы пытаемся вы­являть такие чувства и предубеждения и, если возможно, ликвидировать их. Многие решения проистекают из ир­рационального. И мы, ораторы, не можем обманывать­ся: вновь и вновь воздействуем эмоционально, даже не­смотря на то, что нам самим так трудно быть объективными. Никто не может в полной мере «вылезти из своей кожи». Не каждый внешний успех оратора является так­же и внутренним, непреходящим. Некоторые исполнен­ные глубокого смысла выступления не производят шума и не отличаются внешним блеском. Нельзя считать един­ственным мерилом качества доклада гром аплодисмен­тов, от которых у слушателей заболят руки (смотри так­же в моей книге «Школа дебатов», главы 2.4, 2.5)

4.2.8 О психологии масс

Известно, что в толпе человек ведет себя иначе, чем когда он один. Даже самый отъявленный индивидуалист поддается гипнозу толпы. Когда именно собрание людей становится массой, различно в различных случаях. Гра­ницы подвижны. Но чем больше слушателей, тем рань­ше они становятся массой.

Существуют два принципа, которые определяют по­ведение людей в массе:

• Масса легче реагирует на эмоции.

• У массы ослаблены умственные способности.

У массы нет антенны для тонкой логической работы. Она хочет слышать ясные мнения и сильные суждения.

• Чем больше слушателей, тем в большей степени уп­рощаются контуры, делаются повторы, говорят по­пулярнее, обращаясь к коллективному чувству.

Человек в массе легковерен (Башвивд), склонен к обезличиванию. Не вполне понятным образом уменьша­ется его способность к критике.

В массе способность человека к различению ограни­чена. Он склонен к черно-белым краскам. Вперед высту­пает инстинктивное и иррациональное. Но совсем мрач­но видит проблему Франц Грильпарцер, когда пишет: «Человек в одиночку сносен, в толпе же он близок к жи­вотному миру».

У оратора, обращающегося к массе, велика вероят­ность стать обманщиком из-за преувеличений и в запале речи упрощений проблемы. Поэтому речь, обращенная к массам, во все времена была ареной для демагогов всех видов. Они использовали массовые формы внушения и, манипулируя неконтролируемыми чувствами толпы, внедряли свою волю в подсознание людей — зачастую с губительными последствиями.

Гитлер, как величайший демагог в мировой истории, использовал массовую психологию в собственных целях. Он пишет в книге «Майн кампф» (Моя борьба): « В мас­совых собраниях мышление выключено. И я использую это состояние; оно обеспечивает моим речам величайшую степень воздействия, и я отправляю всех на собрание, где они становятся массой, хотят они того, или нет.

Интеллектуалы и буржуа так же хороши, как и рабочие. Я перемешиваю народ. Я говорю с ним, как с массой». Об ораторе Гитлере в 20-е годы Карл Чуппиг отзывается сле­дующим образом: «Как говорят в Австрии, «бурчащая» речь. При этом, однако, понятная и слышимая в окрестности с радиусом 60 метров… При этом его риторическое искусст­во, искусство расчленять и создавать, подготавливать «рас­становку точек», очень ничтожно.

Отсутствует и лучшее украшение речи: юмор. Гитлер совсем лишен юмора, он всего лишь патетичен. Эмоци­онального накала он добивается за счет преувеличенно­го пафоса… Риторически слабые, по уровню мышления равные нулю, речи Гитлера в качестве действенного на­чала имеют только его способность передавать порывы чувств».

Оратор, сознающий свою ответственность, также бу­дет настраивать себя на ситуацию речи, обращенной к массе, но он будет существенным образом ограни­чивать себя практическим применением следующих рекомендаций:

• Чем больше количество слушателей, тем проще стиль речи (за исключением докладов перед специ­алистами). • Чем больше количество слушателей, тем нагляднее

и образнее следует говорить.

В массе каждый отдельный человек изменяется — и перед массой зачастую изменяется оратор. Многие вели­кие ораторы в частной жизни были робки и застенчивы. Потом, перед слушателями, их нельзя было узнать. Они говорили свободно и раскованно, увлекательно и убеж­денно. Филлис Хойр (в книге «Я был личным секретарем Черчилля») сообщает, что Черчилль в разговорах один на один немного шепелявил и очень часто заикался, но на ораторской трибуне был в своей тарелке: и шепелявость, и заикание «как рукой снимало».

(Проблему «Реплики в речи» я рассмотрел в «Школе дебатов», глава 3.3)

4.2.9 Документ: Фриц Эрлер об ораторе Фрице Эрлере

7-го января 1965 г. Второе Немецкое телевидение пе­редало интервью с политиком Фрицем Эрлером (умер­шим в 1967 г.). Здесь приведена вступительная часть ди­алога между Гюнтером Гаусом и Фрицем Эрлером.

Она подробно разъясняет, как выдающийся оратор сво­его времени оценивает функции речи. Кроме того, дано представление о практике речи в политической борьбе.

Гауе: Господин Эрлер, Вас считают лучшим оратором из числа тех, кто ведет дебаты в бундестаге. Талантли­вым оратором, что Вы часто доказываете в качестве пред­седателя фракции Социал-демократической партии Гер­мании. Позвольте задать Вам вопрос: для опытного ора­тора Фрица Эрлера — для него воздействие риторики, которого он добивается, является скалькулированным и заранее просчитанным, или же Вы действуете в зависи­мости от реакции Ваших слушателей?

Эрлер: Есть и то, и другое! Ведь по большей части мои речи не записаны: совсем редко по особым поводам я за­читываю подготовленный текст. Особый повод состоит в том, что благодаря такому способу есть уверенность, что пресса действительно передаст именно этот текст. Так что это написано больше для удобства журналистов, чем для спокойствия оратора. Вообще я говорю только по списку ключевых слов. И это исключает возможность точного учета ожидаемой реакции слушателей — будь это в бундес­таге, или на собрании, или в другой аудитории. Но, естес­твенно, из долгого опыта известно, какие пассажи вызо­вут у слушателей особое внимание. И это настолько точ­но, как будто оратору сопутствует своего рода эхо. Артист, как известно, живет аплодисментами, и это справедливо также и для оратора. Только политический оратор должен остерегаться позволить себе из-за одобрения больших массовых собраний увлечься декларациями, которые в чем-то ускользнут от контроля разума.

Гауе: Вы уверены, что такой контроль никогда не от­кажет, что Вы всегда удержите себя в руках, что Вы не сможете из-за реакции публики прийти в возбуждение и потерять контроль?

Эрлер: Я бы сказал, что слово «никогда» не следует произносить никогда.

Просто это уже слишком; такой гарантии никто не сможет дать. Можно лишь стремиться к тому, чтобы всег­да удерживать контроль. Но я знаю, например, что при горячей фехтовальной схватке мнений в бундестаге та или другая реплика меня так возбуждает, что мои ответы на нее не совсем удачны. В большинстве случаев я отвечаю очень быстро. Ответ дается прежде, чем спрашивающий успеет закрыть рот, этим я известен в бундестаге и этого подчас даже опасаются. Но, естественно, при фехтова­нии подобного рода возникают ситуации, когда неожи­данно тот или другой коллега оказывается неумышленно задетым. Тогда наступает сожаление. От подобной реакции никто не застрахован. Но и в этой области долголет­ний опыт учит большей сдержанности.

Гауе: Эта способность быстрой реакции, которую Вы доказали, например, при подаче реплик и промежуточных вопросов, доставляет Вам развлечение?

Эрлер: Я должен сказать, да! Естественно, есть вопро­сы, которые поставлены так, что они перед ответом тре­буют известного размышления. Обычно вспоминают уп­рек доктора Аденауэра, который по этому поводу сказал: «У него», я не знаю, кого он имел здесь в виду, «центр речи расположен слишком близко к мозгу».

Итак, прежде, чем сказать, нужно подумать. Но ведь в большинстве случаев реплики можно рассчитать заранее. Известно, в каком духе отвечают, так что не все неожи­данно. Естественно, есть также реплики, которые для уяс­нения сути требуют произнесения пары бессодержатель­ных слов, дающих время на обдумывание. В бундестаге из­любленный прием в этом случае — повторение обращения «господин президент, уважаемые дамы и господа»; благо­даря этому получают некоторое время на размышление.

Гауе: Господин Эрлер (чтобы употребить обращение), в Социал-демократической партии, заместителем предсе­дателя которой Вы являетесь наряду с Гербертом Венером и при руководстве Вилли Брандта, в СДПГ (Социал-де­мократическая партия Германии) известен Ваш острый ин­теллект, который позволяет Вам анализировать политичес­кие проблемы и прежде всего вопросы внешней политики и обороны. Является ли Ваш ярко выраженный интеллект следствием Ваших пристрастий. Кто Вы, по вашему со­бственному мнению, — скорее спорщик и участник дис­куссий, применяющий аргументы за и против, чем оратор в больших массовых собраниях, где требуется нечто дру­гое, нежели интеллект?

Эрлер: В больших массовых собраниях я привлекаю также и публику, мыслящую глубоко. Но я не думаю, что я являюсь тем, кого можно назвать народным трибуном. В ранней молодости однажды в Берлине мне представи­лась возможность быть ведущим, когда на форуме моло­дежи выступал социал-демократический депутат рейхста­га Тони Сендер. Конечно, то, что я там сказал, было очень существенно и уместно. Но мой друг пришел ко мне и сказал: «Народным оратором тебе не быть!» На том и за­кончили обсуждение. Потом это мнение подтвердилось не совсем, поскольку со временем я вполне мог привлечь и большую аудиторию. Но думаю, это удавалось не с по­мощью бурных эмоций, вдохновения, а больше побуж­дением к совместному размышлению. Если я бываю за границей, я, естественно, выступаю с докладами. Или даже предлагаю в студенческой среде нечто вроде лек­ции, чтобы начать дискуссию. Совершенно очевидно, что это уже другой стиль речи. Но мои мероприятия, если до некоторой степени верить сообщениям прессы и тому эху, которое обычно приходит ко мне в письмах, всегда являются для слушателя некоей информацией, некоей гражданской агитацией, неким требованием. Конечно, при этом мотивом является стремление побудить его к совместному размышлению и к совместному действию. Но приступы воодушевления, по-моему, я до сих пор не вызывал.

Гауе: Вы считаете фактом, что Вы, как Вы сказали сами, не стремились вызвать у слушателей приступ воодушев­ления; Вы считаете этот факт политическим недостатком?

Эрлер: Нет, я считаю его политическим преимуществом. Я нахожу, что в нашей стране было много фигур, вызывав­ших бурю восторга, но при этом терялся контроль над со­бой, а заодно и контроль над объектом восторга. Я нахожу, что лучше своих слушателей воспитывать таким образом, чтобы они сохраняли контроль над собой.

4.3 Общий опыт и размышления
4.3.1 Выступление оратора

«Трибуна является жестоким делом — там человек стоит голым, как во время приема солнечной ванны», пишет Тухольский. Зрители рассматривают внешность оратора очень критически, «под лупой». Неприлично выйти на сцену развязно, с болтающимся галстуком. Геб­бельс специально приходил на собрание на полчаса поз­днее, чтобы поднять напряжение; но я советую не под­ражать ему и в этом отношении. Не следует унижать слушателей.

Общая манера держаться — лучше подтянутая и тем не менее свободная. Не следует рассматривать потолок зала, как будто что-то не в порядке с люстрой. Мы дру­жески окидываем взглядом слушателей и наблюдаем их реакцию. По мимике и позам можно прочитать: сомне­ние, участие, согласие, неодобрение (наморщенный лоб, движения головы!)

Иной оратор все десять минут глотает воду, как это делают во время лечения минеральными водами. Стакан с водой используют только в крайнем случае. Это ошиб­ка считать, что глоток воды одолеет хрипоту.

Хильда Обельс-Юнеман на ораторской трибуне ни­жнесаксонского ландтага глотнула из стакана для воды, выпитого предшествующим оратором, и сказала: «Я хочу установить,что пил предыдущий оратор; возможно вис­ки, потому что некоторые высказывания господина ора­тора, выступавшего передо мной, непонятны». Говорить в помещении с несвежим воздухом крайне трудно. Нель­зя делать доклад в комнате для курения. Оратор не до­лжен сильно курить.

Безразлично, определяем ли мы с древними гуманис­тами курение как «libido potandi nebulas» — «жажда пить дым» или соглашаемся с современными психологами, которые говорят об инфантильном «комплексе сосания»: сильное курение вредит голосу. (Катар курильщика!) Врачи советуют людям, которые много говорят, отказать­ся от курения или хотя бы ограничить его.

4.3.2 Концентрация

Интенсивность речи свидетельствует о напряженном мышлении. Важно, чтобы сохранялась видимость легкой речи. (Но при случае не повредит, если слушатель станет свидетелем поиска оратором лучшей формулировки. Это даже вносит момент напряжения, не обязательно связан­ный со смущением.

«Докучливые мысли — как навязчивые комары», так однажды сказал Буш.

Удастся ли избавиться от вредных дополнительных мыслей — это вопрос концентрации на главном. Некото­рых ораторов поток дополнительных мыслей уносит да­леко: в любом пункте своего доклада они ненароком пе­рескакивают с пятого на десятое. Речь распадается на отдельные нити; беспомощный слушатель оказывается в лабиринте.

В этой связи следует указать на значение импровиза­ции. В середине речи как будто с глаз внезапно спадает пелена; появляется внезапная мысль, обретается осознан­ное преставление, и мы формулируем его в порядке им­провизации. Известнейшим примером являются «перу­ны Мирабо» (23 июня 1789 г.), которые способствовали разжиганию Французской революции.

Совсем нередко и в обычной речевой практике в се­редине речи вдруг на ум приходит неожиданное решение проблемы. Дамашке пишет: «Отдельные трудности, ко­торые мучают при подготовке и кажутся не поддающи­мися полному преодолению, часто молниеносно прояс­няются и решаются сами собой во время доклада. Слово, которое произносят, оказывает то же самое действие не только «вовне», но и «внутри». Если во время речи от­крываются ворота новых знаний и появляются верени­цы новых мыслей, то для оратора это самое счастливое событие.

Можно вновь и вновь вставлять мысли, которые не пре­дусмотрены в конспекте, но которые нужно держать в запасе во время речи; однако импровизации нельзя буй­но разрастаться в докладе. У некоторых импровизирую­щих ораторов мысли появляются только так, но в речи отсутствует связность. Все идет вперемешку, без разбо­ра. Один насмешник сказал: «Господин X говорит сегод­ня на тему: «Что мне придет на ум».» Итак, правило гла­сит: важные новые возникающие мысли вставлять в речь, а второстепенные дополнительные соображения безжа­лостно исключать. Иначе речь наверняка будет слишком длинной.

Профессор Бей пишет о риторике при проведении конгрессов: «Чистейшее captatio benevolentiae (обеспече­ние благосклонности) является для любого оратора тра­той истекающего времени речи. Противоположностью является бестактность в отношении всех участников, и прежде всего в отношении следующего оратора. Ход за­седания в опасности из-за одного человека, который не знает меры.» И он продолжает: «Всегда имеет смысл ис­пользовать секундомер, секрет не велик.»

4.3.3 Речевое мышление вместо чтения текста

Тот, кто рабски привязан к рукописи, может стать хо­рошим лектором, но никогда не будет хорошим орато­ром. Слушатели ждут речи с размышлением, а не чтения текста, даже если оратор спотыкается при построении предложений или строение слов у него грамматически не­правильно (Хайнц Кюн).

Свободное владение речью означает владение рече­вым мышлением. Доклад — это не пересказ сочинения

на известную тему. Во время речи мы пробегаем глазами ближайшие ключевые слова, но не смотрим в конспект постоянно, как прикованные. Даже в случае самой де­тальной разработки доклада мы должны действовать, как при импровизации.

Не следует объявлять оратором того, кто поступает как более или менее хороший чтец текста. «Нужно ви­деть лица слушателей, когда мнимый оратор поднимает­ся на трибуну и кладет на кафедру тяжелый манускрипт. Можно быть уверенным, что публика не слушает речь, а со скукой следит, как медленно изменяется отношение прочитанных листов манускрипта к еще непрочитанным» (Довифат).

У слушателей антипатия к читаемому тексту речи. По­этому Тухольский иронически рекомендует: «Лучше все­го, если ты свою речь прочитаешь. Еще больше порадует каждого, если читающий оратор после каждого четвер­того предложения подозрительно посмотрит поверх оч­ков, проверяя, все ли еще тут».

(Президент Германии фон Гинденбург почти всегда читал свои речи с листов. При этом однажды он закон­чил речь так: «Да здравствует наше любимое немецкое отечество, ура-ура». Страница кончилась. Пауза. Пере­ворачивает страницу. Всматривается. А затем провозгла­шает третье «ура», которое стояло на новой странице.

Мы не должны поступать так, как будто слушатель не­грамотен. Слушатель хочет личного контакта с оратором, флюидов доклада, формулируемого в данный момент.

♦ Поэтому правило гласит: мы говорим наполовину свободно.

Карло Шмид пишет о Курте Шумахере, который в те­чение многих лет был председателем Социал-демократи­ческой партии Германии: «Перед ним всегда лежала ру­копись, но я никогда не видел, чтобы он читал текст. Он всегда говорил о написанном, исходя из мысли данного мгновения, но эта мысль всегда была законченной и всег­да была контролируемой; она была так сказать мелодией, отвечающей основному аккорду, который был записан в рукописи».

Это меткое сравнение: «мелодия, отвечающая основ­ному аккорду». Конспект ключевых слов является аккор­дом, словесным выражением мелодии. Всего-навсего прочитанной речью убедить трудно.

Депутат Христианско-социального союза доктор Йегер однажды сказал: «Тот, кто не умеет говорить, так же неуместен в парламенте, как слепой в кино.» Но даже не все опытные политики способны высказать мысли в свободной речи, как, например, того требует регламент бундестага. Люди читают «опасные», очень ответствен­ные места, конечно, лишь для того, чтобы не рисковать, так как одно необдуманное слово может привести к тя­желым последствиям. Оппоненты и толпы лазутчиков-журналистов часто только и подстерегают момент, когда оратор допустит lapsus linguae (ошибку в речи), оговор­ку, чтобы использовать как следует.

В дословном произнесении формулировок нуждают­ся только правительственные заявления, протоколы и го­довые отчеты. Для научных циклов лекций предлагается обдумать следующее:

• Каждая отдельная лекция является лишь звеном в цепи, однако с точки зрения риторики будет по­лезно, если Вы ее отшлифуете индивидуально.

• Даже при дословной отделке речи лучше всего про­износить ее как можно свободнее.

• Полезно время от времени предлагать слушателям четкие обобщения. При известных условиях содер­жание излагают в новом словесном оформлении.

• Особенно важно цитировать дословно; если нужно — медленно, позволяя слушателям записать.

• Хорошо делают, если после каждого большого от­рывка дают студентам возможность задать вопросы и устроить дискуссию. Зачастую к способности восприятия обучающихся предъявляют завышен­ные требования; например, им предлагают слушать лекцию в течение 45 или даже 90 минут — не пред­оставляя возможности задать вопросы и углубить понимание материала. Сегодня форма, придавае­мая лекции, оправдана, если она определяется лич­ными флюидами — признак, которого нет у книг.

Чем свободнее произносится речь, тем лучше. Веро­ятно, те, кто слышал лекцию философа Эрнста Блоха, не смог устоять перед своеобразной колдовской силой его речи. Существенно: слушатели ощущают волнующее ро­ждение его формулировок.

♦ Правилом должна быть свободная речь по ключевым словам.

Оратор работает с конспектом ключевых слов, как ар­тист цирка с сеткой: в крайнем случае не произойдет ни­чего страшного. Если речь большая, даже опытным ора­торам опасно отказываться от ключевых слов. И лучшая память иногда капризна, как примадонна. Иногда сви­детельства самой хорошей памяти отвергаются, подобно показаниям родственников перед судом. То же, что для актера — суфлер, для оратора — ключевое слово. Суфлер помогает только в случае необходимости, то же подска­зывает и ключевое слово. Но суфлер не поможет плохо подготовленному актеру; в одном критическом отзыве о драматическом спектакле читаем: «Вчера вечером суф­лер прочитал нам новую пьесу. К сожалению, пару раз его перебили персонажи, которые находились на сцене…» В речевом мышлении можно упражняться. По сути про­цесс заключается в следующем: еще не произнеся до кон­ца последнее предложение, читают следующее ключевое слово. Это быстрое чтение с заблаговременной фиксацией нужного слова, при котором зрительный контакт со слу­шателями прерывается лишь на очень короткое время.

Кратковременная память воспринимает информацию, которая формируется в виде предложений, пока взгляд опять направлен на слушателей. Хотя доклад должен из­лагаться ровно, все же ему противопоказано холодное со­вершенство. Как часто мы ощущаем тот холодный навык, с которым произносятся речи. Слушатели должны почув­ствовать целиком и полностью, что стоит за словами.

Оратор оберегает своих слушателей от риторических завитушек, громких фраз, пустословия, избитых оборо­тов. Его речь должна быть четкой и ясной. Многие орато­ры крайне осторожны в своих формулировках. Их предложения, как каучук. Они высказываются слишком «растяжимо». Они не делают четкой констатации, а охотно ос­тавляют лазейки. Разнообразные «если» и «но», «можно бы» и «хотелось бы», «может быть» и «в известной мере» легко ведут к риторической эквилибристике. По этому поводу Буш едко высказался: «Очень многие трудности улетучиваются благодаря милому словечку «может быть».

4.3.4 Обмолвка

Никто не может избежать обмолвок полностью. Из-за мелких грамматических неправильностей не стоит вносить поправок. Обмолвки случаются даже у лучших ораторов.

Вот Вы оговорились: «Берлин и Гамбург насчитывает вместе свыше четырех миллионов жителей.» Дамашке по праву считает: «Разумные слушатели сказали бы орато­ру: да мы верим: ты знаешь, что два подлежащих требуют множественного числа. А если ты этого не знаешь, то нам это тоже безразлично: нам нужно от тебя не граммати­ческих навыков, а мыслей! Дальше!» В этом случае спра­ведливо высказывание специалиста по эстетике Вишера: «И бородавочки не очень важны, коль у речи щечки крас­ны». И если Вы допустили существенную ошибку, и зри­тели смеются, то лучший рецепт: смейтесь вместе с ними.

По большей части обмолвки — результат недостаточ­ной сосредоточенности на деле: когда начинают болтать механически.

Один молодой актер в конце сентиментальной пьесы должен броситься на сцену и, приняв величественную позу, сказать: «Этим кинжалом я освобожу тебя!» Но он заучил этот текст «до потери сознания» и в волнении про­изнес новую версию: «Этим кинжалом я заколю тебя!» Подобное искажение допустил вице-президент бундеста­га Томас Делер (май 1962 г.). Громким смехом отреагиро­вал Боннский парламент на обмолвку: «Я заседаю завер­шение» (вместо «я завершаю заседание» — прим. перев.). На партийном мероприятии в Виттене председательству­ющий хотел в приветствии снабдить оратора Густава Хей-немана двойным докторским титулом и от волнения запу­тался: «…Итак, мы приветствуем среди нас доктора Густа­ва Густава Хейнемана». Родилось суперимя: вместо «до­ктор доктор» отныне звучало «Густав Густав». Но обмол­вки могут также иметь глубокие причины; например, может быть так называемая «фрейдовская обмолвка».

Курт Бонди описывает такой случай в своей книге «Введение в психологию» (Франкфурт, 1967, с. 83 и да­лее): «Председатель общества незадолго до начала собра­ния его членов узнал, что кассир присвоил значительные суммы денег. Он открыл собрание словами: «Дамы и гос­пода, к сожалению, я должен сообщить вам, что очень злое дело отсвинячили». Присутствующие лишь удивлен­но взглянули на оратора. Когда позже обратили его вни­мание на слово «отсвинячили», он не мог об этом вспом­нить. По поводу обмолвки мы могли бы хорошо сказать, какой действовал бессознательный механизм. В созна­нии председателя возник конфликт: желание выразить гнев и сказать, что произошло настоящее свинство, сталкивается с противодействием — не употреблять та­кое слово, как «свинство» как слово бранное. Вследст­вие этого конфликта слово «свинство» вытеснено. Вытеснить означает сдвинуть в подсознание. Оратор не может вспомнить об этом слове. По Фрейду (психоана­литик, 1856—1939), вытесненное слово, как содержание сознания, продолжает динамически действовать в под­сознании: оно обладает силой и стремится к освобожде­нию. Такое объяснение дается тому, что председатель ого­ворился в замаскированной, компромиссной, неизвест­ной ему самому форме.

4.3.5 Особые приемы ораторского искусства

Прежде всего назовем цезуру. Существуют предшес­твующая и последующая цезуры. Цезура означает, что после некоторого высказывания дальнейшее произнесе­ние речи задерживается. Оба вида цезур стимулируют напряжение и повышение эмоциональности речи.

«Сделать паузу — означает только разъединить сцеп­ление, а не выключить мотор» (Веллер). Но слово «пау­за», собственно, является неправильным выражением. Пауза мертва и пуста, цезура полна жизни, деятельна.

Последующая цезура является разновидностью сози­дательной паузы после изложения длинной цепочки мыс­лей. Слушателю то и дело дается время для обдумывания сказанного. Смысл паузы также может заключаться в удовлетворении потребности в кратковременной «пере­дышке». Важным словам дается возможность оказать воз­действие. Слушателю нужно время для обдумывания.

Предшествующая цезура представляет своего рода за­держку речи и в особой мере способствует созданию на­пряжения. Многие ораторы присоединяют к готовому предложению слово «и» — далее следует цезура — а уж за­тем приводят новый козырь. Неопытный оратор слиш­ком редко применяет цезуру как средство воздействия, потому что ошибочно думает, что такая остановка раз­рушает связность речи.

Переход. Когда переходят от одной большой части речи к следующей, то хорошо поступают, обращаясь к слушателям с личным замечанием.

(Нужны переходы!) Например, «Возможно, теперь вы спросите, какое значение имеет для нас сегодня это из­менение ситуации. Поэтому я хочу вам сказать мое мне­ние об этом…» Искусство плавного перехода требует большой тщательности и большой тренировки. Хороший переход — связующее звено между комплексами мыслей. Как сварка необходима при изготовлении автомоби­ля, как с помощью клепки соединяются части корпуса судна, так хорошее переходное предложение связывает отдельные части вашей речи в оставляющее приятное впечатление единое целое (Симмонс).

♦ Внезапный переход от веселого тона к серьезному яв­ляется хорошим средством воздействия. Подумайте о том, что в большинстве случаев забав­ные высказывания, которые мы делаем, имеют серьез­ную подоплеку.

Возможности повышения эмоционального накала в ходе доклада предоставляют: предшествующая цезура (смотри «речь с двоеточием»), последующая цезура (поз­воляет оказывать продолженное воздействие высказыва­ния путем подчеркивания смысла с помощью мимики и жестов), повышение темпа в предложении — замедление темпа, повышение громкости, ее снижение.

Некоторое количество материала, который можно ис­пользовать в речи, у оратора всегда должен быть в резер­ве. Иные ораторы обладают способностью показывать, что знают больше, чем могут сказать. Но когда своими знаниями хотят похвастаться, это производит неприят­ное впечатление. Иным трюком является сознательное предъявление к слушателям повышенных требований: «…Вы все знакомы с трактатами Фомы Аквинского по естественному праву» — а в зале нет и трех слушателей, зна­комых с ними. Это нечестно, создавать у многих слуша­телей комплекс неполноценности, чтобы представить себя в надлежащем свете.

4.3.6 Помехи произнесению речи (актерская лихорадка)

«В испуге происходит многое, чего даже и не было» (Буш).

Ридерс Дайджест (январь 1950) дал следующую ми­лую, если не утрированную, формулировку: «Мозг — ве­ликолепная штука. Он начинает работу в момент твоего рождения и не прекращает ее до тех пор, пока ты не под­нимешься, чтобы произнести речь».

Мы всегда называем помехи произнесению речи «ак­терской (стартовой) лихорадкой». Это выражение впер­вые появилось у артистов, потому что эта самая лихорадка начинается при выступлении в свете сценических осве­тительных установок. Помехи произнесению речи явля­ются очень «естественным» делом. Даже у опытного ора­тора, британского министра иностранных дел Антони Идена перед каждым выступлением была стартовая ли­хорадка. Марк Твен сообщает, что во время первого вы­ступления в качестве оратора у него было чувство, что рот набит хлопком. Дизраэли рассказывает о настроении перед первой речью: он предпочел бы скакать в кавале­рийской атаке, чем подняться на трибуну.

Первое публичное выступление Бебеля в 1864 г. было полным провалом. От стыда ему хотелось провалиться сквозь землю.

Причиной стартовой лихорадки в большинстве слу­чаев является недостаток уверенности в себе. Это «опа­сение оказаться несостоятельным и не получить призна­ния большинства», по выражению Веллера. Следствием является психический стресс и нервный срыв. Какие есть средства против стартовой лихорадки?

• Мы готовимся к речи основательно, насколько это возможно.

• Во время пробной речи полностью ставим себя в ситуацию реального случая.

• Мы просим пару хороших друзей сесть впереди в зале. Когда видишь перед собой людей, которым до­веряешь, то чувствуешь себя уверенно.

• Перед началом речи снимаем напряжение. Полез­но позволить себе немного праздности, можно ис­пользовать занятия, действующие как отдых. Не забывайте прогулки. Но есть надо мало! Успокаи­вающе действуют двадцать глубоких вдохов незадо­лго перед началом выступления.

• Непосредственно перед началом речи мы говорим подчеркнуто медленно и спокойно.

Стартовая лихорадка — совершенно нормальная про­межуточная стадия для любого начинающего оратора. Опыт учит, что стартовая лихорадка медленно, но посте­пенно ослабевает по мере увеличения речевой практики.

Стартовая лихорадка проходит, а остается, может быть, у любого оратора, известное напряжение перед про­изнесением речи, и оно безусловно необходимо для жи­вой манеры речи.

А теперь вы следуете всем моим советам — и все же кровь приливает к голове, пульс бешеный. «О, лучше бы мне провалиться сквозь землю». Вы остановились пос­реди Вашего доклада. Ко всему прочему еще и Ваши клю­чевые слова устраивают злую игру в прятки или вдруг больше не желают поддаваться расшифровке. Обычно появляется вымученный стиль речи, даже у Гете во вре­мя знаменитого выступления на открытии горного пред­приятия в Ильменау. Слушателей охватило сочувствие и неловкость. Возможно, некоторые проявляли, как это бывает, откровенное злорадство, особенно если речь по­литическая.

Итак, имеем более или менее драматическую паузу, за которой следует невнятное бормотание. Что нужно делать в действительности? На самом деле ситуация на­много безобиднее, чем представляется, потому что слу­шатели ведь не знают, что собственно Вы хотите сказать. В Вашем распоряжении есть два средства, которые по­могут Вам:

• Повторите другими словами только что сказанное. Благодаря этому ухватите нить последнего высказывания или обобщите весь отрезок речи целиком. В то время, когда Вы это делаете, потерянная мысль обычно приходит, если ранее она была хорошо под­готовлена.

Если запутались, то предложение спокойно обры­вают посередине и говорят, например: «Я хочу вы­сказаться иначе — надеюсь, лучше…»

• Вы переходите к новому разделу. Пропущенный от­резок Вы можете привести позже, со словами: «Впрочем, мне нужно сказать кое-что еще…» или «Здесь мне хотелось бы еще добавить…»

4.3.7 Темп речи

Опыт показывает, что темп речи очень сильно связан со свойствами личности и поэтому зачастую с трудом под­дается регулированию. Некоторые люди говорят быстрее, чем способны думать. «Он заговорил меня до смерти» — могут сказать об импульсивном знакомом, словоизвер­жение которого напоминает извержение лавы.

Являющийся на протяжении многих лет президентом бременского сената Ганс Кошник в общем хороший, дей­ственный оратор, однако говорит слишком торопливо. Один остряк однажды сказал, что, например, слово «ка-зармафедеральнойпограничнойохраны» он мог бы про­изнести в три слога.

Депутат Герман Шмитт-Вокенхаузен («ГШВ») «пре­взошел» в бундестаге 60-х годов даже быстроговорящих Штрауса и Йегера; он произносил 320 слогов в минуту и приводил стенографисток в ужас. Когда он посетил съезд стенографистов в Карлсруэ, он сказал: «Собственно, я хочу лишь убедиться в том, что сегодня еще могут писать так быстро, как я говорю.»

Многие ораторы, особенно начинающие, как прави­ло, говорят слишком быстро.

♦ Мы не произносим речь всегда с одной и той же ско­ростью. Мы меняем темп.

Важные мысли нужно произносить медленнее и более убедительно. Но также справедливы слова: variatio delec-tat — изменение радует и оживляет.

Основной темп речи сообразуют с имеющимся пово­дом и содержанием речи. В случае торжественной речи он медленнее и размереннее, чем в случае воинственной речи. Далее следует подумать вот о чем: чем больше по­мещение, тем медленнее нужно говорить, чтобы речь «не замирала». Мы говорим плавно, не ставим себе целью «отбубнить» нашу речь в рекордное время. Хоро­шо подвешенный язык — еще не мера настоящего искус­ства речи.

В старину Маттиас Клаудиус написал своему сыну Йоханнесу: «Там, где слова слетают слишком легко и плавно, будь настороже, потому что лошадь, везущая те­лежку с грузом, идет медленным шагом.» Можно взять на вооружение также наглядный и образный способ, ко­торый дал Спэрджен в лекции своим кандидатам в про­поведники. (В скобках курсивом названы риторические средства, которые применил Спэрджен): «Слишком мед­ленная речь ужасна и может совсем расшатать нервы пол­ных жизни слушателей. Ибо кто может выслушать орато­ра, ползущего со скоростью два километра в час? {Образ­ное сравнение, риторический вопрос) Сегодня слово и

8 X. Леммерман

завтра будет одно (преувеличение) — да это поджаривание на медленном огне (сравнение), которое может быть от­радой только для мученика (шутка). Но слишком быст­рая речь, гонка, неистовство, буйство (метафорическое повышение) также непростительны (противопоставление предыдущему). Невозможно ни на кого произвести впе­чатление (утверждение), разве только что, может быть, на слабоумных, так как (следует обоснование) вместо упо­рядоченного войска слов (образ) к нам является толпа черни (образное противопоставление), и смысл полностью тонет в море звуков (образ).

4.3.8 Громкость речи .